– Чем ему не понравился смех детей?
– В Средневековье любая красота, а тем более веселье считались проявлением дьявола и жестоко карались, даже улыбки запрещались. Вот детей и наказали. Они мешали рыцарю думать о вечном.
– Надо нашим сказать. После такого примера Михеева точно смеяться разучится, а то раньше на каждое слово сушила зубы. – Василевский был мрачен.
– Мистическое заклинание можно снять такими же действиями, – не стал комментировать его слова Вадим. – Еще у нас есть вопрос об имени. Когда узнают имя человека, он умирает… Это тоже из древних времен. Тогда у человека было два имени. Одно общедоступное, а второе тайное, данное при посвящении. Знать его никто не должен был, иначе человек становился рабом того, кто его имя узнавал.
– Если Танька кого-то убьет, ее за это посадят.
Бокштейн уставился на него невидящим взглядом.
– Сейчас, может, и посадят, а вот раньше за убийство казнили. Палачи. Люди в красном. Это была закрытая каста, жениться они могли только на детях других палачей. И хоронили их за оградой кладбища вместе с самоубийцами.
– А мы с Танюхой черную кошку видели, – влез в монолог приятеля Андрюха.
– Где?
– «Город мастеров». Лавочки всякие и стеклодувная мастерская.
– Пойдем! – Вадим свернул разложенную на кровати карту. – У нас есть еще полтора часа. Самое время прогуляться.
– Ты со словом «время» поосторожней, у меня скоро на него икота начнется.
Бокштейн посмотрел на него долгим взглядом, но ничего не сказал.
До переулка с надгробиями на стене и черепичными перекрытиями от одного дома до другого они добрались быстро. Стеклодувная мастерская была закрыта. Кошки над крышами не было.
– Может, у нее рабочий день не начался? – предположил Андрюха. Хотя он отлично помнил, что кошка была ненастоящая, каменная или глиняная.
– Наоборот, недавно закончился. – Вадим вертел головой, разглядывая крыши. Серая тень появилась на карнизе и тут же скрылась.
– Вы не любите кошек? – прошептал Бокштейн. – Вы просто не умеете их готовить. Идем!
Они побежали обратно по проулку, метнулись налево мимо Ратуши, оказались около Колодца. Теперь Вадим смотрел на высокие стены Верхнего города. Чтобы было лучше видно, он подошел ближе к склону с олененком.
– Смотри! Там люди! – Он показал в левый угол стены, где заканчивался дом и начинался широкий портик, над которым торчала голова человека, смотрящего вниз.
– Что это такое? – Андрюха застыл перед домом, где одно из верхних окон оказалось фальшивым – оно было просто нарисовано на камне стены. Под ним кривыми буквами значилось: «Долги». На мгновение послышалась музыка, какофония звуков и криков, топот копыт, словно несколько лошадей решили разом подпрыгнуть. Но потом все стихло, надпись растворилась в сером камне. В воздухе повис смех.
Высокое крыльцо из потрескавшихся каменных плит. Василевский толкнул коричневую дверь. Просторный первый этаж гулко принял незваного гостя. Узкие окна противоположной от двери стены смотрели во двор, за которым начиналась крепостная стена. Слева в углу, перечеркивая крайнее окно, пристроилась лестница наверх. Ступеньки под ногой скрипнули. Оказавшись на одном уровне с верхней границей окна, Андрюха последний раз посмотрел в него и бросился вниз.
На кромке стены Верхнего города, на самой верхотуре, стояла одинокая фигурка. Это была Ким.
На крыльце Василевский споткнулся, заметался, не зная, куда бежать.
– Василевский! Ты что? Черта встретил?
– Ким там! – крикнул Андрюха, тыча пальцем во все стороны, от волнения не соображая, где находится относительно крепостной стены.
– Туда! – первым сориентировался Вадим.
Они пробежали вдоль дома, свернули направо и бросились вверх по ступенькам. Перед ними оказалась низкая арка с тяжелой, окованной железом дверью. Огромный замок скрипуче закачался на дужке. Первым в дверь врезался Андрюха. Вадим навалился за ним, и неповоротливая створка сдвинулась. Получившейся небольшой щели оказалось достаточно, чтобы ребята пробрались на верхние ступеньки.
Лестница вывела их на площадку. Слева плыли величественные кресты православной церкви. Андрей потянул приятеля налево. Площадь, впереди небольшой парк, за ним шпиль очередной церкви.
Выбежавший следом за одноклассником Вадим налетел на застывшего Андрюху. Тот стоял, глядя куда-то вверх.
– В-время, – прошептал он, показывая на башню.
– У нас нет времени! – заорал на него Бокштейн и вдруг поперхнулся словами. На одной из сторон церкви красовались огромные прямоугольные часы. Без стрелок.
– Времени здесь нет, – согласился Андрюха, медленно подходя ближе. – Это все тут началось. На месте без времени.
Неизвестная сила потянула его налево, он обогнул церковь. Топот ног сообщил Вадиму, что Василевский снова побежал. Эхо испуганно шарахалось среди еще не проснувшихся стен.
Ким стояла на бортике низкой стены, повернувшись лицом к распростертому перед ней городу. Особо не церемонясь, Василевский подлетел к ней сзади и сдернул за куртку на себя. Таня безвольной куклой рухнула ему на руки. Василевский попытался устоять, но в пояснице его что-то остро хрустнуло, и он повалился на землю.
– Дай слово от меня далеко не отходить, – прошептал он. От боли перехватило дыхание. – Эй, ты жива? – Он с тревогой вгляделся в бледное лицо одноклассницы, забыв о пояснице.
– Я опоздала, – прошептала Таня.
– Ничего страшного, – заверил ее Андрюха, пытаясь подняться.
– Я обещала маме прийти вовремя и задержалась.
– Мама простит. – Василевский предпринял еще одну попытку встать. – Мамы – они терпеливые.
Он ссадил с себя Таню, перекатившись на бок. И прямо перед собой увидел человека в красном. Он сидел на лавочке, положив руки на колени как прилежный ученик.
– Ты его, значит, догнала… – Боль вернулась. Андрюха застонал, пытаясь найти положение, при котором ему будет не так больно.
– Здравствуйте, – мужчина растянул губы в улыбке. Высокий, рыхлый, с крупным ноздреватым лицом, гладко выбритый череп сиял в лучах утреннего солнца. – Извините, но девушка уже обещана другому.
– В каком смысле? – простонал Андрюха.
– Она должна стать моей женой.
– По нашему законодательству раньше восемнадцати лет замуж не выходят. – Подошедший Бокштейн был как всегда невозмутим. – В противном случае нужно согласие родителей. А они его не дадут. Подсудное дело.
Он протянул руку, помогая Тане подняться. На скрючившегося Андрюху даже не посмотрел.
– Но я ее спас от казни при условии, что она станет моей женой. – Мужчина продолжал улыбаться.
– Вы палач? – Бокштейн взглядом знатока окинул сидящую фигуру.
