— Можно? — повернулась к Ли-Ваню Геня.
— Не спрашивайте ничего, что касается ваших собственных будущих действий.
Геня кивнула и быстро ввела в окошко текст: «Ты сейчас включена?»
Ответ пришел незамедлительно: «Да» Катарина ахнула и закрыла рот ручкой. Геня вновь прошлась пальцами по клавиатуре: «Где ты?»
«Вопрос не может быть принят. Включен режим Конечного Алгоритма. Задайте вопрос о предполагаемом действии».
Ответы появлялись на экране мгновенно.
«Какие вопросы ты можешь принять? Как с тобой работать?»
«Режим Конечного Алгоритма предполагает использование текстовой строки портала. Наденьте на руку браслет-коммутатор и введите вопрос в строку ввода на компьютере. Вы можете также ввести вопрос в коммутатор. Опишите в вопросе предполагаемое действие, и я отвечу, будет ли это действие способствовать строительству интенции, ведущей вас к счастью».
«Ничего не вводите, — тревожно сказал Ли-Вань, — еще раз: мы не можем задавать вопросы о будущем, пока не поймем, как это делать Правильно.
Все замолчали.
— О'кей, — выдохнула наконец Геня, нехотя отодвигая клавиатуру. — Но не пытайтесь остановить меня, когда я узнаю Правило.
Глава XII
Игры Леонардо
Когда Самуэль с Дипаком приехали, за окном уже смеркалось.
Самуэль был в возбуждении. Он вошел в кабинет и торжествующе положил на кофейный столик перевод рукописи — стопку отпечатанных на компьютере листов.
— Не знаю, как я мог проглядеть, что речь идет о Леонардо и его тетради! — воскликнул он. — Еще три года назад я бредил Леонардо! Столько раз пересматривал его рукописи в книгах, столько раз смотрел на чертежи в музеях… Не могу поверить: Дипак получил в наследство знаменитую Libro W!
— Libro W! — озадаченно переспросила Геня.
— Ну да! В записках секретаря Леонардо, указана работа с таким названием. Второе ее имя — Трактат о Свете и Тени. Но этой рукописи нет среди дошедших до наших дней его произведений. По слухам Libro W видели в Милане в 1861 году, а затем снова там же — уже в 1958. Трактат странным образом несколько раз всплывал в Европе — будоражил мир слухами о себе — и так же внезапно, как появлялся, исчезал. Энтузиасты бросались по его следам, но ничего не находили. Странность, кроме всего прочего, заключается в том, что у Леонардо был другой трактат на ту же тему, хотя известно, что он никогда не писал дважды об одном и том же…
— Так просто было догадаться! — повторил Самуэль слова Катарины. — Ведь смотрите: Леонардо был ученый, учившийся не по книгам, а внимательно наблюдавший мир вокруг себя. И все, что сам узнавал о нем, затем стремился передать людям, минуя посредство языка. Инвертная манера письма — чем только ее не объясняли! И желанием защитить свои открытия от плагиат; и тем, что гусиное перо легче «тащить» по жесткой бумаге справа налево… А Леонардо обманывал язык! Даже в живописи он без конца прятал скрытые смыслы-послания людям. Например, спрятал в одной картине изображение птицы, похожей на коршуна или грифа…
— Взгляните!
Он присел на корточки рядом с Катариной и полистал у нее на коленях книгу с репродукциями. На одной иллюстрации по складкам одежд женских фигур был вычерчен жирный черный контур.
— А теперь смотрите!
Самуэль поднял книгу и повернул ее на бок. Все ахнули. Контур стал силуэтом птицы с огромным хищным клювом
[16]
.
Вернув книгу Катарине, Самуэль встал и прошелся по комнате. Он был не в силах остановиться:
— Еще: Леонардо славился загадками и ребусами, которыми развлекал придворных на балах. На самом деле, как я теперь понимаю, он создавал разные уровни смысла в найденных сочетаниях слов, пряча от языка истину. Леонардо хотел с помощью слов создать некую новую, обратную словам, интенцию, — перепутав слова, обмануть язык. Придворные думали, что он сочиняет изящные шутки, и Леонардо был для вельмож занятным собеседником, двусмысленно и загадочно шутящим, — не более того. А он экспериментировал! Некоторые исследователи даже утверждают, что именно в памяти его играх с языком Мона Лиза зовется в Италии Джокондой — женщиной-шутницей.
— Ой, смотрите! — ахнула Катарина.
Книга о Леонардо, которую она продолжала листать, была раскрыта на странице с репродукцией Моны Лизы.
Все посмотрели на портрет.
— Поразительно! — воскликнул Самуэль, отводя от глаз кудри. — Я все время знал, что эта машина кого-то напоминала мне…
— И имя!.. — в изумлении прошептала Геня.
Самуэль сел за компьютер.
— Постойте, постойте, — дайте мне только еще одну секунду, мне пришла в голову мысль, — он пощелкал пальцами по клавишам. — У Леонардо, — в эйфории продолжил он, — был ряд загадок, он называл их profecie — пророчества-загадки. Они, как правило, имели какую-нибудь очень простую, вполне земную отгадку, которая никак не вязалась с их серьезным или зловещим тоном. «Пророчества» его оказывались на поверку смешными; язык оказывался снова обманут. И я подумал…
— Вот слушайте, — не закончив фразу, он принялся читать с экрана: — «Те, кто будут ходить по спинам свирепых зверей». Звучит таинственно и жутко, — а имелись в виду всего лишь люди, которые наденут кожаную обувь. А вот еще одна: «Те, кто будут при помощи звезд двигаться в пространстве быстрее всех живых существ». Это были всадники, погоняющие коней шпорами.
— А вот его ребусы, — продолжил он, открывая все новые страницы. — Слова, изображенные рисунками. Смотрите, caмого себя он рисовал в виде горящего льва — от сочетания слов leone (лев) и ordere (гореть). Еще были его занятия геральдикой и знаменитые аллегории, где не просто слова с двойным смыслом или похожим звучанием, а целые философские концепции он уже не описывал, а обрисовывал? Поглядите.
Он открыл еще одну страницу, увеличил рисунок на компьютере и отодвинулся от экрана, чтобы все могли видеть: На пожелтевшем листке были изображено единое человеческое тело с двумя головами.
Одна из голов принадлежала молодому юноше, другая — старику. Внизу была подпись на итальянском.
— Что здесь написано? — спросила Геня Катарину.
Та приблизила лицо к экрану.
— Здесь внизу перевод: «Удовольствие и Боль живут в одном теле. Если ты хочешь получить удовольствие, знай, что вместе ним придут страдание и раскаяние».
