— У меня никого нет. Был любовник, но он меня бросил… У меня есть только я сама, — наверное, поэтому я очень собой дорожу. И перестаньте сюсюкать и обращаться со мной как с младенцем. Я уже сказала вам, я не из слабаков. Я столь же нуждаюсь в том, чтобы со мной цацкались, как полк Иностранного Легиона. Не могли бы вы принести мне газету, о которой говорили?
— Я бы предпочел, чтобы вы пока не пытались читать, но если вы настаиваете…
Он удалился. Медсестра принесла ей местную газету на английском.
«В пустыне разбился самолет компании „Хаддан эйрлайнз“. Члены экипажа и девятнадцать пассажиров погибли, в том числе известный нью-йоркский фотограф господин Абдул-Хамид. Двое пассажиров выжили: мисс Стефани Хедрикс, знаменитая топ-модель, и господин Массимо дель Кампо, актер. Авария, вероятно, произошла из-за отказа двигателей».
Это было все. Но самым удивительным была фотография.
На ней были видны обгоревшие обломки «Дакоты».
И никаких следов тела стюардессы. Головы исчезли. Ничего, кроме песка.
Стефани отложила газету.
Она знала, что самолет не загорелся. Они два дня укрывались под его крыльями.
А между тем это был тот же самолет, в том же положении буквы Л, которое ей так хорошо запомнилось, с проломом в боку…
Она отбросила газету и провела рукой по лбу…
А что если… Нет. Нет. Ей это не пригрезилось. Это не было галлюцинациями.
— Приведите сюда Массимо. Сейчас же.
— Господин дель Кампо покинул госпиталь сегодня утром. Он вернулся в гостиницу.
— Плевать мне на это. Приведите его. Еще я хочу видеть консула Соединенных Штатов. Я пережила кошмарные, ужасные, невообразимые часы, и я не позволю, чтобы надо мной еще и посмеялись. Я требую, чтобы сходили за Массимо, чтобы вызвали американского консула или лучше самого посла Хендерсона, а также представителей иностранных информационных…
Ее глаза сверкали, разметавшиеся рыжие пряди падали на лицо; сжав кулаки и размахивая руками, она ходила взад-вперед по небольшой больничной палате, врач и медсестра испуганно провожали ее взглядом.
— Ну конечно, мисс Хедрикс. Мы попросим господина дель Кампо прийти… Успокойтесь, пожалуйста… Я сейчас позвоню ему прямо отсюда…
Доктор взялся за телефон. Сначала «гордость Каррары» (говоря словами его личной рекламы) отказался покидать отель и вылезать в большой мир, но, по-видимому, кому-то удалось его переубедить, и этот кто-то даже потрудился отвезти его на собственной машине в клинику. Сразу было видно, что этот самый кто-то — полицейский, а если нет, то я не рыжая, заключила Стефани.
— Представляю тебе моего друга господина Бакири, — сказал Массимо. — Он со мной очень любезен. Власти тоже. Все просто из кожи вон лезут… У них здесь чудесные портные. Взгляни-ка на этот костюм… Мне его сшили за сутки. Скроен почти как в Риме. Совсем они тут не такие недоразвитые, как говорят. И знаешь, совсем недорого. Я заказал себе полдюжины. Это таиландский шелк. Стоящая вещь.
— Массимо, скажи, пожалуйста, доктору Салтеру, что мы видели в самолете.
Итальянец принял важный вид. Стефани отметила про себя, что он не изменился: по-прежнему выглядит как идиот, когда изображает, что думает.
— А зачем? Я все рассказал журналистам.
Она тотчас пожалела о своем замечании по поводу идиотского вида Массимо. Она чувствовала, что выражение ее собственного лица едва ли лучше.
— Ах так? Ты им все рассказал? Они в курсе?
— Конечно. Я провел пресс-конференцию. Они набросились на меня, как только я вышел из больницы. Народу собралось уйма, некоторые журналисты специально приехали из Триполи, Нью-Дели, даже из Багдада… Я им рассказал, как мне удалось вытащить тебя из загоревшегося самолета, и как я два дня нес тебя на руках через барханы и…
Стефани произнесла несколько очень крепких словечек, затем сжала зубы.
— Давай, давай. Как ты себя ни рекламируй, все равно не станешь звездой. Что конкретно ты им рассказал?
— А что, по-твоему, я мог им рассказать? Я им рассказал все, как было. Этого что, мало? Я им сказал, что произошла поломка, самолет упал, и что все, кроме нас двоих, погибли. Меня выбросило из самолета, но я вернулся, чтобы вызволить тебя, как раз тогда «Дакота» и загорелась, но мне удалось тебя спасти. Еще несколько секунд, и ты бы там осталась навсегда. Я, разумеется, здорово рисковал, ведь баки могли взорваться в любой момент, но, к счастью, они не взорвались, и самолет просто сгорел.
— Сгорел?
— Да. Ты была без сознания. Ты, вероятно, ничего не помнишь.
Стефани пристально смотрела на него. На лице Массимо не было ни тени смущения. Она знала, что он способен на любую ложь, но она также знала, что есть одна вещь, на которую он абсолютно не способен — профессионально играть комедию.
Она почувствовала, как у нее на лбу выступили капельки пота, и серьезно засомневалась в своем рассудке и в своей памяти. Тревога переросла в тошноту, засосало под ложечкой. Но она поостереглась показывать свое замешательство и колебания, выражение ее лица, обрамленного волнами рыжих волос, стало еще суровее и решительнее. У нее в голове всплыло странное воспоминание: она подумала о бойцовых мангустах, которые, даже если их припереть к стене, все равно продолжают сражаться. Она видела много мангустов в Индии. Всякий раз, выходя из гостиницы, она приходила в ярость, потому что показывали смертельный бой между мангустом и коброй.
В Индии есть два рода туристов: те, кто платит, чтобы увидеть бой между мангустом и коброй, и те, кто платит, чтобы помешать такому бою продолжаться или вообще состояться.
Но на сей раз Стефани не только не имела никакого намерения платить, чтобы помешать этой смертельной борьбе, но сама ощущала себя мангустом, которому угрожает кобра, тем более опасная, что та, похоже, находится одновременно повсюду, оставаясь при этом невидимой. Стефани не собиралась сдаваться: вот это уж, по крайней мере, точно. Она собиралась сражаться до конца.
— Дай мне сигарету, дорогой.
Массимо протянул ей пачку «Плейерс» и элегантно щелкнул своей золотой зажигалкой.
Стефани вдохнула дым. Доктор Салтер выглядел огорченным. Полицейский в штатском старался сохранять симпатичный вид и внушать доверие. Для этого в его распоряжении была золотая улыбка, в которой лишь несколько сомнительных зубов, похоже, ждали следующей взятки, которая позволит оплатить работу дантиста.
— Скажи-ка мне, Массимо, ты случайно ничего не забыл? Ладно, тебе заплатили. Это ясно. Я спрашиваю просто для очистки совести, в присутствии этих господ, членов нашей большой семьи, как принято говорить в мафии: рассказывал ли ты им, по крайней мере, в начале, о том, что действительно произошло? Об отрубленных головах, которые пассажиры держали у себя на коленях? О том, что голова Бобо каталась, как мяч? О том, что ни один из пассажиров не погиб в «катастрофе», а что все они были убиты, вернее, обезглавлены до нее? О том, что летчику пустили две пули в спину, и что второй пилот исчез? Я заранее знаю твой ответ, и все же задаю тебе этот вопрос для очистки совести. Потому что меня им не купить.
