— Бля!.. — взревел он.
Хорошо, что у Лёхи не было топора, — только пила. И плохо, что у Кирилла не было пистолета, — драться Кирилл не очень-то умел. Но не хуже умения в драке помогала ненависть.
— Лёха, вали его на хер! — со своего чурбака захрипел сидящий на месте Саня Омский. — Зароем щенка, никто не найдёт!
Кирилл не сомневался, что Саня говорит правду. Саня с Лёхой легко убьют его и спрячут тело. Вот просто так, не дрогнув бровью. Но Кириллу не хотелось бежать. Хотелось улучить момент и теперь уж повалить Лёху, а потом топтать до полусмерти. За всё сразу. За терпёж, когда приходилось мириться с паскудством деревенской жизни, за то, что пошёл на такие уступки, но не оценён и в копейку, за Лизу и её сломанную судьбу.
Лёха поднялся и двигался на Кирилла в позе вратаря.
— Чо, падла, ствол дома забыл? — спросил он, тяжело дыша.
Кирилл отбежал на пару шагов и быстро огляделся вокруг. Голова работала, как компьютер. Кровь бежала по жилам, как электричество по проводам. Ненависть не оставила в душе места для страха.
Доска?.. Кирилл наклонился и рывком выворотил из мусора трухлявую, заплесневелую, треснувшую по всей длине половицу.
Лёха сделал бросок. Кирилл гибко отклонился и махнул доской, но тоже не попал по Лёхе.
— Лизку захотел, да, гондон? — спросил Лёха, задыхаясь. — Вы там в Москве все такие борзые, да?
Кирилл руками разорвал доску пополам и отбросил одну половинку, а другую перехватил, как дубину. Широко размахнувшись, он вмазал по Лёхе, рассчитывая попасть по голове. Лёха пригнулся и выставил локоть, встречая удар, гнилая доска разломилась.
— Я тебе, мудила, за Лизку горло перегрызу! — с подвыванием крикнул Лёха и потряс плечами, словно скидывал невидимую одежду.
Может, это была не одежда, а человеческое обличье. Зверь хотел вернуть себе свою изначальную форму, которая самой природой приспособлена для схватки с врагом.
Кирилл отбежал ещё на несколько шагов и очутился на развале печи. Под ногами хрустели и перекатывались обломки кирпичей. Кирилл нагнулся за обломком. Тяжесть кирпича была как уверенность в своей силе.
Лёха опять пошёл на Кирилла.
Кирилл метнул в Лёху кирпич и попал в плечо.
— Бля-а!.. — заорал Лёха, хватаясь за плечо.
Кирилл швырнул в Лёху другой кирпич, но промазал. Наклонился, выколупал из-под ног новый обломок и опять швырнул — теперь попал Лёхе в рёбра.
— Башку расколю! — с упоением крикнул он.
— Лёха, не ссы! — издалека завопил Саня Омский.
Кирилл что было силы метнул обломок кирпича в Саню и попал в банку с самогоном, которая стояла перед Саней на чурбаке. Банка взорвалась, самогон плеснул Сане на брюхо.
В это время Лёха вытащил из мусора ржавую дужку от спинки кровати. Кирилл опять кинул в Лёху кирпич, не подпуская к себе.
Где-то за стеной вдруг басовито заревел автомобильный гудок, и через мгновение из кустов малины к развалинам вывалился Ромыч.
— Всем стоять! — рявкнул он.
Откуда он взялся?..
Ромыч схватил Лёху за руку. Лёха с разворота обрушил на Ромыча ржавую дужку. Кирилл, не успев осознать появления Ромыча, по инерции метнул кирпич. Что произошло дальше, Кирилл не разглядел.
Дужка от кровати вдруг полетела в сторону, как бумеранг, а над головой Ромыча мелькнули Лёхины резиновые сапоги. Ромыч каким-то волшебным движением поднял Лёху в воздух, перевернул вверх тормашками, сложил, как зонтик, и шмякнул себе под ноги уже лицом вниз и с заломленной назад рукой, а сам упал коленями Лёхе на спину, словно пригвоздив Лёху к земле. Обломок кирпича, брошенный Кириллом, Ромыч словно бы вынул из пустоты над своей головой и спокойно откинул в кусты.
И всё замерло, даже кузнечики замолчали. Лёха лежал рожей в мусоре, придавленный коленями Ромыча, Кирилл стоял и стискивал в ладони кусок кирпича так, что сыпалась струйка песка, а Саня, сидя на чурбаке, скомкал в горсти майку на брюхе, и самогон из кулака капал ему на промежность. Со стропила раскуроченного дома свешивался и покачивался обрывок электропровода.
— Все высказались? — спокойно спросил Ромыч, обводя Кирилла и Саню какими-то прозрачными глазами. — Война окончена.
Ромыч сильно и точно ткнул Лёху двумя пальцами в шею и под лопатку. Лёха мыкнул и дёрнулся. Ромыч поднялся на ноги.
— Минут десять отдохнёт, потом начнёт шевелиться, — пояснил он. — Кирилл, проваливай отсюда.
— А… э… — Кирилл не знал, что сказать, потрясённый и появлением Ромыча, и его мгновенной техничной победой. — А как ты здесь?..
— Да никак, — раздражённо сказал Ромыч. — Просто мимо ехал.
26
Ромыч никак не мог приехать на драку случайно, хотя бы по той причине, что руины, где Саня и Лёха пилили чурбаки, находились в тупике. Дальше дорогу преграждала узкоколейка. Но странность появления Ромыча Кирилл осознал слишком поздно. Он уже ушёл и умывался у колодца. Про телефон Кирилл тоже забыл, и телефон остался у Сани. Не идти же обратно драться второй раз.
Кирилл пошагал к школе.
В распахнутых воротах сарая Кирилл увидел открытую корму их автобуса. Гугер и Валерий возились в салоне, перекладывая вещи в каком-то ином порядке.
— Вы чего делаете? — спросил Кирилл.
— Все, Кир, — пропыхтел Гугер, запихивая кофр. — Сваливаем!
— То есть?
Валерий вылез из автобуса и начал обтирать ладони салфеткой.
— Мы сегодня сняли фреску со стены. Наклеили на неё фанерный щит, и Гугер вибратором отделил штукатурку от кладки. Покрыли с тыльной стороны раствором и оставили сохнуть. Завтра можно везти.
— А где фреска? — глупо спросил Кирилл.
— В церкви стоит, — из салона пояснил Гугер. — С утряни ещё разок обмажем её сзади и катим отсюда.
— Надо же три раза…
— Вообще-то да, — неохотно согласился Валерий.
— Я поеду десять километров в час, — пообещал Гугер. — Даже не тряхну, как на подушечке привезу. Ни фига в пути не случится.
— К вечеру уже в Нижнем Новгороде будем. Хоть в нормальной гостинице переночуем, с горячей водой, с рестораном. — Валерий вздохнул, смиряясь, что надо ещё немного потерпеть до комфорта. — А фреску на третий раз покроем уже в городе и подождём сутки. Потом сдадим в музей, и в Москву.
— Гейм овер, короче, — добавил Гугер.
— То есть мы уезжаем? — всё ещё не веря, переспросил Кирилл.
— Н-н-на хрен! — с наслаждением сказал Гугер.
— Где-нибудь в шесть встанем, раствором покрыть — это полчаса, и сразу от церкви гоним до Нижнего.
— Значит, сегодня — последняя ночь?
