ВАЛИС
– Кто такой «Валис»? – спросил он.
ТВОЙ ГОСПОДЬ БОГ
– Не делай мне больно, – сказал он.
НЕ БОЙСЯ, ЧЕЛОВЕК
Его зрение начало возвращаться, он убрал ладони от глаз. Перед ним стояла Зина в замшевой куртке и джинсах; прошло не более секунды. Она только что чмокнула его в губы. Знает ли она? Да откуда ей знать? Знают только двое, он и Валис.
– Ты – фея, – сказал он.
– Чего? – расхохоталась Зина.
– Я получил такую информацию. Я знаю, знаю всё. Я помню CY30-CY30B, и я помню свой купол. Я помню, как болела Райбис, и помню полёт на Землю. И несчастный случай. Я помню не частности, а целый другой мир, реальный мир. Он проник в этот фиктивный мир и разбудил меня.
Ашер смотрел на Зину в упор, но она ничуть не смущалась, не отводила глаз.
– Моё имя действительно значит «фея», – ерзала Зина, – но это ещё не делает меня феей. Эммануил значит «с нами Бог», но это не делает его Богом.
– Я помню Яха, – сказал Херб Ашер.
– О-о, – сказала Зина. – Ну что ж. Прекрасно.
– Эммануил – это Ях, – сказал Херб Ашер.
– Ну, я пошла, – сказала Зина.
Она повернулась, быстрым шагом пересекла комнату, повернула ключ в замке двери и выскользнула наружу; мгновение – и её не стало.
У неё же письмо, запоздало сообразил Херб Ашер. Моё письмо к Линде Фокс. Он торопливо выскочил на улицу.
Но её и след простыл. Он посмотрел в одну сторону, затем в другую. Машины, люди, но никаких признаков Зины. Исчезла, ушла от преследования.
Она же пошлёт его, сказал он себе. Это пари между ней и Эммануилом, оно прямо связано со мной. Они поспорили насчёт меня, и на кону стоит вся вселенная. Бред, невозможно. Но это рассказал ему луч розового света, рассказал мгновенно, рассказ не занял никакого времени.
Дрожа всем телом, со всё ещё раскалывающейся от боли головой он вернулся в магазин, присел к столу и начал массировать себе виски. Она пересечёт мою жизнь с жизнью Линды Фокс, понял он. И от этого пересечения, от того, как оно пойдёт, зависит структура реальности. Не ясно, как она будет зависеть, но точно будет. Именно это было предметом пари: структура самой реальности, вселенная и каждое живущее в ней существо.
Это как-то связано с бытием, он знал это только потому, что так сказал ему розовый луч, который был живой электрической кровью, кровью некоей, непредставимо огромной метасущности. Sein, подумал он. Немецкое слово, что оно значит? Das Nichts. Оппозиция к Sein. Sein – это бытие, это существование, это истинная вселенная. Аналогичным образом das Nichts – это небытие, симуляция вселенной, это сон, в котором, знал он, нахожусь я сейчас. Это сказал мне розовый луч.
Нужно выпить, подумал Херб Ашер. Подняв трубку телефона, он вложил в её прорезь перфокарту и был мгновенно связан со своим домом.
– Райбис, – прохрипел он в трубку, – я буду поздно.
– Пойдёшь с ней развлекаться? С этой ушлой девицей? – Голос Райбис опасно подрагивал.
– Да какое там на хрен развлекаться, – сказал Херб Ашер и шлёпнул трубку.
Вся вселенная держится на Боге, думал он. В этом суть того, что мне было сказано. Без Бога не будет ничего, всё мгновенно расплывётся, исчезнет.
Он запер магазин, сел в свою машину и включил двигатель. Впереди на тротуаре стоял человек. Знакомый человек, чернокожий. Средних лет, пристойно одетый.
– Элиас! – крикнул, опустив стекло, Ашер. – Как ты здесь оказался? В чём дело?
– Я вернулся проверить, всё ли с тобой в порядке, – объяснил Тейт, подходя к машине. – Слушай, да на тебе же лица нет.
– Садись в машину, – сказал Херб Ашер. Элиас Тейт сел в машину.
ГЛАВА 15
Они сидели в своём любимом баре; как и всегда, перед Элиасом стояла кока-кола со льдом. Он не пил никогда, ни при каких обстоятельствах.
– Ясно, – кивнул Элиас. – Ты никак не сможешь вернуть себе это письмо. Можно ручаться, что оно уже отправлено.
– Я вроде покерной фишки в игре между Зиной и Эммануилом, – пожаловался Херб Ашер.
– Вряд ли они спорят, ответит Линда Фокс или нет, – сказал Элиас. – Они спорят о чём-то другом. – Он оторвал клочок бумажной салфетки, скатал его в плотный шарик и бросил в недопитый стакан. – И у тебя нету никакого способа узнать, о чём именно они спорят. Бамбук и детские качели. Короткая, пожухлая трава… У меня у самого есть проблески таких воспоминаний, мне снятся такие картины. Это школа. Для маленьких детей. Специальная школа. Я раз за разом вижу её во сне.
– Реальный мир, – сказал Херб Ашер.
– Видимо. Ты многое понял, до многого догадался. Но только, Херб, не ори на каждом перекрёстке, что Господь Бог поведал тебе, что этот мир фальшивый. Не рассказывай того, что ты мне только что рассказал, ни одной живой душе.
– Но ты-то мне веришь?
– Я верю, что с тобой произошло нечто крайне необычное и необъяснимое, но не верю, что этот мир – иллюзия. Он кажется мне вполне материальным. – Элиас побарабанил пальцами по белой пластиковой столешнице. – Нет, я в это не верю. Я не верю в нереальные миры. Есть только одна вселенная, и её сотворил Господь Бог Иегова.
– Я не думаю, что кто-то там создал фальшивую вселенную, – сказал Ашер. – Она же не существует.
– Но ты говоришь, что кто-то заставляет нас видеть вселенную, которая не существует. Кто этот кто-то?
– Сатана, – сказал Ашер.
Элиас смотрел на него в упор, чуть наклонив голову набок.
– Это иное видение реального мира, – сказал Херб. – Искажённое видение. Видение как во сне, как при гипнозе. Природа мира претерпевает перцепционное изменение, изменяется не мир, а его восприятие. Изменения происходят не вне нас, а внутри.
– «Обезьяна Бога», – кивнул Элиас. – Средневековая теория дьявола. Дьявол передразнивает истинные творения Бога, добавляя к ним свои фальшивки. Звучит довольно просто, но с эпистемологической точки зрения идея очень сложная. Значит ли это, что некоторые части мира фальшивы? Или что временами фальшив весь мир? Или что есть множество миров, из которых один реален, а прочие – нет? Или существует один-единственный базисный мир, из которого разные люди черпают разные восприятия, так что ты видишь один мир, а я другой, от него отличный?
– Я только знаю, – сказал Херб, – что-то, что пробудило во мне воспоминания, заставило меня вспомнить реальный, истинный мир. Моё знание, что вот этот, – он постучал по столику, – здешний мир фальшив, основано на памяти, и я сравниваю, у меня есть с чем сравнить этот мир. В том-то всё и дело.
– А не могут ли твои воспоминания быть фальшивыми?
