—Просто у тебя доброе сердце. Скрепи его — хотя бы на этот раз. Ты ведь не все читала, правда?
—Я выдала себя?
—Только для меня. Я слышала много ее писем, я знаю, как они звучат… После первого же я поняла, что Джо их слышать полностью нельзя — он слишком расстраивается. Поэтому слушала я, а потом пересказывала ему. Память у меня хорошая, я даже в театре немного играла и роли запоминала сразу! И я запоминала, а потом пересказывала ему так, чтобы его поберечь. Я решила, что и ты сообразишь сделать то же самое… так и вышло, но я сократила бы еще.
—Гиги, как так могло получиться, что Джо, такой чудесный, такой талантливый, — вырос в такой семье?
—Кто может знать? Почему мы вообще такие, какие есть? Так получается, и все. Впрочем, Джо — не в мать. Абсолютно не похож.
—Может быть, в отца?
—Наверное — если знать, кто его отец. Но даже его мать вряд ли скажет… Впрочем, кое-что пошло ему на пользу. Угадаешь?
—Пас.
—Джо не пьет. Ни капли! Даже пиво. Не прикасается к наркотикам. Я когда к нему пришла, думала сначала, что он тронутый. Слегка. А потом я стала жить с ним — и вдруг оказалось, что и мне не хочется пить.
—А раньше пила?
—Не так, чтобы по-черному…
—А что ты вообще делала?
—Много чего. Была моделью, была шлюхой. С детьми сидела… Официанткой была в стрип-баре. В голом виде выпивку подавала… только меня уволили, когда нашли грамотную девушку. Дискриминация, правда? Джоан, а вот ты сказала, что всю жизнь раздавала деньги?..
—Ну, не всю жизнь… До Второй мировой я была не слишком богата. Но жадиной не была никогда. Могла отдать последний никель…
—Никель?
—Пятицентовик. Их чеканили из никелевого сплава. Были серебряные монеты, и я застала еще золотые. Во время «Великой депрессии» я была в полном прогаре с полгода, и люди помогали мне — а потом я помогала другим… иногда — тем, которые помогли мне. Постепенно денег у меня стало столько, что выгоднее оказывалось раздать их, чем тратить или вкладывать — такое смешное было налоговое законодательство.
—А я вот никогда не платила налогов.
—Так тебе только кажется. Ты начала их платить с момента рождения. Легче победить смерть, чем налоги. Поверь моему богатому опыту.
—Да, тебе видней. Не стану спорить. И сколько денег ты раздала?
—До Второй мировой — несколько тысяч. После — несколько миллионов.
—Долларов?!
—Не пугайся, кудряшка. С какой-то суммы деньги перестают быть деньгами. Это просто цифры на бумаге, магнитные поля в компьютере…
—Я не пугаюсь. Просто не могу себе представить столько денег. Могу — сто, могу — тысячу… Но миллион… что-то нереальное. Такого не бывает.
—Ну да. Я же говорю: это уже не деньги. То есть от них не получаешь удовольствия. Они делают только другие деньги, и все. Как игра в шахматы. И я от нее устала… Слушай, кудряшка: за продукты ты мне не позволяешь заплатить. А миллион бы приняла?
—Ах… нет! Это страшно.
—С ума сойти! Откуда берутся такие мудрые девушки? Хоть Диогена зови.
—Кого?
—В Греции был такой философ. Ходил днем с фонарем и искал человека. Не мог найти…
—А я нашла. Джо.
—О, да…
—Десять минут! — скомандовал Джо.
—Отдых, — пояснила Гиги.
—Но мы же и так отдыхали.
— Разомнись. Будет долгий день. Хочешь кофе? А ты, Джо?
—Да.
— Джо, можно посмотреть?
— Нет. В обед.
— Значит, у него получается… Джоан, а правда, что у богатых не бывает друзей?
— Почти правда… Понимаешь, Гиги, богатый человек может иметь друзей — если они не интересуются его деньгами. Как вы с Джо. Но это такая безумная редкость… а ведь надо еще завоевать его дружбу, надо преодолеть свою подозрительность — у богатых она обострена, а это ведь чувствуется… Короче, замкнутый круг. Так что ты почти права.
— Джоан, мы твои друзья!
— Ох, я так надеюсь… — Джоан серьезно посмотрела на Гиги и ее мужа. — Когда мы сидели в круге, я почувствовала вашу любовь… Но вам будет трудно… преодолеть… вы будете думать о Юнис…
— Ну, Джо! Скажи ей! Объясни!
— Гиги права, — ласково сказал Джо. — Юнис умерла. Она хотела, чтобы ты получила то, что получила. Я нутром понял — когда мы сидели в круге.
Босс, может, мне выйти и побродить вокруг? Девушки любят, чтобы по ним страдали — но не в таких же дозах!
Юнис, все, что мы с тобой можем, — это не огорчать его.
Это само собой. Но, если он нас еще раз поцелует — у меня будет огромный соблазн сознаться ему, что я здесь.
Омм мани пхадме хум.
Омм мани пхадме хум… и насрать на тебя и на Диогена в придачу. Поехали домой — и позвоним Роберто.
Ша! У нас еще немало дел…
Есть, сержант! Эта Гиги — не хуже Винни, да?
— Но не все так страшно! — засмеялась Джоан. — Друзья у меня есть: вы двое; врач, который выходил меня, не думая о моих деньгах; медсестра, на которой он скоро женится и которая мне ближе, чем сестра; четверо телохранителей… но они — странно — относятся ко мне скорее как к ребенку, чем как к подруге или работодателю… И один, только один, оставшийся еще с тех времен друг… друг еще Йоханна Смита, богатого, влиятельного и ненавидимого почти всеми.
—Юнис любила его, — мягко сказал Джо.
—Да, Джо. И бог знает почему. Наверное, любовь просто переполняла ее, и она изливала ее на всех, кто оказывался рядом. Попадись ей заблудившийся котенок, Юнис полюбила бы его — а так ей приходилось любить меня…
Ты не совсем прав, босс…
Нежное сердечко!
—Ты его знаешь, Джо. Это Джейк Сэлэмэн.
—Это человек, — кивнул Джо.
—Ты же встречался с ним?
—Близко. Хорошая аура.
—Джо, это тот, о котором ты мне говорил? Адвокат? — спросила Гиги.
—Ну. Джейк, да. На трон, живо.
—Идем, Джоан, а то он нас побьет…
На троне Джо зачем-то слегка изменил их позы, и Гиги тихонько присвистнула:
—Теперь уже точно до вечера… Не шевелись, не чихай, не дыши глубоко…
—И говорить нельзя?
—Сколько угодно.
—А ты сама знала Джейка?
—Нет, только видела несколько раз. Я тогда была лишь приходящей моделью…
Что-то она мнется… да и Джейк не упоминал о своих встречах с Джо здесь — дела-то он улаживал в Филадельфии…
