– Глупо напоминать, что спас жизнь, после того как захотел ее отнять.
Трибун огляделся, не зная, что предпринять. Убийство в любом случае убийство. Вряд ли правитель Хатры примет в оправдание слова Приска, что зарезанный им нобиль Хатры являлся его рабом. Будь Сабазий жив, беглецу бы не отпереться. Но, мертвый, он обрел раз и навсегда свободу. Любой житель Хатры скажет, что римляне убили его, а теперь порочат, рассчитывая на то, что ушедшему из жизни уже не сказать ни слова в свою защиту. Зарезали, а теперь пытаются представить как драку. Нет, на хатрийское правосудие рассчитывать не стоит. Это не римский суд, где обвинитель и защитник состязаются перед судьями, трактуя законы и представляя собранные доказательства.
Приск знал порядки Хатры – наказание тут следовало зачастую прежде, чем судья вынесет свой вердикт. Так что любой из них рисковал остаться без головы до того, как произнесет первое слово в оправдание.
Трибун заглянул в соседнюю комнату. Это была спальня хозяина, и Дионисия там не было. Римлянин выволок убитого и закинул на кровать, затем сорвал с пояса Илкауда амулет хаммара, а с груди – пластину бога Шамша с лучистой короной, снял украшенный каменьями пояс, опять же с изображением бога Шамша, укрыл Сабазия одеялом, как будто тот спит. Все вокруг было измазано кровью, но это трибуна не смущало. Он вернулся в таблиний и едва не поскользнулся в луже крови. Пришлось сдвинуть ковер так, чтобы он закрыл кровавое пятно. Необходимо было теперь дождаться Дионисия. Однако неясно – скоро ли придет хозяин.
Приск выглянул в атрий. Похоже, в доме никого не было – то ли слуги куда-то ушли, то ли находились в другой части дома. Странно. Обычно слуги в большом доме повсюду – они вечно следят и подглядывают, в том числе и друг за другом, в этом залог безопасности господина. Мимо пробежал какой-то мальчишка.
– Я ищу хозяина, – сказал римлянин.
– А… так он… быстро придет… Илкауд ждет… знаю… Я за вином и закусками. Быстро… – «Быстро» наверняка самое любимое слово мальчишки. Приск подумал, что слуг отослал сам Дионисий, чтобы встретиться с Илкаудом наедине. Иногда Судьба бывает благосклонна.
Парень побежал дальше. Запоздало Приск сообразил, что весь забрызган кровью, будто резал свинью. Хорошо, что трибун лишь приоткрыл дверь, а не вышел в атрий.
Дионисий в самом деле появился – как раз в это мгновение. Однако грек оказался куда более наблюдательным, нежели мальчишка. Увидев Приска, он поначалу замер с открытым ртом, потом рванул назад из атрия. Трибун прыгнул вперед, ухватил грека за ворот туники и потащил в таблиний, Дионисий вскрикнул, попытался схватиться за установленную в атрии статую, но Приск успел рвануть его на себя и тут же заткнуть рот полой сдернутого с плеч Дионисия хитона. После чего затащил хозяина в его собственный таблиний и захлопнул дверь.
– Мы отправляемся в путь, приятель, и ты едешь с нами, – сообщил обезумевшему от страха греку Приск.
Тот что-то замычал в ответ, пытаясь выплюнуть ткань изо рта, пучил глаза на сдвинутый во время возни ковер – кровавые разводы на мраморном полу красноречиво говорили о том, что здесь произошло.
Трибун слегка кольнул его под ребра кинжалом.
– Ты ведешь себя тихо, не визжишь, и тогда я выну тряпку. Ну как? Сговорились?
Дионисий испуганно закивал.
Приск вытащил полу хитона, другой рукой чуть сильнее надавив на кинжал, – наверное, поранил немного, потому что Дионисий дернулся, но смолчал.
– Твоей жизни ничего не угрожает, пока ты слушаешься меня. Понял? Все понял?
Тот отчаянно закивал.
– Тогда оторви от хитона полосу и заткни себе рот.
У Дионисия тряслись руки, пока он рвал ткань.
Наконец он соорудил более или менее приличный кляп. Стал завязывать и вдруг ухватил Приска за руку, пытаясь вырвать кинжал, – очень глупо – тут же он получил кулаком в лицо – да так, что отлетел и грохнулся на пол. Трибун прижал его коленом к полу, вцепился в волосы и треснул об пол, оглушая. Потом разорвал хитон на полосы и связал руки и ноги. Плотно заткнул рот. Подумал и сорвал перстень с печатью с пальца Дионисия. Затащил тело в спальню, затолкал под кровать с мертвым Илкаудом и бегом ринулся в гостевые покои. Вся надежда была на то, что за несколько мгновений, пока он носится по дому, в таблиний и в спальню никто не войдет.
Первым, кого отыскал в предоставленных им Дионисием комнатах, был Малыш.
– Что с тобой? – удивился фабр. – Убил кого?
– Все пошло наперекосяк. Я буду в таблинии хозяина. Живо принеси туда мешок, веревки. И большой кусок кожи.
– Кожаный полог от палатки подойдет?
– Вполне. И предупреди остальных – мы уезжаем.
Трибун бегом понесся назад. Во дворе наскоро поплескался под фонтаном, смывая кровь с лица, рук, панциря. На красной тунике пятен было не видно. Влетел в таблиний. В комнате стоял смазливый мальчишка-раб, тот самый, что пробегал давеча через атрий, снимал с серебряного подноса кувшин с вином и бокалы.
– Хозяин быстро подойдет… – сообщил он. Парень, как видно, вообще не глядел по сторонам – иначе бы заметил разводы крови на полу – ковер уже не мог их скрыть.
– Хорошо, я подожду здесь… – улыбнулся Приск. Осушил бокал. Мульс оказался слишком сладким. Потом взял полированный поднос и погляделся в него – судя по всему, вид у Приска был еще тот. Мальчишка потупился – не положено рабу рассматривать свободных господ в упор. – Послушай, парень, отнеси послание верховному жрецу. Я – римский посол, и у меня есть сообщение.
– Меня не пустят за ворота на священную территорию сегодня… – испуганно пробормотал мальчишка.
– Так отдай кому-нибудь из служителей. Это очень важно – для твоего господина.
Приск взял со стола чистые восковые таблички, стиль и написал по-гречески: «Дионисий Селевкиец сообщает, что отправляется срочно по важному поручению назад в Антиохию».
Деревянный край табличек немного измазался розоватой влагой с пальцев, но будем надеяться, что адресат примет пятна за разбавленное вино.
Приск запечатал письмо печатью Дионисия и отдал мальчишке. Неуклюжая ложь – но, возможно, поможет выиграть время до завтрашнего утра.
Паренек убежал. А следом явился Малыш с мешком, веревками и кожей.
В мешок они затолкали Дионисия и спеленали веревками так, что тот не мог пошевелиться. Сверху обмотали кожей – получилось очень похоже на скатанную небольшую палатку. Если Дионисий не начнет стонать и шевелиться, сверток не вызовет подозрений.
– А теперь нам надо бежать. И как можно быстрее! – сообщил Приск.
* * *
Трибун застал Куку за приготовлением поросенка. Запеченный и осыпанный зеленью, вздернув вверх чуток обугленный пятачок, поросенок лежал на блюде, а преторианец поливал его соусом. За время своего легионерства Кука научился неплохо готовить и не брезговал подобной работой. Жаль только, что поварское искусство – удел в основном вольноотпущенников и рабов.