– С этим у нас жесткие правила, но каждый из вас может обзавестись новой семьей, попав к нам в Пирамиду, но никто не имеет право флиртовать с чужими женами – это расценивается как преступление!
– Я не понял, какая новая семья?! Меня и старая устраивает. – Голубев почувствовал, что звереет.
– Да, а из вашей ленты памяти этого не видно! Если, конечно, постоянные любовницы – означают крепкую семью… – Хотя и было сказанное чистой правдой, Голубев не смог совладать с быстротой своей реакции и бросился на Еву с кулаками, еле успел Филиппенко загородить девушку своей могучей спиной.
– Спасибо, а то он бы меня убил, – Ева оставалась внешне спокойной, но в глазах ее засверкали злые искорки.
– Похоже, агрессивные файлы в вашем мозгу имеют тенденцию возрождаться!
– Я, знаете, дальше никуда не пойду! – Голубев сложил на груди руки и всем своим видом выражал решимость. – Я хочу видеть «Хозяина», мне надоели ваши женские заморочки. Почему мы имеем дело только с бабой! Кто, в конце концов, хозяин этого заведения? Чего вы хотите от нас? – резко отчеканивал он.
– Я уже объясняла, что я обыкновенный инструктор, и это моя работа – охранять зону от инородного вторжения и обеспечивать ассимиляцию вновь прибывшим.
– А если прибывшие не хотят ассимилироваться? – на этот раз Голубев был настроен решительно. Он смотрел на нее так, что было понятно, еще секунда, и он не выдержит. Ева достала из кармана электрошокер.
– Хотят! Если хотят жить! – Ева не сомневалась, что они, такие же как все.
– Хорошо! Проведите меня к вашему Хозяину, я хочу с ним поговорить!
– Вы даже не представляете, о чем просите! Я не имею права даже просить его об этом, я имею право только исполнять приказ!
– Согласитесь, странно, в двадцать первом веке, в мирное время, на территории нашей любимой родины, в лесу на нас нападает тетка в нижнем белье и затаскивает в какой-то подземный бункер, где проводят опыты над людьми? Нам предлагают быть счастливыми, обзавестись новой семьей, что, согласитесь, совершенно безответственно по отношению к взрослым людям. – Голубев чувствовал, что больше ему терять нечего, бойцы, мгновенно уловив его движение, стали окружать Еву могучим кольцом, ожидая команды. Ева ничего не предпринимала, видимо ожидая от них дальнейших действий.
– К сожалению, не мы позвали вас в гости, вам хотелось знать слишком много, и вы готовы были на все ради карьеры. Чем же вы недовольны теперь. Знайте, что из всех секретных объектов, существующих на земле, вы попали в самый секретный.
На этих словах Ева нажала кнопку своих часов и где-то вдалеке завыла сирена. Голубев мгновенно вывернул ей руку, а Рахманов легким профессиональным захватом сжал Еве горло и зажал рот. Голубев выхватил у нее пистолет и приставил к виску:
– Отмени сирену, живо, или я разнесу тебе башку!
– Угу-гу, – сдавленно промычала Ева. Но в этот момент комнату заполнил едкий дым. Филиппенко рванулся к двери, но она мгновенно заблокировалась железной сеткой. Через минуту в комнату вбежали охранники в противогазах, их было четверо, но двое из них стремглав полетели на пол. Лоу научил бойцов задерживать дыхание до пяти минут, но сражаться со слезящимися глазами, без воздуха, оказалось сложно, но тем не менее с одного охранника Филиппенко сорвал противогаз, другого Рахманов повалил на пол и обезоружил, двух других взял на себя Голубев. Мозг распирало от отсутствия кислорода, но он нанес пару мощных ударов. Двое были разоружены, трое вместе с Евой валялись на полу. Голубев медленно, как в рапиде, бросился к выходу. Еще секунда, и он вдохнет кислород, слезы мешали глазам открыться, горло жгло и горело, кислый вкус разъедал губы, давление разрывало мозг на части. Голубев рванулся в коридор из последних сил и, вдыхая едкий дым, почувствовал, что умирает.
Но он не умер, он очнулся от удара током. Этот удар, казалось, сжег все тело изнутри и выжег мозг. Голубев стиснул зубы, но между ними оказался толстый резиновый жгут, значит, лечат электрошоком, другого названия этой пытки он не знал, видел со стороны, но никогда не пробовал ее на себе. Тело подпрыгивало на кровати от невыносимой боли, и голова взрывалась от бешеного разряда. Казалось, сердце вот-вот выскочит, а от мозгов не останется ничего, кроме склизкой жижицы. Значит, он станет идиотом. Перед тем как полностью потерять связь с самим собой, Голубев поклялся, что никогда больше не попадет живым им в руки.
