– Опаньки! Наш малыш соску свою дома оставил! – Миша улыбнулся лично мне. – Потрахаться захотелось? А Машка не нравится?
– Сам с ней спи, – буркнул Арсений.
Я быстро вскочила с кровати и встала как солдат, руки по швам, чтоб не вызывать никаких эротических желаний. Для пущей убедительности сунула ноги в ботинки.
– Да, хороша Маша, да не наша. Глянь, какую вещагу я для твоего мыша сделал! Сам. Своими могучими шаловливыми руками.
– Оторвать бы тебе их.
– Ну тупи. Это хендмейд. Крутизна! – напирал Миша.
В руках он держал макет гильотины. Сотворенный со знанием дела. Размером с половину табуретки. Заметив мой интерес, Миша польщенно поклонился, а потом голосом рекламного агента начал объяснять устройство секир-башки:
– Господа! Вы будете просто поражены, насколько все гениально устроено. Смотрите, вот эта штукенция откидная. Фигак – и башка летит вот в эту корзинку.
Миша выудил из кармана морковку, приспособил ее на площадке для потенциальной жертвы, потянул за веревочку, и действительно случился фигак, после которого хвост морковки срикошетил об стенку, оставив пятно. Капля рыжего сока испачкала Мишин нос, но я ему говорить про это не стала.
– Форма тела не та, – сконфузился Миша. – Если бы это был мыш – реально башку бы снесло в корзинку.
– Какая на хрен корзинка? – Арсений зло рассмеялся, выхватил сооружение и кинул об пол.
Хрустнула какая-то важная деревянная запчасть. Отлетело тяжелое лезвие. Я тоже приложила ногу к убийству гильотины. Пинала ее с огромным удовольствием. Ломалась она с трудом, но в конце концов мы сообща ее угробили.
– Клевый штиблет. – Маша уставилась на мои ноги.
– А ведь я могу удавить тебя одним движением руки, – задумчиво сообщил Миша, пристально глядя на шею Арсения.
Тот преспокойно складывал куски гильотины в аккуратную кучу.
– Я ведь ее сам сварганил. За инструментом в магазин сходил. Полдня корячился. А ты…
– Ничего ты мне не сделаешь. Это против правил. Да и невозможно. Сам знаешь, я теперь бессмертный, – устало напомнил Арсений.
– Как Кощей, – усмехнулась Маша.
– Хороший ответ. Но глупый. Вот мышак – он точно не бессмертный. Секунда – и нет его. И баба твоя…
Все посмотрели на меня. Я испугалась. Миша большой, но быстрый – один бросок, свернет мне шею, и все дела. Арсений даже вмешаться не успеет. Да и если вмешается – слабоват он перед Мишей. Я отступила к выходу. На один шаг. И поняла, что у меня ноги от страха отнимаются.
Арсений быстрым движением достал мобильник.
– Хочу, чтобы с ней ничего плохого не случилось. И чтобы мыш был живой всегда!
– Поторопился чуток, мальчик. Один звонок – одно желание. Первое сработает, а второе – извини.
– Да он и с первым поторопился, – намекнула Маша.
Повторно потребовав вечной безбедной жизни для мыша, Арсений слегка успокоился.
По-честному, я была вне себя от обиды. Как это? Мыш будет жить вечно, а я нет. Я тоже хочу быть всегда. Но сейчас при злодеях я спорить не стала. Не тот момент.
– Вы вообще вмешиваться не имеете права – вы наблюдатели! – сказал Арсений.
– А ты веришь всему, что тебе говорят?
– Нет. Но мне ничего не стоит сейчас сказать волшебное слово. И вы заткнетесь.
Маша скептически ухмыльнулась.
– И что это за слово такое? – заинтересовался Миша.
– Наберу номер. И потребую, чтобы вас забрали туда, откуда вы пришли.
Это уже не шутка. Это всерьез. Я по его голосу слышу – он готов привести угрозу в исполнение.
Миша с Машей сделали вид, что им фиолетово, но быстро убрались в Мишину комнату. И дверь плотно прикрыли. Обсуждать уровень угрозы будут, как пить дать.
– Ты их сделал! Ты… я даже не знаю, как сказать! Ты молодец!
Дверь снова открылась, и в проеме возникла Мишина голова.
– Напугал ежа голой жопой.
Пожав плечами, Арсений взял меня за руку и увел на кухню. В доме стояла странная тишина.
– Слушай, а не пора ли нам обзавести меня домашними тапочками? – спросила я. – А то я как-то не привыкла в гадах круглосуточно ходить. Ноги устают жутко.
– Тапки? Есть они. Надо только найти. Я вроде бы их в шкаф засунул. Сейчас принесу.
Закуривая, я с изумлением оглядела то, что гости сделали из чистенькой бабкиной кухни. Миша с Машей не трудились прибираться. Арсений убирал только за собой. Что усилиями гостей сводилось к нулю. Горы грязной посуды. Кастрюли ставились одна на другую. Немытые тарелки – тоже. Колонны из посуды, чуть ли не до потолка. Толкни, и все рухнет на пол.
– Засранцы, – устало заметил Арсений, протягивая мне двух розовых кроликов.
– Это ты сам мне купил? – спросила я, в надежде услышать отрицательный ответ.
Кому в голову придет покупать для меня тапки такого фасона?
– Нет. Еще давно бабка для тебя приготовила.
Это было так странно. Просто невероятно. Бабка сходила в магазин и купила лично для меня уютные тапочки. Делая при каждой встрече со мной безразличный наплевательский вид. Я была настолько поражена, что на меня тут же напала бацилла чистоплотности. Засучив рукава, я стала посудомойкой и верхолазом одновременно. Первые тарелки пришлось добывать, вставая на табурет. Арсений с брезгливостью забирал их у меня и ставил как попало на пол.
– Проще всего их выбросить. Пускай новые купят, – предложил он.
Новые меня не вдохновляли. Пусть этим гадам стыдно станет! Должна же у них совесть быть? Или не должна? И вообще – это бабкина посуда. Она ее покупала. Она ею пользовалась. Нельзя ее выкинуть. Никак нельзя!
Временами я рычала как зверь. Когда засохшая жрачка не желала смываться. А потом как-то вдруг в голове стало пусто, тупо. Руки работали, эмоций не было. Зато было ощущение уверенности. Перед глазами стояла бабка, на ногах тапочки. Ей было не плевать на меня. Она знала, что я буду носить этих кроликов. И у нее было чувство юмора – она знала, как меня развеселит их вид.
– Ну, ты разогналась! – Арсений восхитился результатом моих трудов.
– Ты убирай их по шкафам. А то вон какие башни получаются.
– А че это вы тут делаете? – Маша вразвалочку проникла на кухню.
Специально задела тощим бедром стол. С которого немедленно свалилась невымытая кастрюля.
– Ой!
Якобы споткнулась, поддела ногой табурет, уронив его с грохотом на пол. Башни из тарелок медленно закачались и, скрежетнув, рухнули.
– Ой, какая неприятность! – пропищала эта стерва, улыбаясь половиной рта.
– Я ее убью!
