— В Тибете, — говорил Бо, — практикуют сновидения.
— Правда? — сказал Пирс.
Он любил слушать, как тот говорит, а может, отчасти был даже влюблен в Бо. Они обсуждали, можно ли переменить мир одною лишь силой человеческого желания, а если да, то до какой степени. (Мир: все сущее, законы, рамки и свойства, то, что есть, было и будет, — они знали, о чем говорят.) Вокруг них повсюду, в коробках и мешках, в этой комнате и в соседней, лежала большая часть Пирсова имущества, потому как на следующий день ему предстояло переехать из Блэкбери-откоса в дом неподалеку, в Литлвилле. На полу между собеседниками стоял высокий медный цилиндрический турецкий кофейник и пара медных чашечек; Бо в своих странствиях пристрастился к кофе и научился его готовить, а Пирс обзавелся кофейником и чашками, но не пользовался ими; так что теперь они понемножку прихлебывали крепкий сладкий напиток, стараясь не коснуться губами осадка на дне чашечки.
— Там учат, — продолжал Бо, — как сохранять сознание того, что ты спишь, участвуя, однако, во всех приключениях и переживая все события. Но в минуту опасности или если ты увяз в какой-то бесконечной неразрешимой проблеме, знаешь, есть такие…
— Еще как знаю.
— Или какое-нибудь сильное беспокойство, горе — вот тогда и меняешь сон так, чтобы все закончилось благополучно.
— Например…
— Ну, заблудился ты в лесу, и к тебе уже крадутся дикие звери, а ты хочешь выбраться и сознательно призываешь…
— Такси.
— Точно.
— Отвезите меня домой.
— Именно, — подтвердил Бо. — Потренировался таким образом — и делаешь то же самое, когда не спишь. Если попал туда, где нужна помощь, или заблудился, или тебе грозит опасность, или…
— Разница в том, — сказал Пирс, — что сны внутри нас, а мир-то вовне, снаружи. Это мы в нем.
— Угу, — произнес Бо и улыбнулся; вообще-то он и прежде улыбался, на его губах держалась этакая постоянная улыбка, точно у священной маски, головы Будды или древнегреческой скульптуры, хотя и похитрее, поехиднее.
Потерялся в дремучем лесу. Пирсу вспомнилась давняя телепередача для детей: нужно было заказать по почте специальное пластиковое покрытие дня экрана и коробку мелков, и когда на пути у маленького мультяшного героя (как же его звали?) вставала пропасть или скала, призывный голос командовал: скорее, ребята, нарисуйте мост; или: нарисуйте лесенку, ребятки, — и человечек продолжал путь вверх или прямо. Но он шел, даже если ты ничего не рисовал, — по воздуху.
Раз уж ты полагаешь, что в твоих силах изменить мир, как говорил Бо, — что ты можешь привлечь удачу к себе или другим, — не доведется ли признать, что беды и внезапные несчастья, столь же случайные, сколь закономерные, также принесены в мир тобой: этакие чудеса наоборот? А может, произведены иными силами, иными людьми, наделенными этой способностью в той же степени, а то и больше, чем ты? Согласившись с одной мыслью, вероятно, придется согласиться и с другой: что всякий раз мы стоим на перекрестке, который сами же нарисовали.
Винки Динк
{10}, вот как звали того телечеловечка. Беспомощный дурачок. Скорее, ребята. Скорее, помогите ему. А мне-то кто поможет, думал Пирс, кто нарисует для меня мостик на тот берег или дверь, чтобы выбраться? А сам для себя ты можешь нарисовать такое? Фокус предполагал, что кто-нибудь где-нибудь да рисует, ну и все, дальше в путь.
В путь.
Сначала они оба подумали, что входная дверь внизу с грохотом распахнулась от порыва ветра, но сразу же на лестнице, ведущей в комнату, послышались быстрые сбивчивые шаги, и кто-то позвал Пирса. Потом за стеклянной дверью показалась страшно расстроенная Роз Райдер, она суматошно стучала и одновременно пыталась повернуть ручку.
— Что такое? — спросил Пирс, открывая ей.
Но Роз была настолько потрясена бедой, что даже сказать ничего не могла. Она то ли плакала, то ли смеялась — отрывистое стаккато всхлипов могло быть прелюдией к тому и к другому.
— Что такое? — вновь начал Пирс. — Успокойся. Что? Бо вытащил из-под себя ногу и встал.
— Я опрокинула машину, — сообщила Роз.
И вдруг с ужасом уставилась на Бо и Пирса, словно это они принесли ей такую весть, а не она им.
— Что?
— Машину. Она перевернулась.
— Ты была за рулем?
Она посмотрела на него с недоумением. От удивления она словно успокоилась на миг.
— Ну конечно, я была за рулем! Понимаешь, Пирс…
— Когда?
— Да только что, минуту назад. О боже.
— Где?
Но тут ее снова накрыло, и она, дрожа, опустилась на пол.
Волосы, темнее и длиннее, чем у Бо, заслонили лицо.
— О-о, — послышалось из-за этой завесы. — О-о!
— Да что же… — начал было Пирс.
Но тут Бо подошел и опустился рядом с ней на колени. Не говоря ни слова, повернул к себе ее лицо. Сел возле нее на пол, обнял руками ее вздрагивающие плечи и сидел так, голова к голове, пока она не успокоилась. Пирс глядел на них, засунув руки в карманы.
— Ну, — наконец произнес Бо. — Так что случилось? Где машина?
Роз утерла запястьем слезы с лица.
— На Шедоу-ривер-роуд. Сразу за мостом. На чьем-то газоне.
— А ты в порядке?
— Да вроде бы. Кажется, есть пара синяков.
Она взглянула на Пирса и отвела взгляд. Не в первый раз Пирс подивился ее ночной жизни, полной странных происшествий, словно она страдала лунатизмом. Хотя все, как правило, происходило наяву.
— Я ехала в город, — рассказывала она. — Слишком быстро ехала. А там резкий поворот. И что-то перебежало мне дорогу.
Тут на нее опять нашло, ей словно только вот рассказали, что она натворила, и она готова была зареветь, но, прижав руки к лицу, удержалась.
— Что-то?
— Вроде бурундука. Я не успела рассмотреть.
— Бурундука?
— Или енота. Тогда я, — она крутанула воображаемый руль. — И потом…
Она покрутила кистью, изображая кувырки машины. Вновь расплакалась, но уже потише.
Мужчины помолчали. Бо по-прежнему сидел с ней в обнимку; вопросы были, но сейчас для них не время. Она вновь очутилась в идущей юзом машине, чувствуя, как колеса слева, потом справа отрываются от земли.
— Ох черт, — сказала Роз.
Почувствовав, как по ней прокатилась волна ужаса, Пирс тоже сел на пол и взял ее за руку.
— Но ты уцелела. Это самое главное.
Ведь она могла ехать на своей машине, маленькой красной «гадюке» с откидным верхом, — так ему все и представилось: маленький снаряд переворачивается в воздухе, пытаясь выправиться, успеть… Но конечно, «гадюка» стояла в ремонте (как частенько бывало), а ехала Роз на взятом напрокат приземистом седане, о котором отзывалась презрительно, на «харриере» (или «терьере» — он не расслышал): возможно, в этом-то и была причина.
