— Простите, что я не горю энтузиазмом, — ответил доктор. — В последнее время мне хватало неизведанных стран.
— Абсолютная истина не лежит в русле науки, — настаивал доморощенный философ. — Она лежит в непостижимых глубинах человеческого сознания — не в естественном, а в, за неимением лучшего слова, сверхъестественном.
Уортроп рассмеялся.
— Надо обязательно познакомить вас с фон Хельрунгом. Думаю, вы бы составили отличную пару.
Потом монстролог перешел к делу. Он наклонился вперед, нацелил скрюченный палец в раскрасневшееся лицо своего собеседника и заговорщически зашептал:
— Генри, у меня есть для вас предложение. Мне нужно, чтобы кто-то сделал материал в завтрашние газеты. История скандальная, грязная, и в нее вовлечено одно из самых видных семейств города. Вы наверняка заработаете на ней неплохие деньги — во всяком случае, достаточно, чтобы купить себе приличный костюм. Она даже сможет обеспечить вам постоянное место работы — хорошая штука, потому что для меня очевидно, что у вас слишком много свободного времени.
Блэквуд азартно закивал. Его серые глаза сверкали, изумительный хобот чуть не светился от возбуждения.
— С одним условием, — продолжал Уортроп. — Вы никому не должны раскрывать источник, даже своим редакторам.
— Конечно, доктор, — прошептал Блэквуд. — О, должен вам сказать, я заинтригован! О чем идет речь?
— Это то, о чем вы мечтали, Блэквуд. Материал всей жизни.
Когда мы возвращались в «Плазу», доктор доверительно сказал:
— Я могу еще пожалеть о своей сделке с Блэквудом, но мы должны доверять судьбе, которая предлагает свою помощь. Его материал в завтрашних газетах переполошит весь город и мобилизует на наше дело миллионы людей — и доброе имя Чанлеров полетит ко всем чертям.
Он выглядел совершенно измотанным. В свете уличных фонарей его лицо казалось призрачно желтым, и я никогда еще не видел его таким усталым и измученным, даже в те страшные дни в пустыне, когда он сгибался под тяжестью своей ноши. Ту ношу он оставил в Рэт Портидже, но теперь нес другую, гораздо более тяжелую.
— Я должен был пойти с ней, Уилл Генри, — признался он. — Я должен был послушаться своих инстинктов.
— Это не ваша вина, сэр, — попытался я его утешить.
— Не будь глупцом, — обрезал он меня. — Конечно, это моя вина. Разве ты не слышал, что сказал Meister Абрам? Все это дело — моя вина. Я тебе говорил, что мы должны быть честны друг с другом. Но еще важнее быть честным с самим собой. Я всегда был честен с собой, и это мне очень дорого стоило, — горько добавил он. — Важна только истина. Я посвятил свою жизнь ее поискам, где бы она ни скрывалась. Это сердце науки, Уилл Генри, это то настоящее чудовище, за которым мы гоняемся. Я все бросил, только бы ее познать, и нет ничего, что бы я не сделал, нет такого места, куда бы я не пошел, только бы ее отыскать.
Мне не пришлось долго ждать подтверждения этой клятвы. Как только мы вошли в свои апартаменты, доктор велел мне принести его сумку с инструментами.
— Есть один небольшой вопрос, который надо разрешить до наступления ночи, — проинформировал он меня. — Это включает элемент риска и может привести к известным трудностям с законом. Если хочешь, то можешь подождать меня здесь.
Мысль о том, чтобы остаться одному после ужасных событий этого дня, сделала его предложение неприемлемым. Сопровождать его на любое самое темное дело было гораздо более предпочтительно, нежели томиться в одиночестве, когда за окном выл сильный ветер. В этот страшный последний полет через гибельную пустыню он нес на себе огромный груз, доставшийся от прошлого, но измучен был не только он. Я отклонил предложение.
Вскоре мы уже выходили из извозчичьей коляски на Двадцать третьей улице у входа в штаб-квартиру Общества. Из тени к нам вышла маленькая фигура.
— Вы опаздываете, mon ami, — прожурчал Дэмиен Граво. Его глаза расширились при виде повязки на моей шее. — Несчастный случай?
— Нет, — ответил доктор. — Почему вы спрашиваете?
Француз пожал плечами, достал из кармана модного пиджака с короткими фалдами табакерку и шумно втянул понюшку.
— Все устроилось, — сказал Граво. — За исключением платы за доставку. Я бы и сам заплатил, но так спешил выполнить вашу просьбу, что совершенно забыл взять бумажник.
Монстролог сердито посмотрел на него. Он только что закончил долгий торг с извозчиком.
— Вы сошлись на цене?
Граво покачал головой.
— Я только сказал ему, что он будет доволен. Может быть, вы знаете, Пеллинор, но я не знаю текущих цен на кражу трупов.
Доктор тяжело вздохнул.
— А оружие? Или вы его тоже забыли?
Граво ответил кривой улыбкой. Он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал выкидной нож с перламутровой рукояткой. Большим пальцем он нажал на кнопку, и из рукоятки с грозным кликом выскочило шестидюймовое лезвие.
— Миковский, — сказал он. — Точно такой же, как был у нашего богемского телохранителя.
На втором этаже здания старой оперы Общество соорудило анатомический театр, где лекции, демонстрации и иногда вскрытия проводились на маленькой сцене, построенной специально для этого: у нее был слегка вогнутый цементный пол со стоком посередине для крови и других телесных жидкостей. Само помещение имело форму чаши, ряды кресел круто поднимались, окружая сцену с трех сторон, чтобы участники могли без помех наблюдать за жуткими процедурами.
В центре сцены стояли два больших металлических стола на колесиках, и на каждом лежало тело. Трупы были примерно одного размера, оба мужские и оба такие же голые, как в день, когда они родились. Один из трупов я тут же опознал. Это были лишенные глаз и лица останки Августина Скалы.
Когда мы вошли, с кресла в переднем ряду поднялся грузный мужчина, суетливо похлопывая себя по карманам, как будто в поисках мелочи. Граво устроил взаимное представление.
— Фредрико, это мой коллега доктор Уортроп. Уортроп, это Фредрико…
— Пожалуйста, просто Фредрико, — прервал его мужчина. Его взгляд суетливо бегал по театру, и его явно била нервная дрожь. — Я их принести. — Он без всякой на то нужды кивнул на сцену. — Вы принести деньги?
Не будь время ключевым фактором в его расследовании, я уверен, что доктор пустился бы в долгие переговоры по поводу оплаты услуг санитара, который незаконно изъял два тела из морга Бельвю. Тем не менее Уортроп выразил ярость по поводу запрошенной мужчиной цены, говоря, что она просто несусветная, что он, в конце концов, доставил не бриллианты короны, а всего лишь два трупа — да и то взаймы! Мы ведь не собирались оставлять их себе. Но время было дорого, и монстролог сдался, а мужчина, когда деньги были пересчитаны и надежно спрятаны в карман, удалился, проинформировав нас, что у него нет никакого желания наблюдать процедуры и что он подождет нас в коридоре.
