Мадам Донадье села на соседний стул и мягко коснулась руки художника.
– Вам нужен совет. Пойдемте к картине. Я прошу не из праздного любопытства. Убедите себя, что так надо. И больше не задумывайтесь о приметах. Они мешают жить свободно.
– Вы разбираетесь в живописи? – бесцветным голосом спросил художник.
– Разве это важно? Вы пишете картины только для знатоков? Иногда профан может заметить упущенное мастером.
– Вы почти убедили меня. Я вдруг и сам захотел поддаться уговорам. Что ж, прошу вас!
Когда они подходили к комнате Светланы, Дежан почувствовал волнение мадам Донадье. Видимо, художники нечасто раскрывали ей свои тайны…
* * *
– …Глаза! Это единственное, что я могу сказать.
– Ошибка в изображении глаз? – переспросил Анж, склоняясь к холсту. – Да, я чувствовал, что в них недостаточно жизни.
– Не знаю. Они будто слепы. Извините, мсье Дежан, я не выражу это словами. Но у меня есть один знакомый, который непременно вам поможет.
– И кто же он? Художник? Я его знаю?
– Сомневаюсь. Некий Габриэль Тапье де Селейран…
– Цейлонский Тапир, кузен Тулуз-Лотрека? Он ваш знакомый?! И вы меня ему представите?
– Я не подозревала, что Анри Тулуз-Лотрек ваш кумир.
– Он был великим, действительно великим художником, настоящим мастером! Я признаю это, но не преклоняюсь перед ним. Просто хочется почувствовать себя причастным к легенде.
– В таком случае мсье де Селейран навестит вас через шесть дней, в четверг двадцать четвертого декабря. Ранним утром, не возражаете? У вас появится шанс закончить картину в срок. Ваше согласие получено, и мне придется съездить за гостем в Бордо, в замок Мальроме. А до его визита потрудитесь завершить портрет во всех остальных деталях, чтобы мсье де Селейран смог сосредоточить внимание лишь на главном. И, пожалуйста, не называйте его Цейлонским Тапиром: он обидчив. Я знаю Лотреков очень давно, ведь сама когда-то была недурна собой и подрабатывала натурщицей. Мсье Анри ухаживал за мной… Мне пора. А вы не забудьте о курице.
Глава 3. Последняя охота в Мальроме
Глаза…
После отъезда мадам Донадье Анж около часа пристально всматривался в портрет. Он попытался представить себя сторонним наблюдателем. Вроде, всё верно: отблеск фонаря умело наложен на зрачок; зеленый оттенок глаза подобран замечательно точно… Так что же заметила вдова, причем с первого взгляда?..
Художник вздохнул и принялся оттенять узоры на трико акробатки.
* * *
Портрет был закончен в воскресенье. Пока высыхало масло, Анж в сотый раз изучал композицию и не находил ошибок. Тени лежали именно там, где нужно, блики были легкими и насыщенными. Всё, как в жизни. Портрет Светланы стал венцом его творчества. Любой салон мог взять картину на выставку. Наверняка и коллекционеры не поскупятся в средствах, чтобы приобрести полотно. Мысль о продаже казалась Дежану кощунственной.
Глупо лгать себе, глупо тщиться надеждой, с горечью думал он. Я художник, но не чудотворец. Что бы мне ни сказали, что бы ни посоветовали, я останусь тем, кем был. Пусть удастся достигнуть совершенства в этом портрете – и что? Останется холст, и я вечно буду смотреть на него. Даже если с Санжаровым всё обойдется, в моей жизни не появится новый смысл.
Анж пожалел, что в ящике стола не лежит пистолет с одним патроном. Как легко бы всё решилось…
Но на холсте поблескивали луны и солнца, пялилась пустыми глазницами венецианская маска. А Светлана застенчиво улыбалась – только ему, одинокому и потерянному.
…Поскорей бы приехал де Селейран. Он привезет с собой тени прошлого, отголоски расцвета «Мулен Руж», увядшую ныне свежесть и задор восхитительной Ла Гулю, атмосферу «Мирлитона», эхо легких песенок Аристида Брюана, терпковатый запах дешевых духов Джейн Авриль, переставшей танцевать лет десять назад. Ненадолго ожили бы воспоминания о плакатах, написанных Тулуз-Лотреком для «Диван жапонне» Жана Сарразена, по-прежнему ярко полыхнул бы огненный оттенок волос Кармен Годен. А несравненная Иветт Гильбер до сих пор иногда поет романсы… Соприкоснуться с той восхитительной эпохой конца восьмидесятых!..
Ну, вот, упустил: на полях цилиндра Светланы должен быть желтоватый блик.
* * *
– …Теперь он живет здесь. Но сейчас слишком рано. Должно быть, мсье Дежан еще спит.
Двадцать второго декабря около шести часов утра по улице шли двое – статный молодой человек с черными глазами и крепкий, приземистый мужчина в зимнем плаще и сером кепи. Оба подрагивали от холода, но расходиться по домам явно не собирались.
– Мы сможем навестить его позже. Напомню, Пабло, что этот художник очень несчастен, – прошептал черноглазый.
– Я понимаю его, – вздохнул в ответ приземистый. – Ведь моя Ева тоже… Врачи говорят, ей уже недолго осталось.
Оба вышли под тусклый фонарь. Теперь любой обитатель здешних мест смог бы узнать Модильяни и Пикассо, забредших сюда после вечеринки в «Резвом Кролике».
– То, что ты рассказал, Моди, очень романтично, – икнув, пробормотал Пабло. – Похоже, мсье Дежан достойный человек. Я хочу посмотреть его картины.
– Уверен, они тебе понравятся. Ты слышишь?
– Да. Приближается автомобиль. Вон светят фары.
– Кто-то приехал, – засуетился Амедео. – Странно, в такую рань…
Приятели поспешно спрятались за углом.
Напротив дома остановилось черное и по виду очень дорогое авто с затемненными стеклами – таких Моди еще не видел. Водитель выбрался из кабины и предупредительно распахнул дверь салона. Оттуда вышла женщина в пальто, а за нею появился бородатый мужчина невысокого роста, во фраке и цилиндре. В руках он держал увесистую трость. Незнакомец украдкой осмотрел улицу, поправил пенсне на длинном носу и, чуть прихрамывая, зашагал к зданию. Женщина поспешила за ним. Раздался едва слышный стук. Почти сразу же отворилась входная дверь.
– Как ты думаешь, кто это? – Модильяни был заинтригован.
– Не знаю, – задумчиво ответил Пабло. – Но он кажется мне знакомым… Похоже, сейчас не время уходить.
– Конечно! Посмотрим, Барселонец? – азартно предложил Амедео.
– Я не барселонец, я родился в Малаге! – возмутился Пабло. – Тебя легче убить, чем заставить запомнить.
Крадучись, словно мальчишки в соседском саду, приятели скользнули к колоннам у входа и замерли под окном.
* * *
Художник помог мадам Донадье снять пальто и водрузил его на вешалку. Мсье де Селейран положил свой цилиндр на шляпную полочку. Затем Анж пригласил гостей в комнату Светланы.
– Значит, это ваша мастерская, – чуть простуженным голосом сказал мсье де Селейран. – Любопытно… Тот самый портрет? Вы хороший художник.
