Он постучал по рычагам. Может быть, провод был, но оборвался. Может, другие телефоны в здании работают? В пластиковом окошке можно было разобрать написанные карандашом номера: ноль тридцать три — генераторная, ноль тридцать четыре — склад…
Он попытался вспомнить: упоминал ли кто-то из взрослых телефонные переговоры с внешним миром? Не упоминал, но это ничего не значит. Кстати, сколько времени прошло? Автобусы могли уже вернуться. Вот сейчас он выглянет из окна — и одновременно они покажутся в конце видимого участка дороги, осторожно приминая снег колесами, выбрасывая из-под хвостов облачка дыма…
Он прокрался к окну. И дорога, и площадка перед корпусом оставались чистыми и пустынными. Ни единого следа на белой пелене. Ни птичьего, ни звериного, ни человечьего. Гладко. Тишина.
* * *
К середине дня его одолели холод, голод и жажда. Батареи остыли. С голодом можно бороться, с холодом, худо-бедно, тоже, но жажда донимала все сильнее. Открыв форточку, он собрал весь снег с рамы, до которого мог дотянуться, и съел.
Потом отодвинул диван, загораживавший выход. Прислушался. Отпер дверь и прислушался опять. С превеликими осторожностями высунул голову и осмотрел коридор — никого.
Вот так прислушиваясь, оглядываясь, задерживая дыхание, он добрался до ближайшего санузла. Воды в кранах не было. Руслан на минуту растерялся. Он не задумывался раньше, как тут устроено водоснабжение. Скважина? Отключился насос, подача воды прекращена, что же теперь, снег растапливать в кастрюле?
Он открыл форточку, дотянулся до сосульки, свисавшей с жестяного козырька над окном, и стал сосать ее, как конфету. Губы онемели от холода, пальцы сделались синими, как баклажаны. Руслан подумал о кухне, где наверняка есть вода в чайниках и кастрюлях. Столовая на первом этаже. В кухне есть решетки на окнах.
Отчаянно оглядываясь, прислушиваясь, вздрагивая, он пробрался в столовую — огромное помещение, носившее следы эвакуации и бегства. Какой-то малыш забыл под столом свой рюкзак. В широкие окна светило солнце.
Руслан бегом пересек столовую. Дверь в кухню была прикрыта, но не заперта. Изнутри имелась защелка. Руслан задвинул ее и огляделся.
Здесь пахло едой, и запах не успел выветриться. На дне первого же чайника нашлась остывшая кипяченая вода.
* * *
Он нашел газовые баллоны и вспомнил, как ими пользоваться. Открыл газ, зажег горелки. Согрелся, вскипятил воду, приготовил себе чай и растворимую кашу из пакетика. Осмелел. Нашел ключи и отпер все, что было заперто. Холодильники без электричества отключились, но из продуктов, подлежащих порче, там были только сливочное масло, бульонные кубики и немного мороженой рыбы. Все это, подумал Руслан, можно сложить в мешки и вывесить за окно.
Он сжевал полплитки хорошего черного шоколада. В порыве облегчения и тепла ему подумалось даже, что фигура в метели могла быть обманом зрения. Очень уж хотелось в это верить.
Я один на хозяйстве, думал он, грея руки над плиткой. Продовольствия здесь хватит на несколько лет. Никто не станет надо мной издеваться, толкать, щипать и мочиться в постель. Никто не смеет ничего мне приказывать. Собственно, единственная проблема — мертвецы вокруг. Но, во-первых, дверь заперта…
Он оборвал свои рассуждения и насторожился. Дверь, конечно, заперта. Входная дверь. А окна спален первого этажа? А двери этих спален — без замков? Это не тюрьма, здесь нет железных дверей, перекрывающих коридоры. Если мертвецы захотят войти — они войдут.
Но я найду укрытие, подумал он, пытаясь сдержать новый приступ паники. В административном крыле есть помещения, которые отлично запираются. Я наберу себе еды, воды, топлива…
На подоконниках в кухне не таял снег. Руслан поглубже натянул шапку. Здание обесточено; если пройти в генераторную и запустить электростанцию — было бы и тепло. И свет. Одна беда — в генераторной меня вполне может поджидать зомбак. Или два. Я могу взять топор и рубить мебель на дрова, развести костер и так согреваться. Или ночевать в столовой, топить газовыми горелками.
Да, но ведь тогда ночью будет полная темнота. А всем известно, что в темноте мертвяки чувствуют себя комфортнее всего.
Никто с уверенностью не доказал, что они боятся света. Но вроде бы такие сообщения проскакивали в прессе. По идее, все, что встает из могилы, должно бояться света. Они увидят свет из окон и уйдут, подумал Руслан. Не решатся приблизиться.
Этот, в метели, расхаживал посреди дня. Но ведь в метель темно. Мертвец мог спутать вьюгу с сумерками.
А я боюсь темноты, признался себе Руслан. Я боюсь ее с каждой минутой сильнее.
Он выглянул в окно кухни, забранное решеткой. Небо оставалось прозрачным, как стеклышко, но солнце уже ушло за горы. Синие тени лежали на свадебно-чистом снегу. Через час нельзя будет разглядеть даже вытянутой руки.
Я или пойду сейчас, или проведу много часов в полной тьме, подумал Руслан. В рюкзаке есть фонарик, но батарейки хватит ненадолго. В кухне есть свечи, но что такое несколько огоньков на всю громаду корпуса?!
Снег на моей стороне, подумал он. Я увижу следы, если что.
Он встал коленями на подоконник и выглянул так далеко, как мог, прижавшись щекой к стеклу. У входа снег лежал плотным нетронутым покрывалом. Ступеньки тонули в сугробе. После того как окончилась вьюга, здесь никто не ходил.
* * *
Лыжи. Там на складе были лыжи. Он вспомнил о них, пройдя половину расстояния до генераторной. Ноги проваливались выше колен, он брел, рассекая снег, как тяжело груженный катер рассекает волны. С лыжами было бы проще, но ведь нет лыжных ботинок. И непонятно, где искать.
Солнце высвечивало верхушки гор на юго-востоке. В долине темнело с каждой минутой.
Руслан остановился, не доходя пяти шагов до генераторной. Под дверью не было следов, и сама дверь была закрыта на задвижку снаружи. Руслан чуть не заплакал от облегчения: значит, внутри никого нет. И, скорее всего, техник был последним, кто вышел отсюда, — обесточив предварительно корпус и остановив генератор.
Сосчитав до трех, он отодвинул задвижку. Распахнул дверь и отпрыгнул, готовый бежать. Но врага не обнаружилось, помещение просматривалось целиком. Изнутри пахнуло машинным маслом, копотью и застоявшимся сигаретным духом.
Он приблизился, скрипя снегом. Комнатушка оказалась тесной, как шкаф. Часть ее занимал генератор, на удивление маленький: Руслан представлял его себе совсем другим. Движок, вмонтированный в стойку из гнутых труб, был еще не старый, и цыплячье-желтый цвет корпуса просвечивал сквозь слой пыли и копоти.
Руслан не стал закрывать дверь. Не мог дать мертвякам шанса подобраться ближе, пока он занят.
Тусклые окошки приборов. Желтый листок технической документации, приклеенный скотчем к стойке. Красный рубильник в положении «Выкл». Рубильник, надо полагать, обесточивает корпус. Это просто. Но как здесь происходит подача горючего? И где цистерна?
