Али пожал плечами.
— Я, как вы успели заметить, был окружен предателями. Дараин — человек, начисто лишенный принципов, что означает, что он никогда не служил великому делу… Он изучает соотношение сил и встает на сторону более могущественного. Он руководствуется холодным расчетом, и я не думаю, чтобы он мог сделать ставку на Мандахара… Думаю, он собирал информацию и выжидал…
В портфеле нашлись весьма занятные документы: в частности, контракт на поставку оружия Хаддану, подписанный Сандерсом, а вместе с ним и филиалом «Талликот». В контракте стояла сумма в пятьсот миллионов долларов и перечислялось все заказанное оружие. И, наконец, там были фотографии «зверств», сделанные в самолете и не имевшие отношения к полароиду Стефани. Тот тип из каравана, подумал Руссо.
Стефани заглядывала ему через плечо.
— Мои снимки были не так хороши, но в них было больше… жизни. Можно, я возьму их?
— Нет, — сказал Руссо.
Приемник на животе у мертвого бин-мааруф передавал теперь классическую музыку. Тевза, казалось, приостановила трансляцию новостей.
Стали слетаться первые грифы, и Али Рахман время от времени распугивал их выстрелами.
Руссо еще раз порылся в карманах у Сандерса, разорвал подкладку пиджака, но ничего не нашел. Можно было подумать, что западная тень сэра Давида Мандахара вложила всю свою индивидуальность в подпись под контрактом на поставку оружия. Остальное же теперь было поделено на четыре части, лежавшие на песке: туловище, голова, сигарилла и котелок в ярко выраженном стиле «Сити». Его одежда даже в этих обстоятельствах сохраняла безупречный вид, а туфли блестели так, что, казалось, частица жизни их владельца перешла к ним. Словом, в карманах у него ничего не нашлось, что, возможно, было признаком предусмотрительности души, ожидавшей, что по прибытии ее обыщут. Стефани поделилась этой мыслью с Руссо, который еще раз настоятельно попросил, чтобы она покинула место действия и попыталась немного поспать перед отъездом. Но она и слышать об этом не хотела. Она испытывает, заявила она ему, необыкновенно яркие переживания, и никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Она старательно жевала кат, отчего у нее на щеке появилась шишка, а на лице — крайне довольное выражение.
— Никогда не видела ничего более прекрасного, — твердо заявила она. — Чудесная страна. Думаю купить здесь небольшой дом и каждый год приезжать на один-два месяца, отдохнуть от ужасов жизни в Нью-Йорке, ну вы понимаете…
Среди оползней лавы возникли штук сорок верблюдов, не дождавшихся утренней порции дурро,
[105]
и принялись топтаться вокруг, выражая свой протест негодующим ревом.
Мурад сидел на песке, полностью погрузившись в молитву. Стефани отметила, что его сабля почти не окрасилась в красный цвет.
— Обратите внимание, — произнесла она нейтральным, хотя и немного назидательным тоном — так ее учили говорить, когда она работала гидом в здании ООН в Нью-Йорке, — обратите внимание, что на сабле очень мало крови, с такой силой и быстротой был нанесен удар…
Она хотела было подобрать саблю, но Али Рахман помешал ей.
— Нет, Стефани, прошу вас…
— Да вы представляете, какой эффект произведет мой снимок в «Вог» с этой саблей в руке? В платье от Унгаро… Мне заплатят целое состояние! Эта самая как-там-ее сейчас побивает мой рекорд, она только что подписала контракт на полмиллиона с фирмой «Ревлон»…
Она бредила. По лицу ее струился пот, плечи дрожали…
Али отвел Руссо в сторону.
— Послушайте, мой отец, разумеется, не пил…
— Разумеется, — сказал Руссо. — Но здесь есть все, что нужно… для гостей. Так ведь?
Руссо не решался уйти. Судя по числу верблюдов, в оазисе прятался еще добрый десяток бин-мааруф. Он обратил на это внимание Али.
— Они уже не опасны. Это теперь собаки без хозяина…
Сильное выражение для демократа, который мечтает о швейцарской конституции, подумал Руссо.
— Я сам схожу.
Стефани была занята тем, что крутила ручку приемника на животе все того же бин-мааруф. Должна же быть в этих краях радиостанция, передающая новости на английском, а ей неудержимо хотелось знать, подчинится ли Никсон распоряжению сенатской следственной комиссии и предписанию сдать магнитофонные пленки, на которые президент Соединенных Штатов записал, без ведома своих собеседников, все разговоры, которые он вел с ними в Белом доме… жаль, что она так далеко, когда в Америке происходят такие интересные вещи… Валявшийся под деревом бин-мааруф не сводил с нее своего остекленевшего взгляда.
— Мы так далеко от всего, — брюзжала Стефани. — Мне так интересно, как Никсон из этого выпутается…
Али вернулся с бутылкой шотландского виски, и она сделала глоток. Была, разумеется, еще и икра: они находились в сорока минутах лету от Ирана с его лучшей в мире икрой. Она принялась рассказывать Али о своей поездке в Иран в прошлом году.
— Колыбель цивилизации… Все пошло оттуда. Мы бы не были тем, что мы есть, если бы не Персия. Не знаю, читали ли вы книгу Джона Марриоля об искусстве Сасанидов…
[106]
Она поглощала бутерброды с икрой, облизывая пальцы, и глядела на миниатюрный, трепетавший от горлиц дворец и на грифов, что кружились над головой… Казалось, что бин-мааруф устроили сиесту, развалившись в тени мангового дерева; они напомнили ей знаменитую картину Брейгеля «Спящие», но в более затейливом, персидском варианте…
Ее взгляд вселял страх. Руссо не осмеливался смотреть ей в глаза. Она бредила. Нужен был врач, укол…
Они услышали гул самолета, но серебряная стрела пролетела очень высоко; Али сказал, что это шведский «боинг», везущий скандинавских туристов на Цейлон или в Бомбей.
29
Страж ушел уже два часа назад, и Руссо не понимал, почему Али так важно дождаться людей своего племени. И машины эскорта, и «роллс-ройс» были на ходу, и они могли в любой момент тронуться в путь. Но юный вождь шахиров с несколько смущенным видом, извиняясь, но при этом не давая никаких объяснений, настаивал на том, чтобы отложить отъезд до прихода «своих». Руссо решил, что речь идет о каком-то неведомом ему политическом ритуале.
Первые ряды пальм были редкими, но затем оазис становился все гуще и постепенно превращался в настоящие джунгли, и несмотря на высказывание юного принца о бин-мааруф с их вошедшей в поговорку трусостью — они способны драться лишь целой бандой и подчиняясь хозяину, повторял он, — они отнюдь не были в безопасности на этом обширном, не просматриваемом пространстве. Впервые в жизни Руссо чувствовал себя уязвимым: он боялся за Стефани.
Было уже одиннадцать часов, и тела бин-мааруф начали напоминать о своем присутствии не только внешним видом, когда на склоне западной горы показалось облако пыли. Ничто не могло быть дальше от современности, чем эта кавалькада, которая, казалось, сошла со страниц книги по истории Востока, внезапно открывшейся на давно ушедших веках. На мужчинах были оранжевые тюрбаны, накрученные так туго, что они образовывали настоящие купола. В этих всадниках не было ничего от бедуинов, и даже если не существовало никаких документов, доказывающих афганское происхождение этих людей, которые появились в здешних горах за два века до того, как Магомет поднял свое знамя, то их лица явно носили на себе отпечаток той части Индии, что граничит с Хайбером.
[107]