* * *
Однако, несмотря на электрошок и предчувствие смерти, живыми очнулись все на кроватях в своей комнате 607. Голубев и не поверил, что живой, даже не понял, кого благодарить. После таких ударов не каждый воскресает, видимо такая уж сила местной медицины – хотят, разбирают на винтики, хотят, оживляют. Не так-то просто убить человека, особенно такого, как он, с гордостью отметил Голубев. Голова тяжелая, как раскаленный шар, и тело ноет каждой клеткой, как мяч после игры в футбол, но все мозги вроде были на месте. Взгляд упал на кровать рядом – Никитенков. Он уже очухался и наблюдал за Голубевым, который, с трудом разомкнув пересохшие губы, тихо прошептал.
– Ну и куда же ты, часовой хренов, с поста ушел? – и просиял. – Не стерли ведь память! Сохранили живое! Ну, слава богу!
Обрадовавшись, Виталик бросился к нему со стаканом воды. Голубев выпил залпом, но невыносимая жажда не проходила. Виталик присел рядом с ним на кровати.
– Не козел же я последний с поста уходить, Сергей Викторович! – чуть заикаясь, ответил Никитенков.
– Ты-то можешь рассказать, что произошло? Мы тебя обыскались! – Голубев расспрашивал Витальку и сам не мог нарадоваться тому, что все помнит!
– Я никуда не уходил, товарищ майор! А где мы все находимся?
– Тише ты! Просто говори, Сергей Викторович! В навороченном элитном остроге с ванной, кроватями и личной гейшей! Так что же ты, никуда не уходил, только тебя на месте не было!
– Из лесу вышло нечто: девка такая, на лыжах, куртка расстегнута, а под ней ничего, даже лифчика нет! Жуть такая – по морозу!
– Странно, к нам она в лифчике выходила… – внес поправку Голубев.
– Я сначала замешкался, а когда увидел, что в ее руках ружье и дуло на меня направлено, я в воздух пару раз стрельнул, а потом все вырубилось, ничего не помню.
– А что до этого было, помнишь? И почему это ты вдруг стал заикаться?
Виталька удивленно взглянул на Голубева:
– А раньше я не заикался? Странно, я все помню, что до девки было! Потом спал, а потом только комната эта и вы бегаете. Я в коридор ломился, но дверь закрыта, а что это за место, где мы, Сергей Викторович?
– Я и сам бы хотел это понять, Виталик! А как опыты над тобой ставили, неужели не помнишь? Как память твою просматривали?
Никитенков напряженно сморщил лоб и зашевелил губами, будто решал в уме множественное уравнение. Голубев отстал от него, встал с кровати и подошел к ребятам: Рахманов и Филиппенко валялись в глубоком забытьи, но все были живы, как и он. Сергей поплелся к окну и отдернул шторы, там был все тот же яркий солнечный день. Невероятно, откуда здесь лето и солнце? Иллюзион, такой же иллюзион, как и в кинотеатре. Яркое лето с клумбами и фонтанами, это такая же навязанная реальность. Почему их не убили, не стерли память, почему? Значит, они нужны были этим невидимым, раз даже такие агрессивные действия не вынудили их принять крайние меры. Но почему? Кто же все-таки стоит за всем этим, кто управляет структурой, которая ни в одних документах, ни на одной карте не значится? Голубева мучил этот вопрос, сводила с ума неизвестность. И к чему такая роскошь? Могли бы на голый пол кинуть, избить, на хлеб и на воду посадить. Если это тюрьма, то почему как гостиница, а если гостиница, то почему – тюрьма? Хотят, чтобы расслабились, потеряли злость, бдительность. Скорее всего, их держат здесь как подопытных кроликов, но для чего? Всю информацию из их головы изъяли и решили оставить, приберечь для себя. Ну, правильно, хорошо обученные бойцы – находка для любой мафии. Сколько прошло времени с момента электрошока? День-два, Голубев вытащил из кармана мобильный, в нем могли работать часы, но табло не горело, если батарейка разрядилась, то наверняка прошло не менее двух суток. Их уже давно хватились, ищут всюду. Как же он хотел, чтобы операция была секретной, чтобы с легкостью положить на стол начальству маленький сюрприз, почувствовать себя героем, примером для подражания. И жена, Людка, уже наверняка с ума сходит, уже всех на уши поставила и душу из Птоломея вытрясла. А что Птоломей? Как он может догадаться, что его нажим вызвал такой горячий отклик в сердце Голубева. Ну что же, так всегда бывает: поищут их, поищут, да и запишут без вести пропавшими. Скорее всего, так и будет, но все его существо такому раскладу противилось, он твердо принял решение выбираться из этой западни, пусть это и стоит ему жизни. Вдруг откуда-то сверху раздался мощный гудок, как вой сирены.
