— Нет, мэм, — сумел выговорить я. — То есть да, он здесь, но он не… Доктор нездоров.
— Может, если ты ему скажешь, что я здесь, он найдет в себе силы сделать исключение.
— Да, мэм, — сказал я и быстро добавил: — Он очень занят, так что…
— О да, он всегда занят, — сказала она с радостным смешком. — Не помню, чтобы когда-нибудь было иначе. Но куда подевались мои манеры? Мы ведь не познакомились. — Она протянула мне руку. Я пожал ее и только потом подумал, что, может быть, она протянула руку для поцелуя. Я был прискорбно невежествен в плане обхождения. Все-таки меня воспитывал Пеллинор Уортроп.
— Меня зовут Мюриэл, — сказала она.
— Я Уильям Джеймс Генри, — произнес я в ответ с неуклюжей формальностью.
— Генри! Так вот ты кто. Я должна была догадаться. Ты сын Джеймса Генри. — Она положила холодную ладонь мне на руку. — Я очень сочувствую твоей утрате, Уилл. А здесь ты оказался потому, что?..
— Доктор взял меня к себе.
— Правда? Как это на него не похоже. Ты уверен, что мы говорим об одном и том же докторе?
Позади меня открылась дверь кабинета, и я услышал голос монстролога:
— Уилл Генри, кто это был…
Я повернулся и увидел на его лице глубокое потрясение, хотя его быстро сменила маска ледяного равнодушия.
— Пеллинор, — мягко произнесла Мюриэл Чанлер.
Доктор обратился ко мне, хотя смотрел по-прежнему на нее:
— Уилл Генри, я думал, что мои распоряжения были недвусмысленными.
— Ты не должен винить Уильяма, — сказала она с игривой ноткой в голосе. — Он пожалел меня, когда я стояла на твоем крыльце, как мокрая кошка. Ты болен? — неожиданно спросила она. — У тебя такой вид, будто у тебя жар.
— Я чувствую себя как нельзя лучше, — ответил доктор. — Мне не на что жаловаться.
— Это больше — или меньше, — чем я могу сказать о себе. Я промокла до костей! Как ты думаешь, могу я рассчитывать на чашку горячего сидра или чая, прежде чем ты меня вышвырнешь за дверь? Я проделала большой путь, чтобы тебя увидеть.
— До Нью-Йорка не так далеко, — ответил Уортроп. — Если только ты не пришла пешком.
— Это надо понимать как «нет»? — спросила она.
— С моей стороны сказать «нет» было бы глупо, верно? Никто не может сказать «нет» Мюриэл Барнс.
— Чанлер, — поправила она его.
— Конечно. Спасибо. Думаю, я помню, кто ты. Уилл Генри, проводи миссис Чанлер, — он словно сплюнул это имя, — в гостиную и поставь чайник. Извините, миссис Чанлер, но сидра у нас нет — не сезон.
Возвращаясь через несколько минут с подносом из кухни, я задержался у двери, потому что за ней слышался яростный спор. Доктор говорил надменно и жестко, наша гостья была спокойнее, но столь же напориста.
— Даже если я приму это за чистую монету, — говорил он, — даже если бы я поверил в эту чепуху… нет, даже если бы это имело место независимо от того, верю я или нет… есть добрый десяток людей, к которым ты могла бы обратиться за помощью.
— Может быть, — согласилась она. — Но есть только один Пеллинор Уортроп.
— Лесть? Ты меня изумляешь, Мюриэл.
— Такова степень моего отчаяния, Пеллинор. Поверь, если бы я думала, что кто-то другой сможет помочь, я бы не обратилась к тебе.
— Как всегда, дипломат.
— Как всегда, реалист — в отличие от тебя.
— Я ученый и, следовательно, абсолютный реалист.
— Я понимаю, тебе горько…
— Предположение, что мне горько, доказывает твое недопонимание. Это предполагает, что у меня сохранился некий остаток привязанности, что, уверяю тебя, не соответствует действительности.
— Можешь ли ты забыть о том, кто тебя просит, и подумать о том, кому нужна помощь? Ты его когда-то любил.
— Тебя не касается, кого я любил.
— Правильно. Меня касается, кого люблю я.
— Тогда почему бы тебе не найти его самой? Зачем ты проделала весь этот путь, чтобы утруждать меня?
Я так вытянулся вперед, стараясь получше расслышать разговор, что потерял равновесие и ткнулся в дверь как пьяный, чуть не уронив поднос — чай выплеснулся из носика чайника, а чашки запрыгали на блюдцах. Я увидел, что доктор стоит у камина. Мюриэл в напряженной позе сидела в кресле в нескольких шагах от него, сжимая в руке конверт.
Доктор что-то недовольно пробурчал на меня, потом подошел к ней и выхватил письмо. Я поставил поднос на стол рядом с ней.
— Ваш чай, миссис Чанлер, — сказал я.
— Спасибо, Уилл, — сказала она.
— Да, оставь нас, — сказал доктор, не отрываясь от письма.
— Можно ли предложить вам что-нибудь еще, мэм? — спросил я. — У нас есть свежие булочки…
— Не приноси булочки! — прорычал доктор из-за листа бумаги.
Он фыркнул и швырнул письмо на пол. Я схватил его и, забытый на минуту в пылу их tete-a-tete, прочел:
Дорогая миссус Джон,
простите мой английский, он нехорош. Вернулся этим утром в РП и сразу пошел отправить это. Ничего хорошего сказать нельзя, извините. Мистер Джон — его нет. Оно его звало и — дело сделано — унесло его. Я говорю Джеку Фиддлеру, и он и дальше его искать, но оно его забрало и даже старый Джек Фиддлер не может его теперь вернуть. Я говорил ему не ходить, но оно призывало его ночью и днем, и он ушел. Мистер Джон, он сейчас оседлал сильный ветер, и Мшистый рот не отпустит его. Мне жаль, миссус.
П. Ларуз
— Уилл Генри, — рявкнул доктор. — Что это ты делаешь? Отдай! — Он вырвал письмо из моей руки. — Кто такой Ларуз? — спросил он миссис Чанлер.
— Пьер Ларуз — проводник Джона.
— А этот Джек Фиддлер, которого он упоминает?
Она покачала головой.
— Никогда раньше не слышала этого имени.
— «Он сейчас оседлал сильный ветер, — прочитал доктор, — и Мшистый рот его не отпустит». Думаю, не отпустит! — Он невесело рассмеялся. — Полагаю, ты известила власти.
— Да, конечно. Поисковый отряд вернулся в Рэт Портидж два дня назад… — Она покачала головой, не в силах говорить.
— Тогда не вижу, чем я могу помочь, — сказал Уортроп. — Разве что выразить свое мнение, что это дело не касается монстрологии. Что бы ни унесло твоего мужа на «сильном ветре», это не был никакой «Мшистый рот», хотя я и нахожу этот образ странно интригующим. Я никогда не слышал такого прозвища применительно к Lepto lurconis. Должно быть, это изобретение добрейшего мсье Ларуза — и, думаю, не единственное. Не в первый раз смерть в дикой глуши относят на счет вендиго.
— Ты думаешь, он лжет?
— Я думаю, это ложь — а вот намеренная или нет, я не могу сказать. Lepto lurconis — это миф, Мюриэл, не более реальный, чем фея молочных зубов, и это самый странный момент во всей этой истории. Почему Джон искал нечто такое, чего не существует?
