Самолет в десять. И мы улетим. Уверен в этом.
– Если нас на пути не встретит Лиходеев. Он не из тех, кто проигрывает. Мне непонятно другое. У нас тьма денег. Почему ты не отдал ему полмиллиона? Гроши по сравнению с безопасностью.
– В этой стране у меня осталось полторы тысячи долларов на мелкие расходы. Все деньги там, в банке.
– Но существует чемодан, черт подери. Если бы ты его отдал, то не погибли бы ни Ефим, ни домработница, и я не подвергся бы испытаниям на выживание.
– Глупец! Кто же знает, как достать этот чемодан? Я только знаю, что Тимур его сдал в одну из камер хранения в Шереметьево. Но у нас нет ни точного места, ни квитанции. Это же…
– Я знаю, где квитанция!
Антон подскочил на стуле.
– И ты молчал?
– Я не знал, где камера хранения и что взамен этой грязной бумажки можно получить полмиллиона долларов.
– Так значит, мы по твоей милости висели на волоске!
– Не путай Божий дар с яичницей. Все началось с твоих грязных идей убить наследника своего друга. Человеческая жизнь для тебя ничто. Главное – деньги.
Ты начал с Катерины Кислицкой и кончил безобидной Элиной Львовной. Вот почему мы на волоске.
– Ты так ничего и не понял…
Антон внезапно замолк. Я перехватил его взгляд и оглянулся.
В дверях с револьвером в руках стояла Татьяна Русанова, о которой я успел забыть.
– Не шевелитесь! Ты не прав, Максим. Смерть не ушла вместе с твоей домработницей. Она еще витает в воздухе. Костлявая еще не насытилась и требует новых жертвоприношений. Пожалуй, мы отдадим ей в объятия главного кровопийцу. Она с особым удовольствием его обласкает в аду.
– Брось оружие, Таня! – жестким приказным тоном произнес Антон.
– Ничтожество. Можешь не гипнотизировать меня своим пристальным взглядом. Ты убил моего отца. Тебе не место на земле.
– Фанатичка! – зарычал адвокат. – Брось эту штуковину и убирайся вон, пока я не разозлился.
В нем чувствовалась уверенность. Мне показалось, что девушка бросит оружие. Он действовал на нее как удав на кролика. Может и на меня он действовал так же. Я же не видел со стороны.
Внезапно Антон вскочил на ноги. Набалдашник остался в его руках, а трость отлетела в сторону. Я увидел длинное узкое лезвие, похожее на шпагу. Так вот где хранилось знаменитое жало, погубившее Катю и нотариуса.
Он двинулся на нее, как лавина, выставив остроконечный сверкающий клинок вперед. Но Гольдбергу удалось сделать только два шага. Один за другим прогремели три выстрела подряд. Все пули угодили Антону в голову. Его отбросило назад, он перелетел через стулья и рухнул тяжелым мешком у подножья лестницы.
Кажется, я лишился своего партнера. Но почему-то не ощущал при этом ни малейшего сожаления. Больше я никогда уже не услышу невероятных историй из своей прошлой жизни.
Я взглянул на Татьяну, и у меня появилось ощущение, что я вообще больше ничего не услышу и не увижу. Ствол револьвера смотрел мне прямо в лицо. Рука твердо держала оружие, а в глазах читалась решимость.
Я продолжал сидеть и ждать. Сколько же можно бегать от смерти? Неравные силы. И эти дурацкие часы, висевшие над моей головой, давно уже умерли.
Недаром, значит, мне в больнице мерещились в бреду часы без стрелок. Я их нашел. Смерть дала мне подсказку. Мол, избегай сломанных часов. Они тебя погубят.
– И что дальше, Татьяна Игоревна? Одного хлопнули, теперь моя очередь настала. Тоже месть?
– Я тебя предупреждала, что расправлюсь с ним. О тебе речь не шла.
Понятно, что я приехала сюда не ради прогулки и тебе в шоферы не нанималась.
Этот боров получил то, что заслужил. Забудь о нем.
Мне почему-то стало безразлично, что произойдет дальше. Все обесцветилось, замерзло и превратилось в пустоту.
– И что дальше? – холодно спросил я.
– Антон собирался убить тебя.
– Зачем? Он не мог воспользоваться банковским счетом без меня. Никто не убивает курицу, несущую золотые яйца.
– И ты веришь в его сказки? Простачок. Выверни его карманы, и ты найдешь в них истину, за которой бессмысленно гонялся все это время.
Вряд ли сейчас Татьяна станет блефовать. Она отомстила за своего отца и может уйти, либо пристрелить меня как свидетеля. Но не делает этого. Что ей нужно?
Я содрал с кушетки покрывало, и набросил его на окровавленную голову бывшего адвоката.
Обшарив карманы трупа, я извлек из них несколько конвертов и бросил их на стол. Таня все еще стояла на пороге возле открытой двери, твердо сжимая револьвер в руке, черный зрачок которого, как пристальный взгляд, следил за моим передвижением.
– Ты так и будешь держать меня на мушке?
– Мне так спокойнее. Когда мы обсудим все детали, и, надеюсь, придем к общему соглашению, я уберу оружие. Но сейчас это преждевременно. Ты слишком непредсказуем.
– Чего же ты от меня хочешь?
– Разбери конверты и прочти бумаги, что в них лежат. Сам все поймешь.
Я подошел к столу и начал раскрывать конверты. В первом лежали два авиабилета до Женевы. В графе имен ничего не указано. Это ни о чем не говорило.
Заполнить их минутное дело. Во втором лежала копия первого завещания. Я его уже видел и ничего нового не узнал. В третьем лежало второе завещание. Последнее. И о нем я уже все знал. Антон мне сознался, что выкрал его из машины, когда я потерял сознание. Из-за этой бумажки погиб Татьянин отец. В последнем конверте лежала именная печать Тимура Аракчеева и гербовый лист бумаги. Я развернул его.
Но ничего не понял.
– Ну? – спросила Татьяна. – Дошло наконец?
– Это свидетельство о смерти Тимура Аракчеева. И что тут странного?
– Что я говорила? Этот прохвост все продумал.
– Он ничего не продумывал. Тим погиб, и свидетельство о смерти дается на каждого умершего. Он сгорел в машине.
– Туда ему и дорога. А теперь прочти графу о причине смерти.
– "Смерть наступила в результате сердечной недостаточности…" Чепуха какая-то.
– Нет, не чепуха. Когда труп доставили в морг, Антон попросил доктора Фаина написать именно этот диагноз. Он мотивировал это тем, что могут пойти нежелательные слухи, и партнеры, а в особенности конкуренты нефтяной компании, могут поднять волну недоверия и потребуют дополнительного расследования.
– Все правильно. Смерть от ожогов могла помешать быстрой продаже компании.
– Мой отец узнал о диагнозе от доктора Фаина и был крайне удивлен. Вспомни первое завещание. Все средства переходят во владения Антона Гольдберга при естественной смерти Тимура Аракчеева. А смерть от ожогов может расцениваться как насильственная смерть. В этом случае, Антон лишается возможности пользоваться капиталом. Доктор Фаин не понимал подвоха. Он выписал справку и заключение с тем диагнозом, о котором его попросил старый друг. Какая разница, какой диагноз. Человека к жизни уже не вернуть.
