Он пожал мне руку:
- Знаю, знаю. Но последнее слово всегда за непрерывной традицией. Остальное проходит. Кстати, что вы сейчас делаете?
- Жду, пока это пройдет, ничего больше.
- Как я вас понимаю. Никогда еще времена не были такими трудными для настоящего таланта.
- Засилие легкости.
- Весьма справедливое замечание.
- Никаких критериев, - вставил я.
- Ничего, это вернется. Искусство умеет ждать.
- Вы знаете сеньора Гальбу?
- Признаюсь... Гальба?
- Гальба.
- Он абстракционист?
- Напротив, скорее иллюстратор. У него весьма своеобразное видение жизни и смерти. Немного жестокое, даже грубое, но...
Он призадумался.
- Я не большой любитель искусства, прославляющего грубую силу. Мне противно все, что убивает чувствительность.
- Позвольте с вами не согласиться. Иногда убить чувствительность - это вопрос выживания.
Я опрокинул залпом три виски подряд, удерживая официанта за рукав и выставляя на поднос один за другим пустые стаканы. Соня подводила меня то к одной группе, то к другой:
- Идемте, Мишенька, идемте... Никогда еще не видел такой устойчивой улыбки; интересно, снимала ли она ее хоть на ночь?
- Давно вы знакомы с Лидочкой?
- О, целую вечность! Она вцепилась мне в руку:
- Я так рада...
- Чему именно вы рады, мадам?
- Зовите меня Соней.
- Так чему вы рады, Соня? Не хочу показаться нескромным, но, может быть, существуют такие поводы радоваться, которые мне неизвестны, и...
Она смотрела на меня прямо-таки с сияющей неприязнью. Я был представлен раздевающему взгляду какой-то мрачной дамы, у нее все было черное: глаза, волосы, бархотка на лбу, и другая - на шее, серьги, платье, кольца, сумочка с блестками.
- Вы, конечно, знаете...
Уж и не помню, когда я в последний раз был в "Плейеле"
[14]
, и теперь никак не мог понять, что это было - арфа или фортепиано. Она раздавила мне руку своим пожатием, выставляя напоказ все зубы, какие были, и, обращаясь к Соне, сказала басом, что завтра она возвращается в Штаты, на двухсотлетие.
- Это ученица Шаляпина, полагаю?
- Ах, Мишенька, не будьте таким злым...
Я пропустил еще пару стаканчиков, разыскивая куда-то пропавшую Лидию, и заметил девочку с огромными глазами, которая важно протягивала мне тарелку с ветчиной. Было душно. Люстра слепила глаза. Скоро будут давать трилогию Вагнера в "Пале Гарнье". Кто-то прекрасно знает Рольфа Либермана. Что-то там - настоящий скандал. Бейрут перешел к левым. Кто-то уже не был тем, кем был раньше. Слишком много картинных галерей. Видел бы это Берансон, в гробу бы перевернулся. Нигде нет нормальных гостиниц. Любая опера оторвет его с руками и ногами. Кто-то всегда это говорил. Девочка с важным взглядом вернулась, неся шоколадный торт, она, оказывается, дочка консьержки, португалки. Соня поцеловала ее в лоб. Никогда еще церкви в России не отказывали стольким страждущим. Он достоин первого приза. Нуреев, Макарова, Барышников. Кто-то был самый великий. Можно было всего ожидать. Запомните это имя, я редко ошибаюсь. Я заметил Лидию, которая делала мне какие-то знаки с другого конца комнаты; я попытался пробраться к ней, извиняясь направо и налево, нет больше архитектуры, в Китае всем заправляет жена Мао, "Метрополитен" и "Ла Скала" на грани краха.
- Что, Мишель, вам легче? Вы чувствуете себя... менее одиноким? Она немного выпила.
- Вы говорили с Соней? Вам, конечно, сообщили, что у меня нет сердца?
- У нее какая-то неизводимая улыбка.
Лидия казалась изнуренной. Под глазами - темные круги. Даже огромная люстра, сияющая тварь, не могла пробраться в эти глубокие гроты.
- Я так больше не могу. Да, теперь моя очередь. Не знаю, что бы я делала, если бы не встретила вас. У меня нет никакого желания жить.
- Это как раз самый старый способ жить.
- Я не должна была приводить вас сюда.
- Отчего же? Время здесь проходит быстрее.
- Но я обещала, что буду. Соня очень стойкая женщина. Она раз и навсегда решила принимать все так, как есть. Причем с энтузиазмом, потому что, видите ли, это все от Бога. У нее в жизни было столько горя, что теперь ей остается лишь быть счастливой. И потом." Мы - евреи, вы понимаете, очень, очень давно... Так давно, что это само по себе уже победа...
Официант протягивал нам блюдо с пирожными. Я взял ром-бабу.
- Может, я и уеду с вами завтра, если вам так хочется. Увидев Алена, вы поймете, почему я к вам пристала...
- Вы пристали ко мне? Вы? - Я даже рассмеялся.
- Да, я. Когда вы толкнули меня там, на улице, и мы посмотрели друг на друга... О, вы все прекрасно понимаете: стоит только отчаяться, и мы уже готовы поверить чему угодно...
- Жизнь всегда борется до последнего".
- Так, а потом я отвернулась, собираясь уйти... проклятая воспитанность. Но у вас не оказалось денег, чтобы расплатиться с таксистом, вы растерялись, и вот, пожалуйста, опять этот миг абсурдной надежды... Вы были какой-то затравленный, обессилевший...
- О да! Вам крупно повезло."
- Неописуемое чувство: помочь другому, тогда как сам нуждаешься в помощи... Я оставила вам имя и адрес, ушла, а дома бросилась на кровать, разрыдалась... и стада ждать. Он придет, он придет, я хочу, чтобы он пришел. Как семнадцатилетняя. Не стоит полагаться на седину, на зрелость, на опыт, на все, чему мы научились, на те пинки, которыми нас потчевала судьба, на шепот осенней листвы, на то, что делает с нами жизнь, когда действительно постарается. Нет, это остается, оно всегда в нас и продолжает верить. Вы пришли, но меня сковала... невозможность. Я получила, что называется, хорошее воспитание: то, что окружает нас стенами приличия. Нужен настоящий сдвиг, чтобы проломить их. Я выставила вас вон. К счастью, вы и в самом деле были в безвыходном положении, и вы вернулись... я с вами переспала. Жалкая улыбка.
- ...Хуже некуда. Я была зажата, забита запретами. Наслаждение, вы отдаете себе в этом отчет... С тех пор как погибла моя девочка, я постоянно пытаюсь доказать себе, что не имею права на счастье. Переспать, но для вас, этому еще можно было найти оправдание: например, дар, жертвоприношение, почти нравственное; но сделать то же для себя... Брр. Мораль - известная зараза. Получать удовольствие с человеком, которого даже не знаешь, это неврастения. Истерика. Фригидность - это когда совокупляются мораль и психология. Когда теряешь смысл жизни и все-таки пытаешься... чувствуешь себя виноватой.
