— Даррел. Нас вместе забрали. Он мой друг. Его пырнули ножом в метро на станции «Пауэлл-стрит». Мы и на улице торчали потому, что ловили машину отвезти его в больницу.
— Тогда я уверена, что у него все хорошо, — сказала Топорная Стрижка.
Мой желудок сжался в комок, и меня чуть не стошнило.
— Вы что, не знаете? Разве Даррел не здесь? Тогда где же?
— Вот чего я не собираюсь с тобой обсуждать, так это кого мы держим здесь, а кого нет. Не твоего ума дело. Подумай лучше, как будешь вести себя в дальнейшем, Маркус. Ты на своем опыте убедился, что не стоит испытывать наше терпение. Ощутил, так сказать, собственной шкурой последствия невыполнения установленных нами правил. У тебя ведь уже наметились положительные сдвиги, ты был почти на пути к освобождению! Если хочешь твердо ступить на верную дорожку, продолжай отвечать на все мои вопросы!
Я не стал возражать.
— Урок не пропал для тебя даром, и это хорошо. А теперь расскажи, как войти в твой электронный почтовый ящик.
Я был готов к этому заранее и выложил ей все: адрес сервера, логин, пароль. Не жалко. Я все равно не хранил в ящике никакой почты, потому что каждую минуту мой домашний компьютер проверял его, скачивал на свой диск поступившую информацию и стирал ее из памяти сервера. Дээнбисты ничего не найдут по моему электронному адресу — вся почта уже перекочевала ко мне домой.
Меня отвели обратно в камеру, но перед этим пустили в душ и вместо моих загаженных джинсов выдали чистые тюремные штаны оранжевого цвета. Они были мне велики, и мотня висела между ног, как у братка из банды мексиканских гопников у нас в Мишн-дистрикте. Вот откуда у них мода на широкие штаны с обвисшим задом — из тюряги! Только шкандыбать в таких штанах не ради понта, а по необходимости не очень-то прикольно, поверьте!
Так прошел еще один день в тюремной камере. Ее шершавые стены были сделаны из бетона, залитого поверх стальной арматуры. Сквозь зеленую краску проступали рыжеватые полосы ржавчины, разъедающей арматуру на морской сырости. Где-то там, за этими стенами, мои родители.
Назавтра за мной опять пришли.
— Уже целый день знакомимся с твоей почтой, — сообщила мне дама с топорной стрижкой. — Только пришлось изменить пароль, чтобы твой домашний компьютер не мог ее изымать.
Конечно, они изменили пароль! На их месте я сделал бы то же самое.
— Теперь у нас достаточно улик, чтобы упрятать тебя за решетку на очень долгий срок, Маркус. Наличие при тебе этих предметов, — Топорная Стрижка указала на отобранные у меня девайсы, — и данные, содержащиеся в твоем телефоне и картах памяти, а также подрывные материалы, которые мы, несомненно, обнаружим при обыске у тебя дома и проверке твоего компьютера, дают основание полагать, что на свободу ты выйдешь уже глубоким стариком. До тебя доходит смысл сказанного мною?
Я не поверил ни единому ее слову. Не найдется такого судьи, который признает состав преступления в моем барахле. Реализовывать право на свободу слова и мастерить — не преступление.
Но кто знает, чего ждать от этих отморозков? Уж во всяком случае, не законного суда.
— Мы знаем, где ты живешь, с кем дружишь, чем занимаешься и о чем думаешь.
И тут я дотумкал. Они собираются отпустить меня! В комнате даже посветлело как будто. Я так обрадовался, что у меня дыхание участилось.
— Нам осталось узнать от тебя только одно: как осуществлялось минирование моста во всех технических подробностях?
Я перестал дышать. В комнате опять потемнело.
— Чего?
— По всей длине моста были заложены десять зарядов. Именно заложены заранее, а не подвезены в последнюю секунду в автомобильных багажниках. Кто и как доставил их на мост и заложил?
— Чего? — тупо повторил я.
— Маркус, это твой последний шанс, — сказала Топорная Стрижка со скорбным выражением на лице. — До сих пор у нас с тобой все шло хорошо. Расскажи, о чем я прошу, и можешь отправляться домой. Наймешь себе адвоката, который будет защищать тебя в ходе судебного разбирательства. Наверняка отыщутся обстоятельства, которые смягчат твою вину и объяснят причины совершенного тобой преступления. Короче, облегчи душу и ты свободен — пока.
— Я не знаю, о чем вы говорите! — Слезы текли по моим щекам, я плакал навзрыд, всхлипывал и подвывал, но не замечал этого. — Я понятия не имею, о чем вы говорите!
Топорная Стрижка укоризненно покачала головой.
— Маркус, прошу тебя, позволь нам помочь тебе. Ты же сам понимаешь, мы с тебя не слезем, пока своего не добьемся. Сколь веревочке ни виться, все равно конец придет.
Тут меня в очередной раз осенило. У них у всех здесь крыша съехала! Я постарался взять себя в руки и перестать распускать сопли.
— Послушайте, уважаемая, все не так, как вы думаете. Я дал вам все пароли, и вы сами смогли убедиться, что я не занимаюсь ничем противозаконным. Я всего лишь ученик средней школы, мне только семнадцать лет, и просто несерьезно приписывать мне…
— Маркус, твое положение серьезное, дальше некуда, неужели ты до сих пор не понял этого? — Топорная Стрижка опять покачала головой. — А ведь, судя по школьным оценкам, ты парень с головой. — Она чуть махнула рукой, будто отгоняя муху, и охранники подняли меня со стула, ухватив под мышки.
Уже в камере я придумал не меньше сотни убедительных аргументов в свою защиту. Французы называют это esprit d'escalier — лестничное остроумие, когда меткие слова и замечания приходят в голову запоздало, уже на лестнице после расставания с собеседниками. Я представлял себе, как, гордо распрямившись, доказываю моим мучителям, что они незаконно держат в неволе истинного патриота своей родины, свободного гражданина, и это делает их изменниками. Я покрывал их позором за то, что они превращают страну в концентрационный лагерь. В своем воображении я блистал красноречием и довел до слез даму с топорной стрижкой.
Однако на следующий день, когда меня опять привели на свидание с ней, все эти громкие слова куда-то улетучились. Я мог думать только о том, что хочу домой, к маме и папе.
— Привет, Маркус! — бодро поздоровалась Топорная Стрижка. — Как настроение?
Перед ней на столе лежали какие-то бумаги, собранные в аккуратную стопку возле неизменного разового стаканчика с кофе из «Старбакса». При виде него я вспомнил, что за этими стенами по-прежнему существует реальный мир, и почувствовал себя немного увереннее.
— Предварительный этап следствия по твоему делу закончен, — объявила Топорная Стрижка и замолчала, выжидающе глядя на меня. Означало ли это, что я могу идти? Или теперь они сбросят меня в бездонную шахту, и концы в воду?
— И что дальше? — не выдержал я.
— Еще раз подчеркиваю, мы с тобой шутить не намерены. Наш регион подвергся самому жестокому нападению за всю свою историю. Сколько еще одиннадцатых сентября должна испытать на себе нация, чтобы заставить таких, как ты, выполнять требования департамента национальной безопасности? Мы ведем наше расследование в условиях полной секретности. Мы приложим все усилия и не остановимся ни перед чем, чтобы злоумышленники, совершившие это гнусное преступление, понесли заслуженное наказание. Тебе понятно?
