Клод — я решила его теперь так называть — задержал на мне любопытный взгляд, а потом возобновил описание перипетий последнего дня жизни нашего домовладельца:
— Значит, утром Пардон зашел к миссис Хофстеттлер, забрал у нее чек и уже с тремя такими бумажками отправился в банк.
Я меж тем сделала маринад и положила на сковородку тонко разделанные куриные ломтики. Мне почему-то очень захотелось приготовить на ужин рагу. Пока я шинковала картофель, морковку, лук и складывала их в сотейник, мясо успело подрумяниться. Затем я смешала подливку для тортильи. У меня осталось немного рубленого мяса и помидоров — они тоже сгодились для соуса. Я разрезала раскатанное тесто на три лепешки и подала Клоду терку и сыр.
Он послушно принялся за изготовление сырной стружки, спросив лишь:
— Сколько?
— Чашку, — ответила я и поставила ее на стол поближе к нему. — Так вы говорили?..
— Потом Пардон сделал несколько телефонных звонков, — продолжил Клод. — Сначала на завод, где работает Маркус, — кому, нам пока неизвестно. Разумеется, совершенно необязательно Маркусу. На заводе работают двести с лишним человек. Около одиннадцати Пардон звонил в округ Крик. У него там за городом живет приятель. Они когда-то ходили вместе в школу, но сейчас его бывший одноклассник уехал по делам в Оклахома-Сити, и нам пока не удалось с ним связаться.
Я поставила на медленный огонь овощи для тушения и пустой котелок с выпуклым дном. Пока он прогревался, я выстлала сковородку раскатанным тестом и поочередно добавила все ингредиенты тортильи, включая тертый сыр, а потом убрала все в морозилку. Приглушенный голос Клода действовал на меня умиротворяюще, словно любимая музыка на кассете или аудиокнига. Я рассчитала, что рагу должно хватить на два приема, а тушенки — на три, а то и больше. Как-нибудь можно будет поужинать запеченным картофелем с овощами, и еще останется тортилья и салат.
Поставив рис в микроволновку, я начала обжаривать мясо с овощами, даже не заметив поначалу, что Клод почему-то замолчал. Я быстро перемешивала жаркое, полностью предаваясь спокойному сосредоточению, какое снисходит на меня во время работы, если она хорошо получается.
Рис и овощи с мясом подоспели практически одновременно, и я встала перед небольшой дилеммой. Однако после секундного замешательства — совместный ужин с полицейским грозил очередным сбоем в моем некогда выверенном графике — я вынула из шкафчика две тарелки и положила на них щедрые порции. Я подала Фридриху вилку и салфетку, поставила перед ним стакан с чаем и полную тарелку, затем налила себе чаю, взяла вилку и тарелку со своей порцией, посолила, поперчила еду, а напоследок выставила на стол соевый соус. Наконец, заняв свое место, я коротко кивнула Клоду, дескать, можно начинать. Тогда он взялся за вилку и стал есть.
Я глядела строго себе в тарелку, а когда все же подняла глаза, Клод уже расправился с едой и тщательно промокал рот салфеткой, явно заботясь о чистоте усов.
— Очень вкусно, — сказал он.
Я пожала плечами, тут же сообразила, что не слишком учтиво реагирую на комплимент, заставила себя встретиться с ним взглядом и натянуто произнесла:
— Спасибо.
Никогда еще мое социальное воздержание не напоминало о себе с такой остротой.
— Еще положить? — с натугой спросила я.
— Нет, спасибо, накормили на славу, — вежливо ответил Фридрих. — Вы уже закончили?
Я недоуменно кивнула, но в следующую минуту поняла, зачем ему понадобилось это знать. Клод дотянулся через стол до моего прибора и пошел с тарелками и вилками к мойке. Он включил воду, без труда отыскал моющую жидкость и принялся отскребать всю грязную посуду, что стояла рядом на разделочном столе.
Несколько секунд я сидела, не вставая с места, с разинутым ртом, затем очнулась и поднялась, чтобы разложить остатки продуктов по отведенным для них емкостям и упаковкам. Опустевший котелок я хоть и неуверенно, но поставила рядом с мойкой, где орудовал Клод. Когда он справился с работой, я прошлась по обеденному и разделочному столам чистой тряпочкой, а напоследок подмела пол. Потом, не зная за что еще приняться, я протерла полотенцем посуду, поставленную стекать на сушилку, и убрала ее в шкаф.
Наконец с домашними делами было покончено, но не успела я задаться мучительным вопросом, что же дальше, как Клод протянул свою внушительную клешню и пожал мне руку.
— Люблю вкусно поесть. Сам я уже запарился готовить, — заявил он и пошел к выходу.
Я, как полагается хозяйке, проводила его до дверей, на всякий случай плотно обхватив себя руками.
— До свидания, — сказала я ему на прощание, чувствуя, что этого явно недостаточно, но мне больше ничего не лезло в голову.
Совершенно неожиданно он расплылся в улыбке, и я вдруг поняла, что еще ни разу не видела его таким, с углубившимися морщинками у приподнятых уголков губ, с озорно косящими серыми глазами.
— Спокойной ночи, Лили, — пробасил Клод и по подъездной аллейке направился к тротуару.
Там он свернул к Садовым квартирам, но на меня не оглянулся. Я закрыла дверь, машинально щелкнула замком и, перед тем как лечь спать, снова наведалась в кухню — проверить, все ли там блестит чистотой. В ванной я увидела в зеркале, что все еще улыбаюсь, и поймала себя на размышлениях о том, каков Клод Фридрих в постели.
Я покачала головой, глядя на свое отражение, и укорила его:
— Ты катишься под откос, Лили!
Но мое лицо в зеркале, кажется, выражало удовольствие от подобной перспективы.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я начала краситься. Я с досадой вздохнула. Так хотелось надеяться, что с началом новой рабочей недели моя жизнь снова войдет в норму!
— Да? — отрывисто спросила я.
— Лили Бард? — донесся из трубки смутно знакомый женский голос.
— Да.
— Это Элва Йорк. Мы с Т. Л. только вчера вспомнили, что задолжали тебе.
— Я могу зайти к вам сегодня утром, в половине одиннадцатого.
К тому времени я рассчитывала уже управиться у первого клиента.
— Мы тебя ждем.
Я проверила запасы чистящих средств и отнесла рабочий контейнер в машину, а сама все раздумывала, стоит ли интересоваться у Йорков, как обстоят дела с их внучкой, или вообще не касаться этой темы. Наконец решила, что будет спокойнее, если я ее обойду. Пора было вновь установить с клиентами проверенную опытом дистанцию.
Приступив к еженедельной двухчасовой уборке у Альтхаусов — им не помешала бы и пятичасовая, но их бюджет столько не мог потянуть, — я пустилась в пространные и упорные размышления о жильцах Садовых квартир. Один из этих людей убил Пардона Элби, надоедливый образ которого уже понемногу стирался в моей памяти. Несмотря на мелкие грешки — пристрастие к сованию носа в чужие дела и вкус к сплетням, — наш домовладелец все же не заслужил подобной кончины.
