Когда он ушел, никто из нас не проронил ни слова до тех пор, пока не стих грохот колес его экипажа. Первым решился нарушить молчание доктор Винчестер:
— Думаю, будет нелишним сказать, что с точки зрения медицины он совершенно прав. По-моему, я его чем-то обидел, раз он выставил нам такие условия. Но все равно, что касается лечения, он полностью прав. Он, правда, не понимает, что данный конкретный случай не похож на все остальные, и не поймёт, в какие рамки мы все поставлены указаниями мистера Трелони. Конечно же…
Его монолог прервала мисс Трелони:
— Доктор Винчестер, вы тоже хотите отказаться от этого дела или вы готовы продолжать, не нарушая известные вам указания?
— Отказаться?! Ну уж нет, сейчас меньше всего! Мисс Трелони, я буду с вами до конца дней, отведенных жизнью вашему отцу и каждому из нас!
Она ничего не ответила, лишь протянула руку, которую он сердечно пожал.
— Итак, — начала мисс Трелони, — если эти хваленые специалисты все такие же, как сэр Джеймс Фрере, я больше не желаю иметь с ними дела. Во-первых, он может сказать что-нибудь о состоянии моего отца не больше, чем вы, и если бы у него была хоть сотая доля вашей заинтересованности в этом деле, он бы не был столь педантичен. Конечно, я ужасно переживаю за состояние моего бедного отца, и, если я увижу, что есть хоть какой-то способ выполнить предписания сэра Джеймса Фрере, я их выполню. Сегодня я приглашу сюда мистера Марвина и спрошу его, насколько четки рамки условий, поставленных отцом. Если он скажет, что я имею право взять на себя ответственность и действовать по своему собственному усмотрению, я так и поступлю.
После этих слов доктор удалился, а мисс Трелони села писать письмо мистеру Марвину, в котором изложила нынешнее положение вещей и попросила его приехать и привезти любые бумаги, которые могли бы пролить свет на это дело. Она отправила письмо с экипажем, который должен был привезти адвоката, а мы остались терпеливо дожидаться его приезда.
От Кенсингтонпэлэс-гарденс до Линкольнс-инн-филдз недолгий путь, но, если ты кого-нибудь ждешь с нетерпением, время ожидания покажется тебе вечностью. Впрочем, все в мире подвластно времени, и прошло в общей сложности меньше часа до того момента, когда мистер Марвин предстал перед нами.
Когда ему подробно рассказали о болезни мистера Трелони, он, понимая состояние мисс Трелони, обратился к ней:
— Я могу в любой момент обсудить с вами детали инструкций, оставленных вашим отцом, как только вы будете готовы.
— Прекрасно, если вы готовы, почему бы это не сделать прямо сейчас! — воскликнула она, явно не поняв значение его слов. Он вопросительно взглянул на меня и неуверенно произнес:
— Мы не одни.
— Я специально пригласила мистера Росса, — ответила она. — Он уже очень многое знает об этом деле, и мне бы хотелось, чтобы он знал еще больше.
Адвокат пришел в некоторое замешательство, что для тех, кто знал его лишь по залу суда, выглядело просто невероятно. С сомнением в голосе он ответил:
— Но, дорогая юная леди, это же воля вашего отца! Конфиденциальность отношений между отцом и детьми…
Она прервала его (на ее бледных щеках заиграл румянец):
— Мистер Марвин, вы что, действительно полагаете, что эти правила уместны в сложившихся обстоятельствах? Мой отец никогда ничего не рассказывал мне о своих делах. Я попала в такое положение, когда мне приходится узнавать его волю через человека, которого не знаю и о котором даже никогда не слышала до того момента, как мне в руки попало письмо отца, написанное специально на случай чрезвычайной ситуации. Я знаю мистера Росса недавно, но я полностью ему доверяю и хочу, чтобы он присутствовал. Конечно, — добавила она, — если это не противоречит прямым указаниям отца. Я прошу прощения, мистер Марвин, за свою резкость, но все это время я нахожусь в таком ужасном состоянии, что уже почти не контролирую себя.
На несколько секунд она прикрыла глаза рукой. Мы, двое мужчин, переглянулись и замерли в ожидании. Ей удалось совладать со своими чувствами, и она продолжила более сдержанно:
— Пожалуйста, не подумайте, что я вам не благодарна за то, что вы приехали сюда, и к тому же так быстро. Я правда очень благодарна и полностью полагаюсь на ваше решение. Если вы хотите или считаете, что это необходимо, мы можем поговорить наедине.
Тут я встал, чтобы выйти, но мистер Марвин сделал предупредительный знак рукой. Было заметно, что ему пришлись по душе слова мисс Трелони. Его голос зазвучал более приветливо:
— Отнюдь, отнюдь! Со стороны вашего отца на этот счет не было никаких ограничений, я со своей стороны тоже не возражаю. На самом деле, может, так будет даже лучше. Исходя из того, что вы рассказали о болезни отца… и о других событиях, будет правильно, если мы с самого начала поймем, что все обстоятельства были четко оговорены в указаниях вашего отца. Прошу понять меня правильно, это очень четкие указания. Они настолько категоричны, что ему пришлось выписать мне доверенность, чтобы я мог действовать от его имени и наблюдать за точностью воплощения в жизнь его письменных инструкций. Заверяю вас, что он продумал каждую деталь, упомянутую в письме к вам! Пока он жив, он должен оставаться в своей комнате, и ничто из его вещей не должно быть вынесено из комнаты ни при каких обстоятельствах. Он даже составил список вещей, которые ни в коем случае нельзя двигать с места.
Мисс Трелони ничего не сказала. Кажется, последние слова адвоката ее поразили. Поэтому я вмешался, полагая, правильно понял причину ее состояния:
— Можем ли мы увидеть список?
Лицо мисс Трелони на какой-то миг просветлело, но она тут же снова поникла, когда юрист ответил. Он явно был готов к этому вопросу, потому что ответ прозвучал сразу же:
— Только в том случае, если мне придется действовать на основании доверенности. Я принес этот документ с собой, — в его словах послышалась деловая хватка, которую я и раньше замечал за ним по работе. Он передал документ мне в руки. — Вы увидите, мистер Росс, как четко там все изложено и что доверитель специально сформулировал свои требования таким образом, чтобы не оставить ни единой возможности превратного толкования. Здесь все написано им самим, за исключением некоторых юридических формальностей; и, уверяю вас, вам еще не приходилось видеть документ, составленный с большим вниманием к деталям. Даже я не имею права ни на йоту смягчить инструкции, не нарушив при этом кодекс чести юриста, а это, разумеется, невозможно, — последние слова он добавил, очевидно, чтобы предотвратить любые воззвания к его личному мнению. Однако ему, похоже, показалось, что это прозвучало несколько резко, поэтому он поспешил добавить: — Я надеюсь, мисс Трелони, вы понимаете, что я всей душой хочу помочь облегчить ваши страдания, не выходя за рамки своих полномочий. Но ваш отец во всех своих действиях преследовал какие-то цели, суть которых он мне не открыл. Поэтому, насколько я понимаю, в его инструкциях нет ни одного слова, которое он не продумал бы досконально. Что бы ни было у него на уме, этому он посвятил всю свою жизнь, взвесил каждую деталь. Он был готов к встрече с неожиданностью в любую секунду. Боюсь, что мои слова причинили вам боль и прощу за это прощения. Я же вижу, вам уже пришлось многое пережить, но у меня нет выбора. Если вам понадобится моя консультация по какому бы то ни было вопросу, даю вам слово, что в любое время дня и ночи приеду к вам. Вот мой домашний адрес, — он чиркнул несколько слов в своей записной книжке. — А внизу адрес клуба, где я обычно бываю по вечерам.
