Хендрик, не раз бывший в Америке свидетелем подобных вещей, рассказал, что мог, но весьма неохотно. Ему очень не нравился такой поворот разговора. Дядя же, как он заметил, жадно слушал, теребя теперь носовой платок, — то затягивал его вокруг запястья, то ослаблял.
— И линчевание тоже видел? — спросил полковник, после того как его бокал опустел.
Но Хендрик отрицательно покачал головой. Он лгал, что никогда не видел линчевания, но этот разговор не нравился ему все больше и больше. Молодой человек испытывал некоторую нервозность.
— Не думаю, что они сильно мучаются, — ответил он, после того как вопрос был настойчиво повторен. — Опираясь на свой опыт, полагаю, что они испытывают перед этим некий приступ страха. Смерть, сама по себе, вроде безболезненна.
— О! — воскликнул полковник и нервно засмеялся. — Именно так я и думал — безболезненна. Не так уж и страшно, собственно. Я именно тебя хотел расспросить, потому что был уверен — ты точно знаешь.
Он снова засмеялся, слегка громогласно, но на сей раз более добродушно. Хендрик пожал плечами и отпил из бокала, чувствуя себя очень неуютно.
— Бедный мальчик, тебе пришлось нелегко, — продолжил дядя, его лицо вновь стало серьезным. — Тебе ведь неприятна эта тема, я знаю. И спрашивать ни к чему. У тебя все на лице написано, — и он протянул Хендрику сигару.
— Это «Корона», — заметил он, протягивая зажженную спичку. — Тебе понравится. Мне мало что осталось в жизни, но запас этих отличных сигар сохранился, да еще немного отменного «Кюммеля». Сейчас принесу. Знаешь, я храню его в спальне под замком.
Полковник попытался надеть сигарное кольцо на свой толстый палец, но безуспешно. В это время Хендрик заметил перстень с большим бриллиантом у него на руке.
— А, ты заприметил перстень, как я вижу, — сказал полковник. — Он принадлежал твоему деду. И я хотел его завещать тебе. Я горд тобой. Мне нравится, как ты преодолеваешь жизненные трудности, мой мальчик. И я уважаю тебя за это.
Хендрик смущенно улыбнулся, уж больно глупо все выходило, но одновременно он испытывал какое-то неприятное предчувствие. Навязчивая сосредоточенность на кольце беспокоила его. Могло ли это быть телепатией? Мог ли дядя каким-то образом влиять на его мысли? У Хендрика возникло неожиданное желание говорить о том, чего он избегал — возможно, в нем заговорил инстинкт репортера, — и теперь он повиновался этому импульсу.
— Вас интересуют кольца, сэр, — небрежно спросил он и заметил необычное выражение, вспыхнувшее на лице полковника и исчезнувшее так же быстро, как и появилось.
— О, только на данный момент. Да, только сейчас, — ответил полковник и вытащил связку ключей, прикрепленных к серебряной цепочке. — Например, вот это неплохое, — сказал он, изучая кольцо, на котором висели ключи, — но оно не дает того, что нужно.
— Не дает? — озадаченно повторил юноша.
— Не стягивается, когда требуется, — последовал ответ с ноткой раздражения. — Ключи соскальзывают, понимаешь?
Хендрик, ничего не понимая, пробормотал, что резинка была бы практичнее.
— А вот так, — дядя понизил голос, — гораздо лучше.
И он затянул салфетку вокруг запястья так сильно, что рука тут же побагровела.
Молодого человека охватила неожиданная дрожь, на него повеяло холодом. Лучше было бы сюда вовсе не приходить. Все тело начало покалывать. Пока Хендрик лихорадочно искал новую тему для разговора, чтобы разрядить атмосферу, его гостеприимный хозяин неожиданно откинулся в кресле.
— Господи, совершенно забыл про «Кюммель»! — воскликнул он, вскочив и позвонив в колокольчик, и подходя к двери в спальню, добавил: — Скажи официанту, чтобы он оставил кофе здесь, вернусь через минуту. Ты найдешь его вкус великолепным, мой мальчик.
Он смачно причмокнул, проходя мимо, и закрыл за собой дверь с тихим хлопком. И хотя хлопок был негромким, Хендрик подпрыгнул, словно от звука выстрела. Инстинкт советовал ему последовать за дядей, причем незамедлительно. Молодой человек вспотел, его била дрожь. И все же он сомневался, яростно споря с самим собой, и все это время внимательно прислушивался. Из спальни не доносилось ни звука. Молодой человек говорил себе, что должен войти в ту комнату, пока не поздно, но тут же возражал, что не имеет никакого права так поступать и что он — глупец с разыгравшимся воображением.
Так прошло несколько минут, наконец Хендрик резко встал. На лбу выступила испарина. Не успел он сделать и нескольких шагов, как вошел официант. Тихо, без стука, но стоило ему появиться, юноша снова вздрогнул: он увидел, что дядя движется к столу.
Полковник возвращался к своему креслу, но дверь за его спиной оставалась закрытой. Без бутылки «Кюммеля», обе его руки были пусты. Он ими странно взмахивал, будто ища, на что опереться, и сам при этом покачивался. Бледное лицо полковника с выпученными глазами зародило в объятом ужасом юноше мысль: полковник отравился. Какой-то миг он не мог пошевельнуться и только смотрел, словно зачарованный, встретившись взглядом с глазами дяди. Потом еще невероятнее: тело, казалось, стало вытягиваться и, вытягиваясь, качалось, но качалось над полом, словно под ногами не было никакой опоры. В следующий миг голова полковника резко откинулась назад, обнажая багровую линию на шее, и Хендрик уловил одно слово, произнесенное шепотом: «Безболезненно».
— Сэр, мне сейчас подавать кофе или позже, чтобы не остыл, когда вернется полковник?
Это спросил официант, который видел в комнате только одного человека — гостя. Хендрик, в свою очередь, видел теперь только одетую в черное фигуру с кофейным подносом. Когда, несколькими минутами позже, они взломали дверь в спальню — та оказалась запертой изнутри, — кольцо из шнура на шее полковника уже сделало свое дело…
Перевод И. Чусовитиной
Доктор Фелдман
I
Молодой Пелэм подошел к дому доктора, когда на часах пробило половину двенадцатого, и, нажимая на дверной звонок, был горд своей пунктуальностью. Минута в минуту. Юноша выглядел как путешественник, только что сошедший с поезда и одетый не вполне подходяще для такой теплой летней ночи. Внимательный наблюдатель различил бы в его облике искателя приключений. В дополнение к теплому пальто молодой человек имел при себе шотландский плед, походный рюкзак, перекинутый через плечо, а крепкая трость и фетровая шляпа дополняли образ. Юноша в десятый раз перебрал в уме содержимое рюкзака: свечи, термос с кофе, сэндвичи, книга и пистолет, ключи в кармане — он ничего не забыл. Его сияющие глаза выдавали овладевшее им напряжение, он был взволнован. Молодой человек убеждал себя, что холодок, пробежавший по спине, вызван предвкушением. Возможно, так оно и было. Пелэм вспоминал, как сказал своему другу, доктору Фелдману, что он пойдет в любом случае. «Я пробуду там до рассвета, — говорил он. — Если вы не присоединитесь, я отправлюсь один». Он действительно так думал, но это было днем, а сейчас, в темноте ночи, его настрой претерпел явные изменения. Пелэм осознал, что жаждет компании. Присутствие тучного доктора Фелдмана с его черной бородой, низким голосом, широкими плечами и ясными карими глазами было бы как нельзя кстати.
