Рядом со шкафом висел большой деревянный ящик. Заглянув туда, художник замер от восторга. Здесь хранились заботливо вычищенные и смазанные ружья – «ремингтон», два винчестера, восхитительный мощный «бленд» для охоты на крупных животных и даже редкая старая винтовка Кольта с барабанным механизмом для патронов. На крюке висели патронташ и ремень с охотничьим ножом в кожаном чехле – мечта искателя приключений.
Напротив шкафа и ящика с оружием располагался журнальный столик с раскладным походным стулом. На краю усеянной высохшими кляксами столешницы покоилась стопка тетрадей и древняя бронзовая чернильница. Противоположный угол стола занимал подсвечник на бронзовых львиных лапах. Анж зажег свечу. В бумаги будет интересно заглянуть. Наверняка это путевые дневники, способные прояснить, кем же был на самом деле опальный миссионер Шарль Соваж.
Дежан скользнул взглядом по висевшим на стене книжным полкам. Здесь выстроились ровные ряды фолиантов по религии, искусству, этнографии, биологии, географии. Корешки некоторых книг выглядели очень старыми, потрепанными, с выцветшими названиями. Библиотека небольшая, однако тщательно подобранная.
Анж еще не видел маску, но чувствовал ее присутствие. Художнику казалось, что она наблюдает за ним из темного угла между шкафом и стеной. Он буквально спиной ощущал ее немигающий взгляд. Когда это чувство сделалось невыносимым, Дежан обернулся.
Да, вот она, неживая и бесстрастная. Огонек свечи отражается от стеклянной коробки, и в мелькании бликов кажется, что личина гримасничает.
Анж заставил себя снять коробку со стены. Невесомая маска из высушенных продолговатых листьев с острыми концами, отдаленно похожих на пальмовые. Пустые глазницы, растрепанные перья по ободу – желтые, зеленоватые, красные, белые. Художник не понимал, чем его мог напугать этот древний экспонат. И почему Светлана при виде маски лишилась чувств.
Анж осторожно провел ладонью по шершавой поверхности. Холодная, почти ледяная. Отчего мсье Соваж прятал ее от посторонних глаз, но решил показать Дежану? Может, он смутно догадывался о причастности Светланы к странной личине. А если маска всё еще хранит память о дыхании неведомого речного божества?
Ответы можно поискать в дневниках. Кажется, старик кое о чем умолчал. Но не может быть, чтобы с его смертью разгадка оказалась утеряна! Без сомнения, она таится где-то рядом.
Художник начал лихорадочные поиски под столом, под шкафом, посмотрел за стопкой тетрадей. Ничего. На оружейном ящике тоже нет. Снова открыл шкаф, отодвинул обувь, заглянул в карманы курток и, совсем отчаявшись, сунул руку под пробковый шлем. Пальцы наткнулись на твердый предмет, а под ладонью зашелестела бумага. Анж вытащил записку и поднес к свету.
«Мсье Анжелюсу Дежану. Я знал, что вы непременно заглянете сюда. Будьте осторожны. Надеюсь, вас не слишком потрясет эффект от данной субстанции. Возможно, вам это покажется особенно интересным. Принимать внутрь в малых количествах».
Слово «особенно» было подчеркнуто двумя жирными линиями.
Уже не сомневаясь, что именно он обнаружит в шкафу, художник откинул шлем. Огонек свечи отразился на белоснежной поверхности ореха той-той.
* * *
…Я видел эту маску на лице смуглой девы. Но прошло долгое время, прежде чем мне открылся лик неведомой богини, схожий с ликом Светланы. Быть может, мсье Соваж узнал ее сразу. Но почему тайна открылась ему так быстро? Или всеведущая богиня решила сделать его своим посредником между мной и Светланой? В чем истинный смысл послания?..
Анж взглянул на маску и обомлел: ее поверхность покрылась крупными каплями. На столе образовалась темная лужица.
Вот оно, сумасшествие. Всё возвращается. Как тоскливо на душе…
Это отчаяние. Нет, не поддаваться!..
Художник, как зачарованный, опустил скорлупу в карман, задул свечу и покинул комнату. Он осознавал только одно: плачущая маска подала ему знак. Вновь накатил острый приступ страха. Но вместе с ним пришло ощущение надежды.
Уже на пороге потаенной комнаты, подчинившись внезапно нахлынувшему порыву, Анж выхватил из кармана скорлупу, быстро откупорил ее дрожащими пальцами и сделал большой глоток. Голова тотчас закружилась, перед глазами вспыхнул огненный туман. Маски на стене мгновенно отдалились.
Опустевший сосуд утонул в мягком ворсе старинного ковра.
* * *
…Светлана жива, только заблудилась среди чужих миров. Где-то там, посреди безмолвной пустоты, ее качает цирковая трапеция. Больше нет мира, где горят корабли, прибой выбрасывает на берег разноцветные раковины и ласкает ноги печальной красавицы, по своей воле обрекшей себя на свидание с жертвенным ножом. И нет пут на руках, неподкупных стражей принятого решения, крепких пут, чтобы не было соблазна отказаться, свернуть с пути, на который обрек себя маленький прекрасный божок. Этот мир выполнил свое назначение и растворился в пустоте, уступил место летящей под невидимым куполом перекладине. Здесь нет времени. Стальные качели никогда не закончат свое движение, если…
…смутная надежда. Оказывается, она выглядит как кисть из мягкой беличьей шерстки. Рука сама тянется к ней, опережая разумные аргументы, которые пытается навязать здравый смысл…
Где-то, еще выше трапеции, толстощекий сусальный ангел дует в трубу. Это страшно. Ангелы просто так не трубят. Под медный звук их духовых этюдов рушатся стены городов и ломаются самые главные печати. Эй, крылатый малыш, лучше возьми кисть, обмакни ее в яркий лимонный кадмий и нарисуй побольше радостных звезд – там, где, вцепившись в тянущиеся из пустоты канаты, раскачивается в пустоте одинокий Светлячок…
* * *
…Рот переполнен жгучим ядом.
Анж успел привыкнуть к тому, что возвращение из мира грез связано с неприятными ощущениями. Сильно зудела нижняя губа, прокушенная во время падения на ковер. Художник преодолел слабость и направился в комнату Светланы.
Работа – то единственное, чем художник собирался заглушить душевную боль. Вместо микстур, порошков и мазей – кисти, льняное масло, тонкая дощечка палитры с разводами красок. Да еще полупустая бутылка коньяку.
Он всю ночь без устали работал маслом. К утру основная композиция была завершена. После возвращения с кладбища Дежан готовился приступить к детальной проработке.
* * *
Восемнадцатого декабря в десять утра на Страсбургском бульваре Анж нанял фиакр и отправился к кладбищу Монмартр.
Пятница обещала быть солнечной. Ночью был снегопад, и сейчас сугробы ярко искрились в утренних лучах. Под монотонный перестук копыт конной упряжки Дежан кутался в пальто и оглядывал фасады домов. Дважды к его экипажу подбегали бойкие разносчики газет, но художник вяло отмахивался.
Его ничто не могло заинтересовать. Даже предстоящая встреча не вызывала волнения. Чувства прятались глубоко и не причиняли излишнего беспокойства. Да, вскоре он познакомится с мужем Светланы. И что дальше? О чем расскажет господин Санжаров? Просто откроется еще один фрагмент мозаики, еще одна частичка жизни Светланы – не той девушки, которую знал Дежан, а прежней, еще акробатки, выходившей на манеж под аккомпанемент циркового оркестра. Могут быть и истерические укоры, мол, не уберег, позволил погибнуть, теперь забудь о ней, не смей появляться у ее могилы, у тебя нет на это прав. А взамен, так и быть, получи дом в Париже.
