16. Преподобный на коньках
Утром шел дождь. Хэмфри помог Джун с уборкой. Лили ничего не сказала, увидев незнакомого парня, только кивнула и протянула ему швабру. Уолтер улыбнулся:
— Значит, вот по кому она сохла, — и засмеялся в ответ на гримасу Джун. Они вымыли первые четыре номера на втором этаже, и когда Джун вышла из ванной с мусорной корзиной в руках, Хэмфри уже взялся за ручку двери Пятого номера. Тусклый серый свет из окна в конце коридора падал на его вытянутую шею, на бледное застывшее лицо.
— Стой! — прошипела Джун. Хэмфри обернулся. — Она просила не заходить к ней в комнату! Она всё делает сама.
— Мне показалось, там кто-то есть. Кто-то разговаривает.
Джун замотала головой.
— Никого там нет. Она каждый день ходит в Шарлотт-сквер, сидит там и кормит голубей.
— Так ведь сегодня дождь.
— Пошли, — потянула его за руку Джун. — Давай сходим куда-нибудь.
Они пошли в Национальную портретную галерею на Ройял Майл. Внутри был сплошной мрамор, золото, бархат, короли и королевы смотрели на Хэмфри и Джун из узорных рам, как скучающие горожане из окон. Жестокие, приветливые, невозмутимые лица были до того выразительны, что Джун стало как-то неловко смотреть на них. Она чувствовала себя воровкой, которая пробралась в заброшенный дом и внезапно застала хозяев — болтают, пьют, смеются, танцуют как ни в чем не бывало.
Хэмфри потянул ее за руку. Они сели перед картиной Ребёрна «Преподобный Роберт Уокер катается на коньках по озеру Даддистон».
— Это моя любимая картина, — сказал Хэмфри.
Преподобный Уокер, весь в черном, как ворон, катил по серому озерному льду. Нос и щеки порозовели от мороза.
— Я знаю, почему тебе так понравился этот Уокер, — сказала Джун. — У него такой вид, будто он летает.
— У него такой вид, будто он счастлив, — вздохнул Хэмфри. — Ты помнишь своего отца?
— Нет. Я о нем думаю, когда смотрю в зеркало. Мы ни разу не виделись. Мама говорит… а ты своего помнишь?
— Я про него выдумывал кучу всяких небылиц, — сказал Хэмфри. — Из-за того, что у меня такое имя — я думал, он американец, может быть, даже гангстер. В детстве я всем говорил, что он из Мафии, как Аль Капоне. Тетя Минни считает, что я не так уж далек от истины.
— Понятно, — сказала Джун. — Давай выберем тут себе по отцу. Чур, у меня будет преподобный Роберт Уокер. Он на нашего Уолтера похож. А ты кого хочешь?
Они пошли дальше по галерее. Джун предлагала то одного, то другого потенциального родителя, но Хэмфри отклонял все кандидатуры.
— Только не этот. Не хочу сэра Вальтера Скотта, — сказал он, когда Джун остановилась перед портретом. — Хватит с меня тетушки, которая пишет исторические романы. И потом, мы с ним совершенно не похожи.
Джун заглянула в следующий зал.
— Ну что, придется тебе оставаться безотцовщиной. Тут только угрюмые старые пеньки. Ни одного приличного папашки на всю компанию.
Хэмфри стоял перед огромной картиной с женщиной и лебедем. Лебедь выгнулся дугой, распростер крылья над лежащей навзничь красавицей — он был размером с самого Хэмфри.
— Эй, — поинтересовалась Джун, — нарисованные птицы тоже тебя беспокоят?
— Нет, — сказал Хэмфри, не отрывая взгляд от картины. — И вообще все это чепуха. Пошли, Джун.
17. Благвеллхаус
Лето шло, ночи стали длиннее и темнее. По выходным Хэмфри приезжал на поезде из Льючарса. Как-то раз в начале августа они устроили вечерний пикник на высоком холме, Троне Короля Артура. Далеко внизу лежал Эдинбург, похожий на скелет сидящего гиганта — мантия из ровной зеленой травы, замок-корона.
По холму деловито вышагивали вороны, что-то ища в траве, но Хэмфри не обращал на них внимания.
— Тайни сказал, в следующие выходные у меня будет первый самостоятельный полет. Если погода не подкачает.
— Вот бы посмотреть на тебя, — вздохнула Джун. — Но Лили меня убьет, если я уеду. Перед Фестивалем искусств тут начинается сумасшедший дом.
Все номера и завтраки были уже расписаны. Даже в чердачную комнату дочери Лили поселила пару туристов из Страсбурга. Джун спала в кухне на раскладушке.
— Ничего, — сказал Хэмфри. — Я, наверное, даже больше бы нервничал, если бы ты смотрела. Приеду на восьмичасовом, встретимся с тобой на станции Уэверли. Отпразднуем, сходим куда-нибудь.
Джун кивнула и, дрожа, прильнула к нему.
— Замерзла? Возьми мой свитер. У меня для тебя еще кое-что есть, — он вытащил из рюкзака плоский прямоугольный сверток и вместе со свитером протянул ей.
— Книга, — сказала Джун. — Твоя тетя написала? — она надорвала бумажную обертку, и ветер тут же выхватил ее из рук. Книга оказалась детская, на обложке картинка — человек с горящими волосами на фоне золотого солнца. «Д'Олэр. Легенды и мифы Древней Греции».
Хэмфри смотрел куда-то в сторону.
— Прочитай и скажи, что ты о ней думаешь.
Джун полистала книгу.
— Что ж, по крайней мере, тут есть картинки.
В сумерках было слишком темно, чтобы разобрать текст. Город внизу и бегущая по склону тропка стали фиолетово-серыми; казалось, холм сейчас поплывет куда-то по дымчатой темноте. Вороны ходили вокруг, как ожившие черные кляксы, ветер с глухими вздохами теребил траву и кончики птичьих крыльев. Джун еще плотнее завернулась в свитер.
— Что мы будем делать в конце лета? — Хэмфри развернул ее руку ладонью вверх и стал рассматривать, будто ища ответ. — Обычно я уезжаю на пару недель к тете Прюн. У нее клиника рядом с Лондоном, называется Благвеллхаус. Для алкоголиков и богачей в депрессии. Я там садовникам помогаю.
— А, — отозвалась Джун.
— Только в этом году я туда не хочу. Лучше побыть с тобой, может быть, съездить в Грецию. Мой отец там живет… приезжает время от времени. Я хочу посмотреть на него, хоть один раз в жизни. Ты бы со мной поехала?
— Вот почему ты принес эту книгу, — Джун нахмурилась и покачала томик в руках. — Тут же нет путеводителя, Хэмфри.
— Зато есть семейная хроника, — сказал он. Вороны глухо заклохтали. — Ты когда-нибудь мечтала научиться летать, ну, то есть с крыльями?
— Я даже на самолете ни разу не летала, — пожала плечами Джун.
И Хэмфри рассказал ей удивительные вещи.
18. Роуз Этернель: почему я пишу
Наверняка вы спросите: что богиня любви делает в Сент-Эндрюсе, пописывая бульварные романы? Приспосабливается. Одни устраиваются получше, другие, естественно, похуже. Прюн завела частную клинику с патентованной системой похудания «Гранат Плюс». У Ди есть пекарня. Минни живет практически затворницей — составляет кроссворды, придумывает узоры для вязания, переписывается с видными специалистами по античности. Нашего Пола сто лет уже никто не видел. Он не выносит современной музыки. Живет где-то в Кенсингтоне у симпатичного глухого парня.
