Реакция на проводимую им кампанию внушала немалый оптимизм. Денежные вклады текли рекой, вызывая острую зависть противников Духовного перевооружения. После одержанной им в Лас-Вегасе – возможно, самой выдающейся – победы, когда ему удалось доказать реальное присутствие Дьявола так впечатляюще, что зрители впали почти что в исступление, пришлось вызвать пожарных, чтобы освободить зал. Люди обнимали и поздравляли друг друга, плакали от избытка чувств, от восторга. На следующий день один крайне неблагожелательно настроенный местный журналист написал нелепую статью, в которой заявлял, что Князю тьмы не мешало бы вручить преподобному Хорвату специальный приз: «Славный пастор с восхитительным рвением вселяет в людские сердца надежду на то, что они все-таки смогут найти покупателя на товар, сбыть который уже отчаялись: на свою душу». Цинизм при последнем издыхании, – в ответ на его зубовный скрежет и жалкое тявканье миссионер лишь пожал плечами. Но все же был несколько обеспокоен, получив вслед за тем солидную сумму денег «на благие дела» от агентства, представляющего общественные связи генерала Альмайо в Соединенных Штатах.
Американская пресса постоянно осуждала диктатора; его изображали кровавым тираном, достойным соперником Трухильо; хотя чаще всего слухи распространяли политические эмигранты, которые сами были уличены в преступлениях, совершенных во время пребывания у власти, тем не менее проповедник, принимая деньги, испытывал некоторое отвращение; он даже сделал конфиденциальный запрос в Государственный департамент. Оттуда ответили, что представители Альмайо в ООН и в системе Содружества американских государств всегда поддерживали точку зрения Вашингтона и обеспечивали решающее большинство голосов в ходе обсуждения некоторых серьезных вопросов, поставленных на голосование, – в частности, в момент введения войск в Санто-Доминго. Кроме того, христианину не пристало считать человека, будь то даже диктатор, полностью потерянным для Господа и лишенным всякой возможности искупления. Д-р Хорват передал чек Церкви. В любом случае этот неожиданный эпизод, равно как и доследовавшее за ним приглашение, доказывал, что отзвуки его речей докатились туда, где нуждались в них больше всего, и в сердце человека, вне всяких сомнений ужасного, но происходящего из глубоко верующих слоев индейского народа, пробудили какое-то беспокойство, может быть даже угрызения совести. Д-р Хорват принял и приглашение.
По прибытии в аэропорт не было никаких обычных формальностей; миссионера с подчеркнутым уважением проводили к предоставленному в его распоряжение «кадиллаку». Он заметил, что многим из пассажиров – в том числе и кубинскому «супермену» – были оказаны те же почести: их ожидали точно такие же «кадиллаки» с одетыми в военную форму шоферами.
Его попутчик оказался милейшим человеком – очень худой и высокий, с соломенного цвета волосами, бледно-голубыми веселыми глазами, длинной шеей, громадным адамовым яблоком, острыми чертами живого, ироничного лица, в котором было что-то по-лошадиному некрасивое, но дружелюбное и симпатичное; спутник представился: он был датчанином, звали его Агге Ольсен, приехал из Копенгагена. Они немного поговорили об этом красивом и таком чистеньком городе, где д-р Хорват побывал однажды. Проповедник заметил у ног своего соседа довольно большую коробку, весьма странную по своей форме: она напоминала одновременно и скрипичный футляр и гроб; коробка занимала много места, и лучше было бы поместить ее в багажник – так было бы удобнее всем. С ними ехал и молодой кубинец, скромно занявший место рядом с водителем.
Аэропорт находился в добром часе езды от столицы; со всех сторон видны были вулканы – одна из основных достопримечательностей страны, привлекавшая сюда туристов; внезапно д-ра Хорвата охватило какое-то гнетущее чувство, вроде бы даже и дышать стало трудно.
