— Ваша честь, уверяю вас!..
— Я сказал: не будем задаваться этим вопросом. Слово «тайное» означает: скрытое, секретное, нелегальное. Но, как я понимаю, вы почерпнули эту информацию из справочника «Кто есть кто?».
— Да, ваша честь.
— Замечу попутно, что я не мог состоять в обществе одновременно с Йоханном С. Б. Смитом, поскольку он старше меня на пятьдесят лет. Итак, ваше расследование показало, что мы с упомянутым лицом были членами этого общества. Членами каких еще обществ мы с ним были?
— Истцы не задавались этим вопросом, ваша честь.
— А зря. Вы могли бы найти еще с полдюжины организаций и обществ, в которых мы с ним состояли. Красный Крест, например. Или Коммерческая палата. Я уже не говорю о скаутах. Возможно, что и с вами мы имеем ту же связь. Вы, насколько я помню, Благоговейный Хранитель? Я тоже. Хотите сказать что-нибудь по этому поводу?
— Нет, ваша честь. Я снимаю свое замечание.
— Десятиминутный перерыв!
— К порядку! Адвокат истцов, у вас было время подумать.
— Истцы просят изъять из протокола замечание, касающееся студенческих ассоциаций, и прения по этому поводу.
— Не принимается. Никаких изъятий из протокола производиться не будет. Теперь я хотел бы узнать, на каком основании я должен дисквалифицировать себя?
— Ваша честь, когда я поднимал этот вопрос, он казался мне важным, но теперь…
— Я просто прошу вас изложить свою систему взглядов. У вас ведь была какая-то теория, не так ли?
— Ваша честь, если вы настаиваете… мне казалось, что вскрывшийся факт предполагает определенное пристрастие… я прошу не принимать это за неуважение к суду…
— Пристрастие к кому? К истцам — потому что с их дедом мы состояли в одном студенческом союзе?
— О нет, ваша честь, — пристрастие к мисс… э-э… к противной стороне.
— Интересная мысль! Значит, делая свое замечание, вы исходили из предположения, что Йоханн С. Б. Смит и эта юная леди — одно и то же лицо?
— Боже мой, Джейк! Он затолкал ему в пасть его собственный хвост!
— Да. Мы натянули их по самые уши.
— Нет, ваша честь, мы вовсе не исходим из этого — напротив, именно это предположение мы и подвергаем сомнению!
— Адвокат, я вас не понимаю. Давайте уж: или — или. Или эта юная леди не Йоханн С. Б. Смит, как это и утверждали первоначально истцы, — или она не состояла со мной в одном студенческом союзе. По вашим выкладкам получается, что она — Йоханн Себастьян Бах Смит. Вы продолжаете настаивать на этом?
— Нет, ваша честь. Боюсь, что я первоначально запутался в своих логических построениях. Прошу у суда снисхождения.
— Ничего, бывает. Человеку свойственно ошибаться. Вы все сказали? Продолжим допрос свидетелей.
— Да, ваша честь.
— Но, доктор Бойл, вы точно знаете, что взяли мозг из этого тела — этого трупа — и пересадили его в тело вот этой женщины?
— Слушайте, что за идиотство? Мне нужно будет все ответы повторять по два раза?
— Ваша честь, истцы считают, что вопрос во время перекрестного допроса может дублировать вопросы противной стороны. Мы просим содействия суда.
— Свидетель, вы обязаны отвечать, как положено.
— Нет, судья. Это не уголовный процесс, и я здесь нахожусь по своей доброй воле. Тем более я не гражданин вашей страны. В настоящее время я гражданин Китая, и Госдеп обещал моему правительству, что я буду пользоваться иммунитетом во время пребывания в ваших джунглях. Хотите взглянуть на мой паспорт?
— Спасибо, не надо. Все это я знаю. Знаю также, что вы не хотели ехать, поскольку это отнимало у вас драгоценное время. Поэтому суд просит вас дать ответы, полные, подробные и по существу — в деле, в котором вы являетесь практически единственным заслуживающим полного доверия свидетелем.
— Ну, если так… Когда со мной по-доброму, я тоже… Ладно, начнем от первого звоночка. С год назад на меня вышел этот старый мудозвон… простите, сорвалось, хотел сказать: мошенник… мистер Джейкоб Сэлэмэн, вон он сидит, — и предложил мне сделать то, что «Воскресные какашки» окрестили «пересадкой мозга». Я согласился. После всех дел — подробностей я не знаю — я сделал операцию. Переместил мозг и кое-какую периферию из одного человеческого черепа в другой. Мозг оставался живым на протяжении операции и после — пока я оставался при пациенте. Значит, дальше: мозг был взят у очень старого человека, мужчины. Тело донора — молодое, здоровое, женское. Что еще? Да все, пожалуй. Разве что добавить, что мужчина был в очень плохой форме, его жизнь поддерживалась искусственно. Женщина была в еще худшей форме — мертва. Травма черепа и мозга, несовместимая с жизнью. Жизнедеятельность внутренних органов поддерживалась инструментально. Сегодня я осмотрел выставленный тут на всеобщее обозрение кусок маринованного мяса. Да, операцию производил я, это несомненно, моя методика уникальна и пока еще никем не воспроизведена. Да и вообще — хирург всегда узнает свою руку. Таким образом, методом исключения я прихожу к выводу: этот труп принадлежал тому самому старику, над которым я… которого я оперировал. Определить же личность юной дамы, в тело которой мозг был пересажен, труднее. Я видел ее один раз, давно, на операционном столе, забинтованную и мертвую. Не думаю, что кто-либо вообще мог бы узнать человека после такого свидания. Швы на кожу накладывал ассистент, пластику черепной коробки производили стандартной тефлоновой пластиной. Конечно, определенные метки остались, но они на черепе, значит, чтобы до них добраться, опознаваемую даму нужно оскальпировать, а она вряд ли на это согласится. Не так ли, дорогая?
—Да, доктор.
—Свидетель, вы узнаете ее?
—Да, судья. Но под присягой подтвердить не смогу.
—Ваша честь, истцы так и не уяснили положения дела…
—По-моему, все яснее ясного. Доктор Бойл без колебаний опознал тело, из которого изъял мозг, но заявляет, что идентифицировать женское со стопроцентной уверенностью не может. Итак, перерыв до завтра…
—Судья!
—Да, доктор?
— Вы можете заседать тут хоть до нового потопа, но я улетаю завтра двенадцатичасовым рейсом. Мои исследования не терпят отлагательств… и вы не поверите, на что соглашаются приговоренные к смертной казни! Так что в вашем распоряжении я только сегодня.
— Н-ну, что ж… надо подумать. У сторон есть еще свидетели? Доктор, вы можете сесть.
— Нет, ваша честь, у истцов свидетелей нет.
— У нас тоже, ваша честь.
— Мистер Сэлэмэн, вы будете подводить итог допроса?
— Факты говорят сами за себя, ваша честь.
— Истцы?
— Ваша честь, неужели вы намерены закончить разбирательство сегодня?
— Я еще не решил. Мы торчим тут уже черт знает сколько дней, погрязли в мелочах… Давайте подметем сор и разойдемся по домам. Обе стороны отказались от выставления дополнительных свидетелей, претензий и доводов. Итак, я намерен объявить перерыв и, если новых доводов не будет предъявлено, вынести решение. Особо подчеркиваю, что на длительные отсрочки суд не пойдет, эта тактика нам надоела до смерти. Не говорю уже о манерах и языке некоторых присутствующих — лишь природная мягкость не позволяет мне привлечь их к ответу за неуважение к суду. Так, что у вас, адвокат?
