У вокзала что-то заметно менялось. Раздались резкие команды. Бесформенное столпотворение военных начало приобретать вид упорядоченного монолита. Центр площади очистился, войска ровными шеренгами выстроились по периметру. Стало необычайно тихо.
На середину площади выехал черный автомобиль с открытым верхом. Первым из него вышел худощавый долговязый старик в синем мундире и форменной треуголке с плюмажем, какие носят представители Высшего военного совета Франции. Военная выправка делала его фигуру еще длиннее; пенсне без оправы и пышные седые усы с закрученными концами-стрелками придавали ему строгий и уверенный вид. Грудь его сверкала от орденов; на простой белой перевязи висела сабля, талию стягивал широкий полосатый пояс. Старик сдержанно кивнул водителю и беглым взглядом осмотрел строй.
Среди любопытных парижан, заполонивших прилегающие к вокзалу улицы, прокатился восторженный шепот. Люди подались вперед.
– Виват, Галлиени! – закричал кто-то, но на него зашикали, указывая на второго, который выбирался из автомобиля вслед за стариком.
Этот человек тоже был немолод, но являл полную противоположность своему спутнику. Небольшого роста, толстоватый, с благородной сединой и жесткой щеткой коротких усов, он казался чуть медлительным. Орденов у него было поменьше. Такой же полосатый кушак с кистями чуть провисал слева, где висела сабля в черных, с позолоченной отделкой, ножнах. На голове мужчины красовалась ярко-красная фуражка-кивер, над козырьком которой вились кольца золотистых шнуров. Он хмурил брови, его подбородок время от времени коротко вздрагивал.
– Генерал Жоффр! – заговорили в толпе.
На землю упали первые капли дождя. Генералы не обратили на них внимания. Они стояли рядом – соперники, вынужденные в военное время забыть о взаимной неприязни – Жозеф-Симон Галлиени, ветеран франко-прусской войны, усмиритель Тонкинского восстания, в минувшем губернатор Мадагаскара, и его бывший подчиненный, а ныне Главнокомандующий Северной и Северо-Восточной армий Жозеф-Жак-Сезар Жоффр. Если они находились вместе, это значило, что для Франции настали тяжелые времена.
Генералы отдали честь, и строй громогласно приветствовал их. Публика разразилась восхищенными криками. От этих двоих зависело спасение родины.
– Нам следует поспешить, – Селена взяла Анжа под локоть.
Художник поднял чемодан, и они стали выбираться из толпы.
– Вот увидите, – говорили вокруг, – Галлиени станет военным губернатором Парижа. Президент Пуанкаре и министр Мессими подумывают о его назначении…
Толпа сдвинулась плотной стеной. Кто-то из генералов заговорил, и его торжественная речь понеслась над мокрой черепицей крыш. Говорил он коротко. Дежан и Селена едва успели свернуть за угол, когда за их спиной раздались радостные восклицания. Обернувшись, Анж увидел, как толпа подбрасывает шляпы. Военный оркестр заиграл «Марсельезу», люди на улицах запели – вразнобой, но с воодушевлением…
* * *
Другой фиакр удалось поймать через два квартала. К дому доехали быстро. Мадам Донадье ждала их у входа.
Анж настоял, чтобы Селена осталась и немного отдохнула.
– А пока загляни в подвал, – предложил он с таинственным видом. – Только не пугайся.
– Синяя Борода! – рассмеялась девушка. – Я не пожалею о своем любопытстве?
Пока Дежан занимался погрузкой багажа, хозяйка дома подробно рассказывала Селене об уходе за цветами. На прощание женщины расцеловались, и Анж подал знак извозчику.
– Берегите ее, – сказала мадам Донадье. – Девочка любит вас – это заметно по глазам.
Художник кивнул. Приятно, когда тебя ждут. Чувство одиночества покинуло сердце. Его место заполнила любвь.
* * *
Мадам Донадье успела на поезд вовремя. Анж тут же отправился домой.
Уехать с Лионского вокзала было значительно проще, чем сюда добраться. Множество людей прибывало в такси и экипажах. Свободный транспорт стоял без дела в ожидании тех, кто собирался ехать от вокзала в город, но таких было очень мало.
Большое количество чемоданов, пакетов, узлов выгружалось из колясок и перекочевывало на перрон. Не хватало носильщиков. Начинался великий исход из Парижа.
Сегодня здесь их сотни, а завтра будут тысячи. Большинство из них не догадывается, что война – не столько место боевых действий, сколь время тягостных ожиданий. Даже скрывшись от смерти, они будут постоянно думать о судьбе близких и знакомых, которые пожелали остаться, считать мучительно долгие дни, недели, месяцы до встречи. И кто знает, будет ли суждено им увидеться…
Дежан вздохнул и задумался о вещах более приятных. Любимая ждет, им предстоит провести ночь вместе. Важнее этого нет ничего в мире.
Ему вновь представился стройный женский силуэт на перилах моста, ореол мерцанья газовых фонарей, первый поцелуй, расколотая венецианская маска, точеный профиль девушки в салоне автомобиля. Затем обнаженная гибкая спина и тонкая талия, мокрые пряди волос, мыльные пузырьки и дорожки от капель на коже…
Анж закрыл глаза. Он досадовал, что фиакр тащится так вяло, мысленно ругал прохожих, которые часто пересекали улицу прямо перед упряжкой и вынуждали извозчика придерживать коня. Ему становились ненавистны замершие вдоль дороги экипажи, которые было необходимо объезжать. Художник злился на постовых за неумелую регулировку на перекрестках. Когда, наконец, фиакр подъехал к воротам, Анж с излишней суетливостью выскочил на мостовую и сунул извозчику всю мелочь, начисто позабыв о сдаче.
Он остановился в прихожей. Из-за полуприкрытой кухонной двери пахло мятой. Дежан постучал.
– Входи, – раздался голос девушки. – Ты быстро вернулся. Я не успела приготовить сюрприз.
Анж заглянул на кухню. Селена стояла у плиты в халате, поверх которого был накинут передник. На газовых горелках клубились паром большие ведра.
– Решила познакомиться с чудовищем из подвала. Ты прав, ванна впечатляет.
– Колдуешь? – улыбнулся Анж. – Запах недурен.
– Я добавила мяты и гвоздики… Ну вот, вода нагрелась. Ты поможешь отнести ведра? Только не расплещи – обожжешься.
Художник быстро макнул в воду палец.
– Не слишком горячо?
– Зато не сразу остынет. У меня хорошая закалка. Одинаково переношу и жару, и холод. Но ты же должен быть привычен к вашим адским баням и ледяным прорубям. К слову, следовало бы провести в дом электричество. Это удобно, хоть и дорого. Но открытый огонь в подвале – вещь опасная.
Дежан повел плечом.
– Я привык к живому свету. А электричество, говорят, не менее опасно… Впрочем, следует об этом подумать.
Они направились вниз. Чуть прихрамывая, девушка шла впереди с ведром в одной руке и горящей свечой в другой. Анж с двумя ведрами осторожно спускался следом.
– На семь частей горячей воды две холодной, – рассчитала Селена. – Роскошная ванна. Романтично, пусть и не слишком удобно.
