Книга Кентавр, страница 128. Автор книги Элджернон Генри Блэквуд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кентавр»

Cтраница 128

Отлетавшая часть личности вернулась. Ощущение раздвоенности исчезло. Остался лишь привкус испуга слабой плоти, исторгнувшей призыв, воссоединивший их.

В тот же миг он полностью проснулся. Вокруг никого, лишь серебристые грезы луны среди теней. Подле него спящая фигура проводника: башлык овечьей шерсти плотно закрывает уши и шею, а просторная черная бурка укутывает до самых пят. Чуть поодаль стоит конь и щиплет траву. О’Мэлли вновь отметил, что ветра не было и тени от деревьев не колыхались. Воздух приятно пах лесом, землей и росой.

Только что пережитое, как теперь казалось, принадлежало скорее к миру сновидений, чем бодрствования, ибо ничто из окружающего не подтверждало его истинность. Оставалась лишь память — и всепоглощающее счастье. Испуг исходил лишь от плоти, ибо тело неминуемо должно было сопротивляться разделению. И счастье погасило страх.

Да, остались лишь воспоминания, и те быстро затуманивались. Но суть произошедшего впиталась ему в душу, и великолепие пережитого останется с ним на всю жизнь. В тот краткий миг расширенного сознания он делил восприятие с космическим существом матери, простое, как солнечный луч, не знающее преград, как ветер, полностью насытившее его душу. Природным его выражением был ритм, чистая радость движения, что выплескивалась в жизни людей через танец и пение. И он познал такую радость, вместе с сородичами…

Более того, невидимый и неслышный теперь, их танец еще продолжался где-то поблизости. Его дружески сопровождали, не выпуская из внимания. Они чувствовали в нем своего — эти собратья, выражение космической жизни Земли, существа прамира, в мире сегодняшнем не имеющие внешней телесной формы. Они ждали, уверенные, что он придет к ним. И осуществление их надежд было недалеко.

XXIX

И вдруг,

Хоть сердце раза два должно было послать

Мой крови ток по беговому кругу,

Я воспарил на пике чувств над жизнью

И выпал из времен.

Ласел Аберкромби. Стихи и интерлюдии [89]

Вот каков был один из «намеков», показавших О’Мэлли, что он был не один и что сознание бывшего соседа по каюте ищет его. После этого ирландец стал ощущать более определенное руководство, даже настойчивость в выборе маршрута путешествия. Поступил некий импульс, повернуть на север, которому он покорно повиновался. Тот «сон» посетил его на склонах Арарата, почти на границе с Турцией, и хотя все было готово к восхождению на вершину высотой шестнадцать тысяч футов, О’Мэлли изменил планы, отпустил местного проводника и отправился в обратный путь к Тифлису и Центральному Кавказскому хребту.

Другой бы на его месте отмахнулся от такого сна или за приготовлением утреннего кофе просто запамятовал о нем, но чуткий кельт воспринял его всерьез. Инстинктивно он верил, что, если здраво интерпретировать определенного сорта сны, бессознательной части личности могут приоткрыться силы, управляющие духом. Они проявляют себя в драматических сценах, поддающихся интуитивной интерпретации. О’Мэлли, казалось, обладал, подобно древнееврейским пророкам, той мерой постижения, которая позволяет видеть вещи в истинном свете.

Плотно упаковав свои пожитки, пешком по Военно-Грузинской дороге он дошел до Владикавказа, где нанял в качестве проводника магометанина-грузина по имени Рустем, взял лошадь, и по незабываемой красоты долине вдоль Алигира они направились к одному маленькому селению в Имеретии, где планировалось запастись продовольствием для длительной вылазки в необитаемую часть гор.

И там случился второй «намек», о котором он рассказывал мне. Более непосредственный, чем первый, но столь же странный и неоспоримый, пришедший вначале таинственными тропами сна — этого кратчайшего способа проникнуть в подсознание…

Они тогда остановились на ночлег в низкорослой самшитовой роще. Когда ирландец заворочался в спальном мешке и вдруг проснулся, стояла сухая жаркая ночь, дул слабый ветерок и ярко блистали звезды. На этот раз никакого сна не было, лишь уверенность, что кто-то намеренно пробудил его. Сев, он едва не крикнул в ответ. Словно кто-то позвал его по имени, причем знакомым голосом. О’Мэлли быстро огляделся. Никого, кругом лишь обступившие место стоянки самшитовые деревья — одни округлые и ветвистые, словно кусты, другие вытянутые и изломанные — перешептываясь в ночи. За ними вздымались уходящие далеко ввысь горные склоны и среди звезд виднелись вершины, увенчанные снежными шапками.

По-прежнему никого. На сей раз летящие фигуры не танцевали в лунном свете. И луны тоже не было. Однако кто-то все же подошел совсем близко и пробудил от глубоко сна уставшего после долгого перехода человека. И вновь исчез в ночи. Тем не менее сохранялась бесспорная уверенность, что пробудивший не оставил попыток пробиться к его вниманию видимым образом. Во сне он начал было получать встречное движение, но не преуспел: ирландец просто проснулся… Попытка не удалась.

Привязанная в нескольких футах лошадь беспокойно ржала и рвалась с привязи, а Рустем уже был на ногах и старался успокоить ее. Ноздрей ирландца достиг странный запах, который потом развеялся. Точно такой же, незабываемый, он почуял несколько недель назад на пароходе. Прежде чем пышные леса заглушили этот запах более густым букетом миллионов соцветий, О’Мэлли распознал терпкий и пряный запах разгоряченного коня, который почуял тогда из-за двери зачарованной каюты. На этот раз аромат был намного явственнее, тонкий и чистый, приятный, хотя и несколько тревожный.

Отбросив одеяла, ирландец помог проводнику распутать лошадиную привязь. Рустем почти не говорил по-русски, а знание О’Мэлли грузинского ограничивалось единственной фразой: «Гляди внимательней!», но при помощи ломаного французского, которому проводник научился у охотничьих партий, что сопровождал по здешним местам, объяснил: кто-то, по-видимому, прибыл сюда ночью и остановился на ночлег неподалеку, чуть выше них.

Хотя в здешнем безлюдье это было необычно, особой тревоги не вызывало, о чем говорил тот факт, что проводник оставил кинжал и ружье на подстилке. Прежде при малейшем признаке опасности Рустем моментально вооружался до зубов и даже спал при оружии, а теперь, да еще в темноте, был безоружен, значит, попытки конокрадства и непосредственной опасности для жизни не было.

— Кто это был? Что это? — не прекращал ирландец задавать вопросы, спотыкаясь о протянувшиеся во все стороны похожие на канаты корни самшита. — Такие же путешественники, как мы, местные или… кто-то другой? — Говорил он очень тихо, словно тот, кто разбудил его, был все еще поблизости и мог услышать. — Чего ты боишься?

Тут Рустем поднял глаза от веревки, которую распутывал. Стараясь не попасть лошади под копыта, он придвинулся ближе. Шепотом, мешая французские и русские слова, осеняя себя защитными знаками своей веры, он бормотал что-то, разобрать удалось только малоутешительное — что-то находилось совсем поблизости, что-то méchant [90] . Таково было странное слово, которое он употребил.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация