Таких определений у полковника Хорта в небольшом блокноте набралось около восьмидесяти (компьютеру он не доверял и потому по старинке все важное записывал на бумаге одному ему известным шифром), и в каком бы обличье не предстало перед ним это коллективное существо, или сообщество, или… — да мало ли как его еще обзывали! — к встрече с ним он был готов уже давно. Повергающая иного в ужас, она вызывала у полковника довольную улыбку.
Толпа, ожидавшая его у входа, не была исключением. Даже наоборот — именно она являлась той его толпой, ради которой он, вопреки своей нелюбви к чтению, просиживал свободные часы в библиотеках. Это ее он должен был повести в скором времени, это она должна была стать его силой и залогом успеха.
Полковник Хорт остановился на верхней ступеньке широкой официальной лестницы, позволяя разноцветной журналистской стайке самой подняться ему навстречу.
Со стороны города дул довольно ощутимо свежий ветерок; если бы не короткая стрижка, полковник выглядел бы сейчас еще романтичнее, чем писали о нем газеты, — ему были бы очень к лицу летящие по ветру пряди волос.
— Что сказал президент?
— Будет ли принято чрезвычайное положение?
— Есть ли у нас надежда? Насколько велика угроза на сегодня?
Вперед высунулась плосколобая видеокамера с объективом, отливающим всеми цветами радуги, как мыльный пузырь.
Полковник Хорт сдержанно отмахнулся и строго сдвинул брови.
— Я отвечу на все ваши вопросы, но, скорее всего, не здесь. — Его голос звучал ровно и гладко, ничто не выдавало охватившего его волнения. «Дождался!» — К сожалению, я должен вас разочаровать, как разочаровался и сам в способности нашего правительства принимать действительно решительные меры. Да, его методы были хороши в стабильной ситуации, когда все идет гладко, — теперь же нашему президенту нелегко переключиться к решительным действиям. Это все, что я могу сейчас сказать. Мне остается добавить лишь то, что с этого момента ответ на вопрос «Выживет ли человечество?» зависит от вас. Если вы поддержите меня в том, что кому-то может показаться нарушением закона и конституции, я гарантирую, что зараза будет остановлена. В то же время я подчеркиваю, что наши законы не виноваты в своей нежизненности — они тоже были хороши вчера. Но сегодня у нас — сегодня!..
Толпа ответила дружным ревом.
* * *
— …И потому я считаю самым разумным создать в центре города временное укрепление, оборудованное медпунктом, где мы сможем дождаться помощи извне. Выходы из города сейчас перекрыты, находиться на улицах действительно опасно, как опасен и тот путь, что предлагает этот молодой человек. Если вы послушаетесь его, то сможете уничтожить нескольких носителей вируса, нескольких больных, но не обеспечите себе настоящую безопасность, как в убежище, где каждый будет под контролем остальных, куда необходимо будет снести запасы пищи. — Рудольфу казалось, что он повторяется, да и вообще все выступление оставляло желать лучшего — из-за отсутствия подготовки он выстраивал мысли как попало, произнося первое, пришедшее на ум. — Если начать стрелять в кого попало — а никто, кроме врача, не может сказать наверняка, болен тот или иной человек, я уже молчу о моральной стороне этого дела, — это неминуемо приведет к массе ошибок, которые будут стоить жизни, возможно, и вам самим. Вы все взволнованы, все напуганы. Кто даст гарантию, что ваша рука не нажмет на курок, когда вам только покажется, что человек движется чуть медленнее остальных? Что вы не выстрелите в первую же появившуюся из-за угла фигуру и не будете потом годами мучаться из-за того, что убили невиновного? Не исключено, что и укрепление придется защищать с боем, но сообща мы хотя бы избежим большинства недоразумений. Конечно, я понимаю, — Рудольф бросил взгляд на агитатора, который стоял подбоченившись и нехорошо ухмылялся, — в молодости мы все максималисты, и нам всем порой хочется пострелять. Но большинство собравшихся тут — взрослые люди, способные разумно оценить оба предложения. Так что вы выбираете: укрепление, в котором ваши семьи будут находится под защитой стен и вооруженной охраны, достаточно профессиональной, чтобы не палить куда попало, или охоту ради охоты, больше похожую на примитивную месть?! Я буду ждать разумных людей в здании мэрии — именно оно наилучшим образом подходит для создания укрепления. Все, я сказал.
Рудольф перевел дыхание и почувствовал, что его лоб залит потом. Он был не готов к этой речи, совсем не готов… Да и не слишком ли непозволительно смелой она выглядела? Здание мэрии… Какое он имел право звать туда всех подряд? В конце концов, там можно было отыскать секретные документы, да и вообще приглашение возлагало на него слишком большую ответственность, за которую вышестоящее начальство по голове не погладит…
Рудольф удивленно взглянул на окружающих его людей, на стоявшего рядом бритого парня. Он уже готов был счесть себя сумасшедшим — но сказанного не вернуть, жребий брошен… А возле опрокинутой телефонной будки стояла, подняв вверх большой палец, его новая знакомая: «Молодцом! Так держать!» Эльвира давно уже не была такой искренней.
Толпа шумела, и в ее шуме сложно было прочитать что-либо конкретное. К крику «Бей зомби!» присоединился еще один — «В мэрию!», и они глушили друг друга, превращаясь в бессмысленный набор звуков.
В это самое время в магазине продолжался разговор. Собственно, скорее его следовало назвать монологом: связанный продавец только глупо мычал и корчился на полу.
— Где ружья, сволочь? — прошипел ему на ухо бритоголовый вожак, выдернув на миг изо рта продавца с резко поредевшими зубами скомканный носовой платок: — Ты будешь говорить?.. Мочало, дай-ка сюда сигаретку!
Платок вернулся на место, а к судорожно задергавшемуся лицу стал приближаться тусклый огонек.
— Слушай, шеф, — небрежно сплевывая слова, остановил бритого щуплый парень, лысина которого отливала синевой, — там какой-то кент развыступался, может, выйдешь?
— А пошел он… дай ему в лоб, я занят, — огрызнулся вожак. — Ну так где у нас ключи от сейфа с ружьями?
* * *
Рудольф не сразу сообразил, что произошло, — возле агитатора вырос вдруг какой-то подросток, явно более деликатной комплекции, а затем что-то вспыхнуло, и он понял, что лежит на земле.
Вокруг дрались.
Какое-то женское лицо склонилось над Рудольфом. В первый момент он не узнал Эльвиру.
— А здорово вы! — подмигнула она, помогая подняться. — Посмотрите, сколько у вас нашлось защитников, я даже не ожидала!
Рудольф оглянулся по сторонам. Разобраться, кто был его защитником, а кто — противником, было затруднительно — дрался каждый. Кто умело, кто неумело. Кто-то вопил, кто-то ругался. Короче, царила полная неразбериха.
— Ну что, идем? — спросила-предложила журналистка, довольно ловко отбивая сумочкой чью-то руку.
* * *
Беды — компанейские товарищи или, наоборот, трусливые, поскольку в одиночку ходить не любят. Именно на эту тему рассуждал оператор-химик, передвигаясь между огромными газовыми баллонами, отдаленно напоминающими гигантский лоток с куриными яйцами, к которым зачем-то приделали сверху тоненькие трубочки. Что придет вместе с эпидемией, он не знал и, будучи пессимистом, рисовал себе картины одну мрачнее другой — от атомной бомбы, сброшенной на город в целях скорейшей и полной дезинфекции, до пожирающих все крыс. Последнее было навеяно недавно просмотренным фильмом ужасов.