Им овладела странная, непривычная тоска, постепенно переходящая в какое-то поистине паническое чувство. От накатившей на него нервозности – связанной, безусловно, с перепадом высоты и клаустрофобией – он избавился без труда; однако не так просто оказалось поддерживать при этом разговор с любезным датчанином – тот, похоже, не испытывал ни малейшего недомогания; машина ехала более чем на высокой скорости; движения сидевшего за рулем индейца были резкими; общеизвестно, что из этих людей получаются самые опасные в мире водители. Они находились на высоте двух тысяч семисот метров над уровнем моря – его предупреждали, что в подобных случаях следует избегать любых излишних физических усилий; впрочем, величие пейзажа, словно напоминавшего о каком-то чудовищном катаклизме, более чем компенсировало всякие неприятные ощущения. Местность была черной, иссохшей, с бриллиантовыми изломами окаменелой лавы, щетинилась исполинскими кактусами в белых и красных цветах, из которых ему был знаком лишь аризонский двухметровый кактус-свеча.
Насколько хватало глаз, черные конусы вулканов следовали один за другим, располагаясь так симметрично, что зрелище это наводило на мысль о какой-то очень продуманной и точной схеме божественного происхождения; этот пейзаж д-р Хорват знал по фотографиям «Национального географического журнала», постоянным подписчиком которого был; но в реальном, физическом присутствии этих чудовищ – мертвых и в то же время до странного живых, закаменевших в своем черном гневе – так что скалы казались невсегда застывшими последними гримасами ненависти извергшихся недр, – крылась некая геологическая мощь, порождавшая мысли о невесть каком ужасном королевстве, упрятанном во чреве земли. Солнце, опустившееся за вершины гор, заливало небо своеобразным, каким-то ледяным свечением, отталкивающим человеческий взгляд, как какую-нибудь нечисть; д-р Хорват в свое время пролетал над горной цепью Анд, но такой картины катастрофы, словно скованной вечностью в самом своем разгаре, ему никогда еще не доводилось увидеть. Столица много раз подвергалась разрушению вследствие землетрясений и извержений вулканов; во время извержения 1781 года вице-король Санчес Доминго, направлявшийся в Гватемалу, был поглощен лавой почти со всей своей свитой, состоявшей из священников-иезуитов, солдат, комедиантов и карликовшутов; рассказ одного из немногих оставшихся в живых, отца Доменико, доносит до нас сведения о том, что найти удалось лишь тела «девицы Розиты Лопес, комедиантки, ведшей не праведную жизнь, и горбатого карлика Камило Альвареса, в своих остротах не щадившего даже Всевышнего – что ясно доказывает не божественное, а дьявольское происхождение катастрофы». Однако сей славный иезуит почему-то не вдается в размышления о том, какая же сила уберегла его самого. Последнее землетрясение, происшедшее в 1917 году, было менее страшным – уцелела добрая треть населения. Теперь прямо перед собой д-р Хорват видел вулкан, учинивший столько бед, и хотя, по единодушному мнению геологов, он давно потух, миссионер не мог избавиться от мысли о том, что выглядит вулкан далеко не лучшим образом. Его зубчатая заснеженная вершина, казалось, все еще скалится в угрожающей застывшей гримасе; но, безусловно, следовало учитывать, что значительную роль в этом играло воображение. Вулкан с неприятным упорством вновь и вновь появлялся на каждом повороте дороги; за ним была скрыта столица; долина расширялась, почти отвесные склоны по обеим сторонам шоссе постепенно отступали, машина вырвалась на просторное многокилометровое скалистое плато, залитое черной лавой, на котором то тут, то там виднелись хижины того же цвета, построенные все из того же прокаленного камня, окруженные хилым кустарником и плантациями кактусов; из них крестьяне извлекают peyotl – наркотик, ставший для них единственным источником и дохода, и забвения. Асфальтированное шоссе было превосходного качества и в прекрасном состоянии. В «кадиллаке» работал кондиционер. Нагромождение камней на плато наводило на мысль о каком-то невероятном камнепаде прямо с неба. Справа, еще совсем близко, на расстоянии каких-нибудь нескольких сот метров, виднелись склоны вулкана; ощетинившиеся колючками карликовые кактусы, так называемые desgigos, извивались желтыми и зелеными щупальцами, словно шкура, снятая с боков изуродованных скал; д-р Хорват пришел к выводу, что нечасто ему случалось видеть пейзаж менее христианский и что, наверное, все это иссохшее, каменистое и пыльное пространство, на котором солнце выжгло то, что пощадила лава, буквально кишит змеями.
