— Нет противотанковых установок? Что же ты сделал с теми, которые доверил тебе народ? Пропил их, что ли? Или в карты продул?
— Да что вы такое говорите, отец…
— Сволочь! — завопил вдруг старик сорвавшимся голосом. — Ко мне, товарищи! К стенке его! Расстрелять! Погоди, погоди у меня!
Он подпрыгнул с поразительным проворством, схватил сына за ухо и оттаскал его…
— Ай! — бесстыдно закричал генерал Крыленко. — Отпустите меня!
— Он оставил Рябинниково! — причитал старик. — Пятнадцать лет я там жил, работал и трудился… Нет такой ноги, которой бы я не обул! Наша деревня, без единого выстрела отданная врагу! Что скажет Степка Богородица? А Ватрушкин? А Анна Ивановна? Митька Крыленко отдал врагу родное село! Мой сын!
Встревоженный криками часовой ворвался в комнату с выставленным штыком, убежденный, что его генерала убивают. Он увидел расхристанного и босого старого капрала, с плачем таскавшего за ухо генерала, который — о, ужас! — даже не пытался защищаться. Для часового это было уже слишком. Он протер глаза и вылетел из комнаты с таким видом, будто все бесы восстали из ада и несутся за ним по пятам… В конце концов молодому Крыленко удалось освободить свое измятое ухо и спрятаться за столом.
— Мне дают приказы! — пытался он объясниться. — Нельзя вести войну, как вздумается… И я же сказал вам, у меня нет противотанковых установок!
— Противотанковые установки, противотанковые установки! А штыки что, для собак придуманы?
— Отец!
— Холера тебя побери! — попросту ответил ему старик Крыленко. — Рябинниково, оставленное без единого выстрела, без единого погибшего на его улицах солдата!
Он резко замолчал и встал.
— Ну что ж, я, Савелий Крыленко, сам покажу тебе, как должен драться настоящий гражданин! Я сам пойду в Рябинниково! Я один буду защищать его! Своей грудью! Своими руками! Обойдусь без тебя… Скотина.
Он засучил рукава и торжествующе направился к двери.
— Отец, а чай? — робко промямлил Митька.
Старик Крыленко обернулся и спокойно плюнул себе под ноги.
— Вот тебе твой чай! Не хватало, чтобы меня еще отравили! Человек, способный отдать врагу свою деревню, вполне может отравить собственного отца!
Он вышел, и за дверью еще некоторое время слышался его голос, изрыгавший проклятия. Молодой Крыленко остался один в комнате. Он вынул носовой платок и вытер лоб. «Мне что, все это приснилось?» Он обвел робким взглядом кабинет и вскочил. Посреди комнаты важно возвышалась пара почти новых, до блеска начищенных сапог… «Он ушел босиком!» Он схватил сапоги и бросился на улицу. Галопом, с сапогами в руках, пробежал по снегу сотню метров и окликнул какого-то солдата.
— Вы не видели разгневанного капрала с большими усами и босиком? — строго, скороговоркой спросил он.
Несчастный солдат посмотрел на генерала Крыленко, прославленного генерала Крыленко, который, запыхавшись, стоял перед ним с сапогами в руках, и его рот широко раскрылся, издав слабый вскрик… Но Митьки уже и след простыл. С сапогами в руках он быстро бежал в сторону размахивавшей руками фигуры, что удалялась по снегу вдоль замерзшей реки… Старик прибыл в Рябинниково как раз в тот момент, когда немцы, вошедшие в деревню с противоположной стороны, въехали на рыночную площадь. Крыленко побледнел, взглянул на толстого немецкого майора, высунувшегося из танка, и подошел к нему:
— Именем Союза Советских Социалистических Республик…
— Was? Was?
[72]
— встревожился майор.
— Он поздравляет вас с прибытием, — объяснил лейтенант.
— Ach, с прибытием, gut, gut!
[73]
— обрадовался майор.
Старый сапожник перевел дыхание и плюнул немцу под ноги.
— Именем Союза Советских Социалистических Республик! — повторил он.
— Abfuhren!
[74]
— пролаял майор, побелев от ярости.
Старика отправили в польский лагерь для военнопленных со всеми почестями, приличествующими его званию, иными словами — в вагоне для скота. В Молодечно ему удалось бежать, он шел двое суток, потом потерял сознание, а наутро его разбудил младший Зборовский, подобравший его и выходивший.
Когда в землянку вошел Пех, Крыленко как раз вычесывал вшей.
— Удачной охоты! — пожелал Пех.
— Спасибо.
— Савелий Львович, — робко начал Пех.
Он запнулся.
— А?
— Так, ничего, — вздохнул Пех.
— Что ж, тогда молчи.
Он продолжал старательно рыться в своем тулупе, сидя на груде поленьев.
— Савелий Львович! — снова начал Пех.
— А?
— Не сердитесь…
Крыленко не спеша отложил свой тулуп в сторону и посмотрел на Пеха:
— Послушай, сынок, ежели у тебя есть что сказать, скажи. А когда скажешь, не забудь уйти.
У Пеха нервно заходил кадык, и он начал:
— Ваш сын, Савелий Львович…
— Сволочь! — тут же оборвал его старый украинец.
Но Пеху все же показалось, что в его взгляде мелькнул огонек заинтересованности. Он быстро продолжал:
— Вчера Болек Зборовский слушал новости из Москвы. Ваш сын, Дмитрий Крыленко, получил звание Героя Советского Союза за участие в освобождении Сталинграда.
Лицо старика стало белее его усов.
— Не сердитесь! — быстро сказал Пех.
— Ты уверен? — спросил Крыленко.
— Уверен, Савелий Львович, Болек Зборовский сам слышал, в Вильно…
— Где он?
— На улице… Он сам не осмелился вам сказать, но если вы хотите…
— Приведи его.
Пех выскочил наружу, как заяц, и тотчас вернулся с младшим Зборовским. У последнего вид был очень напуганный.
— Говори! — закричал Крыленко. — Чего ждешь?
— …Герой Советского Союза! — выпалил Болек. — За участие в освобождении Сталинграда.
— Ты уверен?
— Уверен, Савелий Львович! Так и сказали: «генерал Дмитрий Крыленко».
— Да я не об этом спрашиваю, олух! Так и сказали: «освобождение Сталинграда»? Так и сказали: «освобождение»?
— Освобождение, Савелий Львович! И добавили: «генерал Дми…»
— Сволочь! — холодно оборвал его старик Крыленко. — Остальное меня не интересует.
— Как это не интересует? — возмутился в конце концов Пех. — Разрешите удивиться, товарищ! Разрешите мне удивиться!
