– Поглядеть, – ответила за троицу женщина. – Прокруст у меня сына украл – и уж теперь его не найти нигде – продали, увезли… – Женщина вновь погрозила казнимому. – У Секста вон тоже сына украли. Младенчика.
Ветеран кивнул, подтверждая слова своей спутницы.
– Да чего уж, смотрите, – милостиво разрешил Гай. – Только быстро он не умрет. Долго ждать придется. По мне, так я бы его каленым железом попытал.
– Дай помогу… – предложил ветеран, и Гай не сразу понял, что речь идет о костре.
Гай посторонился. И – о, чудо – едва Секст чуть тронул ветки в костре, положил пучок травы, дунул, дым повалил гуще, а потом радостно запрыгали желтые язычки. Ветеран явно знал толк в кострах.
Тут же был водружен на огонь котелок с водой, а из мешка ветерана извлечена половинка тушки ягненка, обмазанная глиной.
– Смотри-ка, основательно подготовились, – заметил Гай. – С такими припасами можно и подождать. Чай, парень никуда не удерет… – Ауксиларий расхохотался над собственной шуткой.
Он и сам не заметил, как в руках у него оказалась чужая фляга с крепким неразбавленным вином – не менее крепким, чем держал при себе возница.
– Если дождаться, когда душа распятого покинет тело, можно заклятием заставить ее служить три дня и во сне рассказать, кому он продал наших детей… Пока на той стороне не глотнет воды из Леты, – доверительно поведал ветеран Гаю. Говорил он медленно, как будто с трудом подбирал слова. А когда говорил – рот его странно кривился на сторону из-за жуткого шрама.
– Ты знаешь такие заклятия? – спросил Гай.
– Она знает… – кивнул в сторону женщины Секст.
– Это же колдовство… – подозрительно покосился на женщину молодой солдат.
– Никакое не колдовство. Она – жрица из храма Деметры и Коры, покровительниц Эпира.
– А… – понимающе протянул Гай и на всякий случай тронул висящий на груди амулет.
Тем временем утренняя прохлада сменилась душной вяжущей жарой, ветерок стих, на пир пожаловали насекомые со всей округи – теперь они роились вкруг казнимого, и тот в отчаянии тряс головой, пытаясь согнать мух и слепней хотя бы с лица.
Дым от костра плохо отгонял насекомых, женщина и мальчишка наломали веток, чтобы отмахиваться от приставучей дряни.
– Воды… – стонал тем временем человек на кресте.
– Скоро будет тебе вода… – буркнул Гай. – Обещана гроза к вечеру – значит, будет.
– Вода Стикса – она ледяная… – ухмыльнулась женщина. – Еще напьешься!
Костер прогорел, и ветеран разворошил угли, положил в алое дышащее жаром чрево приготовленного для запекания ягненка. Гая стало клонить в сон… Неожиданно сбоку оказался свернутый плащ, и тело так удобно на нем устроилось… Задание – стеречь казнимого – оказалось совсем не трудным… А ягненок будет наверняка наивкуснейшим. Глаза солдата смежились.
А ветеран помахал перед лицом его рукою, убедился, что парня сморило, и отступил. В следующий миг он ловко вскарабкался по кресту наверх к привязанному Прокрусту и влил тому в рот несколько капель воды с уксусом из фляги.
После чего ветеран соскользнул вниз и вновь оказался рядом с костром. Небо тем временем начало темнеть – хотя до заката было еще далеко. Обещанная гроза приближалась быстро.
Прокруст смотрел на идущую грозу с надеждой – вода, облегчение муки…
Гай с первым далеким рокотом грома очнулся, глянул на небо и встревожился – грозы он побаивался – с тех пор как в легионе у них молнией убило легионного раба.
Секст тоже поглядел на небо.
– Гроза идет быстро. Лучше всего укрыться вон в той гробнице, пока дождь не хлынул. – Ветеран указал на мраморное строение у дороги.
Гробница напоминала маленький храм, украшенный статуями, – три мраморных грации, обнявшись, застыли в глубине портика. Правда, походили они скорее на трех гетер, явившихся позабавить умершего.
– И то… – согласился Гай. – Может, боги прогневаются и сожгут мерзавца вместе с крестом. Смогу в лагерь побыстрее вернуться…
– Иди… Вместе с Гермией и мальчишкой, а я присмотрю за костром – пообещал ветеран. – Ягненок еще не пропекся. Придется золу кожей прикрыть.
Вино изрядно подействовало на Гая: ноги заплетались, а в мыслях была какая-то каша… Нехорошо, муторно было… То ли от вина… то ли от понимания – не то он что-то делает, нельзя уходить… И этот изуродованный бывший легионер – не командир Гаю, чтобы отдавать приказы. Но ауксиларий поднялся и поплелся в гробницу вслед за женщиной и мальчишкой.
Едва укрылись, тут же налетела гроза, ветер ревел, гром грохотал, и даже сквозь узкую щель входа холодный блеск молний ослеплял. Дождя пока не было – гроза бушевала сухая. Гай извлек из-под туники амулет и теперь при каждой вспышке молнии и раскате грома подносил его к губам.
Мальчишка забился в угол и тоже шептал какие-то обеты. А вот женщина, похоже, вовсе не боялась грозы. Она сидела – прямая, неподвижная – и чему-то улыбалась. Верно, поджидала, когда душа казнимого расстанется с телом. Гай, продолжая дрожать, вдруг ненадолго провалился в какой-то короткий бредовый сон, а когда очнулся, ощутил, что в гробницу тянет мерзким едким дымом – верно, подожгло что-то неподалеку молнией – быть может, сухой тополь, на котором сидели вороны. Снаружи шумел дождь, и было темно – молнии отблистали, гром отгрохотал.
Гай ухмыльнулся, довольный, и заснул уже крепко-крепко. Последнее, что он запомнил, – это женщина, которая склонялась над ним. Лицо ее кренилось, тело чуть ли не падало, а сам Гай плыл куда-то, проходя легко сквозь мрамор…
Во второй раз Гай проснулся уже на закате. Гроза ушла окончательно – ровный розовый свет лежал на каменных плитах у входа. Никого в гробнице, кроме него, не было. Солдат поднялся с надгробия, встряхнулся… вышел. Под навесом портика, у ног граций были сложены его нехитрые пожитки, стояло прислоненное к одной из статуй копье. Гай совершенно не помнил, чтобы приносил свои вещи сюда. Здесь же, завернутая в листья лопуха, лежала половинка запеченного ягненка и стояла фляга с вином.
Гай вышел из тени портика. Глянул на крест и обомлел… вместо креста к отмытому грозой вечернему небу поднимались обугленные обломки – и к ним было все еще прикручено (или прилипло, спаянное жаром?) обугленное черное тело.
– Юпитер… – только и простонал Гай.
Он подошел к телу – черный череп озорно скалился на единственного зрителя белыми зубами.
Гай принюхался – от тела и креста все еще несло чадным духом. Совсем не запах дерева или горелого мяса. Ясно было – гроза сожгла мерзавца, но отчего такой смрад – понять Гай не сумел. Уж не сама ли Геката со своими псами явилась сюда, чтобы забрать темную душу казненного в Аид?
– Верно, мерзкие преступные дела так пахнут… – пробормотал солдат.
Служил бы он на Востоке – знал бы тогда, что это запах сгоревшей нафты.
