— Так что произошло, Пол? — снова спросил я.
На миг мне показалось, что сейчас он все расскажет, но он лишь покачал головой:
— Пока я всего не знаю. Но уже сейчас могу сказать: мы оба — мой дядя и я — совершили чудовищную ошибку. И я боюсь, уже поздно ее исправлять. Вы знаете, что тело дяди Амоса исчезло? — (Я кивнул.) — Так вот, оно нашлось.
Я изумился, поскольку сам только что был в Аркхеме и ни о чем подобном там не сообщали.
— Быть не может! — воскликнул я. — Его до сих пор ищут.
— А, неважно, — странным тоном ответил он. — Там его нет. Оно здесь — в дальнем углу сада, где его бросили, когда надобность в нем отпала.
Он вдруг вскинул голову, и до нас откуда-то из дома донеслось какое-то шорканье и кряхтенье. Через минуту звуки затихли, и Таттл снова повернулся ко мне.
— Пристанище, — пробормотал он и отвратительно хихикнул. — Я уверен, тоннель устроил дядя Амос. Но это не то пристанище, которого желал Хастур, хоть оно и служит приспешникам его сводного брата, Великого Ктулху.
Казалось почти невероятным, что снаружи сияет солнце, ибо мрак, царивший в вестибюле, и неизбывный ужас, что обволакивал меня всего, вместе придавали всему дому нереальность, чуждую тому миру, откуда я только что пришел, хотя и в нем творились кошмары вроде осквернения склепа. К тому же я понимал, что Таттл лихорадочно одержим ожиданием чего-то — вкупе с нервозной спешкой; глаза его странно сверкали и казались выпученными сильнее прежнего, губы вроде бы стали тоньше и жестче, а бородка свалялась до того, что выглядела невероятной коростой. Он еще немного прислушался, затем обернулся ко мне.
— Мне надо задержаться здесь — я еще не кончил минировать дом, а сделать это необходимо, — заявил он рассеянно и продолжил, не успели мои вопросы сорваться с языка: — Я обнаружил, что дом покоится на естественном фундаменте и там внизу должен быть не один тоннель, но масса пещерных структур, и я полагаю, что эти пещеры по большей части затоплены… и, возможно, обитаемы, — зловеще добавил он. — Однако это, конечно, теперь мало что значит. Я боюсь не столько того, что сейчас находится внизу, сколько того, что наверняка придет.
Он опять умолк и вслушался — и вновь наших ушей достиг смутный отдаленный шум. Я напряг слух и различил какую-то зловещую возню, словно некое существо пыталось открыть запертую дверь; я попробовал установить источник этих звуков или угадать его. Поначалу мне чудилось, что шум доносится откуда-то изнутри дома, и я почти инстинктивно подумал о чердаке, ибо казалось, будто возятся наверху, но через секунду стало понятно, что звук не может исходить ни из самого дома, ни даже снаружи. Звук произрастал откуда-то издалека, из некоей точки в пространстве далеко за стенами — шорох и треньканье, которые в моем сознании не связывались ни с какими узнаваемыми материальными звуками, скорее они обозначали собой некое потустороннее явление. Я пристально глянул на Таттла и увидел, что его внимание тоже приковано к чему-то снаружи: он приподнял голову, а взор устремил куда-то за пределы стен вокруг нас, и в глазах его пылал диковинный восторг — не без примеси страха и странного покорного ожидания.
— Это знак Хастура, — глухо вымолвил Таттл. — Когда сегодня ночью поднимутся Гиады и по небу пойдет Альдебаран, Он явится. Другой тоже будет здесь вместе со своим водяным народом — с первобытной расой, дышащей жабрами. — Тут он захохотал — внезапно, беззвучно, — а затем, лукаво и полубезумно глянув на меня, добавил: — И Ктулху с Хастуром будут сражаться здесь за пристанище, пока Великий Орион шагает над горизонтом вместе с Бетельгейзе, где обитают Старшие Боги — лишь они могут отвратить злые замыслы адского отродья!
Без сомнения, изумление мое при этих словах ясно отразилось у меня на лице, и Таттл осознал, в каком смятении я пребываю, ибо лицо его вдруг изменилось, взгляд смягчился, он нервно сцепил и расцепил пальцы, и голос его зазвучал естественнее:
— Но быть может, это утомляет вас, Хэддон. Не скажу более ни слова, ибо времени все меньше, уже близок вечер, а за ним — и ночь. Умоляю вас ничуть не сомневаться в моих инструкциях, которые я кратко изложил в этой записке. Я поручаю вам исполнить их безоговорочно. Если все будет так, как я опасаюсь, даже эти меры могут не принести пользы; если же нет, я дам вам о себе знать в свое время.
С этими словами он передал мне пакет с книгами и проводил до дверей, куда я покорно за ним последовал, — настолько ошеломили и в немалой степени обескуражили меня его действия и сам пропитанный злом дух, витавший в древнем особняке ужаса.
На пороге он чуть задержался и легко коснулся моей руки.
— До свидания, Хэддон, — произнес он дружелюбно и многозначительно.
И я оказался на крыльце под ослепительным предзакатным солнцем — таким ярким, что я прикрыл глаза и стоял так, пока не привык к его сиянию, а припозднившаяся синешейка задорно чирикала с ограды через дорогу, и ее пение приятно отзывалось у меня в ушах, словно оттеняя неправдоподобность того темного страха и стародавнего ужаса, что остались за дверью.
5
И вот я подхожу к той части моего повествования, в которую пускаюсь с неохотой — не только из-за невероятности того, о чем я должен написать, но и потому, что в лучшем случае отчет мой покажется читателю туманным и неопределенным, полным безосновательных предположений и удивительных, однако бессвязных свидетельств существования раздираемого ужасом вековечного зла вне времен; первобытных тварей, рыскающих сразу за чертой известной нам жизни, ужасного, одушевленного, пережившего самое себя бытия в потаенных местах Земли. Не могу сказать, насколько много узнал Таттл из тех дьявольских книг, что вверил моему попечению для передачи в запертые шкафы библиотеки Мискатоникского университета. Определенно лишь, что он догадывался о многом, но не знал главного, пока не стало слишком поздно; о чем-то другом он собирал разрозненные намеки, вряд ли в полной мере осознавая величину той задачи, за которую столь бездумно взялся, когда решил узнать, почему Амос Таттл завещал непременно уничтожить свой дом и книги.
После моего возвращения на древние улицы Аркхема одни события стали сменять другие с нежелательной быстротой. Я оставил пакет с книгами Таттла у доктора Лланфера в библиотеке и сразу направился к дому судьи Уилтона; мне повезло, и я застал его. Он как раз садился за ужин и пригласил меня присоединиться, что я и сделал, хотя аппетита у меня не было: вся еда мне казалась отвратительной. К тому часу все страхи и неясные сомнения стеснились во мне, и Уилтон тотчас заметил, что меня не отпускает необычайное нервное напряжение.
— Странная штука со склепом Таттлов, не правда ли? — проницательно осведомился он, догадавшись о причине моего приезда в Аркхем.
— Да, но не страннее того обстоятельства, что тело Амоса Таттла находится в саду его особняка, — ответил я.
— Вот как, — сказал судья без видимой заинтересованности, и его спокойный тон помог мне отчасти восстановить душевное равновесие. — Ну да, вы же сами только что оттуда, стало быть, знаете, о чем говорите.
