— Не просто мысли, сэр, у языка появляется интенция, то есть намерение что-то создать. И создать это что-то язык хочет через людей.
Люди в зале вытянули шеи.
— Это было одно из самых удивительных открытий нашего проекта: в процессе использования языка сформировавшиеся унифицированные значения слов начинают влиять на формирование мыслей в головах у самих говорящих людей. Взгляните сюда!
Девин снова нажал на кнопку пульта:
— В то, что показано на этой простой диаграмме, сначала сложно поверить, но результаты исследований убеждают: речевые послания, которыми люди обмениваются сегодня, почти полностью заполнены обезличенным смыслом, ничьим мироощущением — как мы называли его здесь, «мыслью языка». В процессе активного говорения человек все в большей степени самою свою уникальность, свою судьбу начинает строить так, чтобы она соответствовала не логике идеального кода мироздания, но логике интенции некого другого кода — кода-языка. Постепенно унифицированные мысли языка зомбируют людей, эти мысли начинают возобладать у них над ощущением своей собственной уникальной судьбы, формируют у них превратное представление об их месте в мироздании.
Девин, склонив голову, посмотрел на зал.
— В результате исследований, мы пришли к выводу, что имеем Дело с неким альтернативным кодом, чья искусственно созданная, не отражающая ничьего мироощущения воля, диктует людям выбор в жизненных ситуациях. Под воздействием этого "Радиоактивного облучения" код, существующий в мироздании для строительства идеальной Вселенной и заключенный в каждом моменте нашей жизни, оказывается не разгадан, его подменяет смысл, заключенный в единицах другого кода, искуственно созданного кода-языка. Последний начинает через людей выстраивать извращенную, уродливую версию конечного состояния Вселенной.
Девин сделал паузу.
— Что вы на это скажете?
Аудитория молчала. Было сказано слишком много за слишком короткое время. Самуэль посмотрел по сторонам: на большинстве лиц читалось сомнение.
— Что ты думаешь? — нагнулся он к уху Дипака.
— Интересно, — шепотом ответил ему Дипак, — но это одна из тех теорий, которые на практике так же сложно доказать, как и опровергнуть.
Самуэль хотел было сказать что-то еще, но тут с последнего ряда раздался голос прыщавого Раймонда, смешного гика
[9]
, — он был, кажется, из Швейцарии:
— Если допустить, что изначальный код мироздания идет от Бога, подразумевается ли тем самым, что человеческий язык происходит от дьявола?
Девин улыбнулся:
— Все же мы говорим здесь о научном проекте. Я уже сказал, что весьма общий характер моих объяснений связан с абсолютной секретностью исследований, и это единственный для меня способ без ссылок на научные разработки рассказать вам о тех принципах, которые делают функциональность Лизы возможной. Вопросы по теме?
— У меня вопрос! — взъерошенный гелем Дерек поднял руку со своего кресла на сцене. — Как мне кажется, наша сегодняшняя встреча довольно убедительно свидетельствует, что какую-то часть уникального смысла, вложенного вами в вашу речь, мы все-таки постигаем, — несмотря на отравляющий все и вся код человеческого языка. А это значит, что язык-код все-таки в какой-то степени работает на наше взаимопонимание.
— Обратите внимание на те слова, которые вы употребили, — улыбнулся Девин, — «все-таки», «в какой-то степени»! Помните, смысл не может быть «немного» мертв.
— Вы хотите сказать, что мы вас сейчас совсем не понимаем — Вы — не знаю, а вот язык сейчас очень хорошо понимав сам себя. Язык формирует послание, озвучивает его, язык же принимает и переводит сам на себя. Язык общается сам с собой, господа!
Снова возникла пауза, в которой озадаченный зад обдумывал сказанное.
У вас язык, как в фильме «Чужие», поселяется в людях, растет, развивается, превращается в монстра — и того и гляди вырвется наружу! — раздался насмешливый голос с галерки.
Вместо ответа Девин только улыбнулся и пожал плечами — «да, это так».
— Нет, но в самом деле, — развел руками Дерек, — что же нам теперь всем делать, перестать говорить?
Девин поднял вверх орлиный профиль и задумался.
— А вы бы смогли? — спросил он, повернувшись к голландцу. — Вот что я вам скажу, — сказал он решительно, — попробуйте. Нет, на самом деле, — он повернулся к залу, — я всем настоятельно рекомендую этот доступный эксперимент. Дайте себе обет молчания на два-три дня, когда позволят обстоятельства, но оставайтесь при этом в обществе людей и понаблюдайте за ними. Уверяю вас, вы будете очень удивлены. Праоснова языка — страх. Выбрав однажды язык, люди выбрали страх в качестве своего отношения к жизни. Когда вы будете молчать, вы будете избавлены от необходимости реагировать на слова других людей, вы не будете обдумывать свои необходимые для общения слова, и потому будете в большой степени сами избавлены от страха. Понаблюдайте в этом состоянии добровольного обета молчания за говорящими вокруг вас: вы явственно увидите страх за каждым словом говорящих, — какими бы спокойными и разумными слова ни казались им самим. Вы так же явно увидите ту конкретную опасность, который каждый слушающий будет воображать для себя в словах другого и какой опасности будет стараться избегнуть.
— Страшное дело, — пробормотал Дерек, но его неуклюжий каламбур остался неоцененным залом.
Я сознательно не затрагиваю сейчас тему магии языка, — продолжал Девин, — ибо это было бы уже насилием над вашим так уже бесконечным терпением к моим мягким объяснениям. Скажу только, что слова, особенно при определенном порядке Произнесения, действительно в состоянии формировать реальность, вопрос в том, какую именно реальность. Как я сказал унифицированные кодовые системы теряют свойство выражать, уникальную природу вещей, ИХ единицы В конечном итоге Не выражают ничего кроме лишенных наполнения понятий, то есть становятся знаками знаков. Поэтому в конечном итоге язык и начинает работать на создание конечного состояния Вселенной, но не того идеального которое подразумевало для мироздания Слово. В этой новой конечной реальности и существуют обозначаемые человеческим словом объекты.
— Это уже похоже на то, что говорил Платон, — обрадовался с первого ряда тот самый гуру с белыми бакенбардами, кто вспомнил раньше про Дао. — Что у всех наших вещей в материальном мире есть в высшем мире идей идеальные эталоны.
— Да! Но ошибка Платона состояла в том, что он видел эти «эталоны» существующими именно в мире идеальном, то есть принадлежащим конечному идеальному состоянию Вселенной. На самом же деле эти «эталоны» существуют совсем в другом мире, — в мире извращенном, уродливом, — в мире, который стремится своей интенцией построить язык.
