– По Риму ползут слухи, что завещание императора было поддельным… – шепнула Корнелия.
– Ты в этом сомневаешься? – криво усмехнулся Приск. – А как ты прожила эти годы? У Мевии было несладко, верно…
– Не будем об этом… – Корнелия нахмурилась. – В ту ночь, когда умер Марк, ей привиделось, что она с ним прощается. А потом, уже когда пришло известие о его смерти, она несколько дней ничего не ела…
– А теперь…
– Она окружила себя бродягами с Востока. Те живут у нее в доме, едят и рассказывают о том, что после смерти она уйдет в какой-то чудесный сад и там встретится с погибшим Марком. Иногда я думаю, что это было бы замечательно – увидеть живыми отца, брата, маму… А ты как думаешь?
Приск покачал головой:
– Я лично думаю: то, что уходит, уходит безвозвратно. Вечен только Рим, всё остальное смертно.
Эпилог
В июне 891 года от основания Рима
[66]
две большие спальные повозки ехали по дороге из Сердики
[67]
к Эску. Дорога эта, в отличие от дороги на Филиппополь, была новенькая, только что вымощенная, с милевыми опять же новенькими столбами. Вслед за спальными повозками катилось несколько грузовых, запряженных мулами, с многочисленным скарбом.
За повозками верхами ехали двое – пожилой мужчина, совсем уже седой, в выправке которого угадывался старый служака, и молодой человек лет двадцати семи – худой, невысокий, хрупкий. Большую часть пути молодой человек провел в повозке и только теперь сел на коня, чтобы въехать в Эск как и подобает мужчине.
У провинциалов, что попадались этому маленькому каравану навстречу, не оставалось сомнений, что это путешествует какой-то житель Италии, непременно всадник, а то и сенатор, со своей фамилией.
Дорогу, по которой они ехали, совсем недавно отремонтировали, но все равно едущих в спальных повозках изрядно трясло. У самых городских ворот небольшой караван остановился. Из первой повозки вышли две женщины и мальчик лет семи. Женщины явно были – мать и дочь – сходство угадывалось, а вот чертами мальчик удивительно походил на старшего из мужчин.
– Марк! – окликнул старший (стариком его как-то язык не поворачивался назвать). – Гляди-ка! На месте этого города был когда-то лагерь Пятого Македонского! – Приск указал на каменные стены и башни ворот. – Я здесь служил много лет назад.
Солнце уже садилось, и стены сделались красными в закатных лучах. На миг на месте мирного города померещились бастарны с факелами, гортанные крики и алые отсветы на стенах лагеря.
– Гай, мне бы не хотелось останавливаться в гостинице, – сказала старшая из женщин.
– Не переживай, Корнелия! Думаешь, мы не найдем в нашем Эске старых знакомых… А как же твоя подруга? Наверняка она будет рада предоставить нам кров…
– Это вряд ли… – отозвалась Корнелия.
– Тогда поищем кого-нибудь другого, – весело отвечал Гай.
– Я хочу войти в этот город пешком… – проговорила задумчиво Корнелия.
Приск спрыгнул на землю (а это был именно он, бывший легионер Пятого Македонского, закончивший свою службу в чине легата).
Главные западные ворота города стерегли две башни. Но сами ворота были широко распахнуты – опасность ушла из этих мест. Многим казалось – навсегда. Они шли по главной улице
[68]
, и Приск вроде как узнавал это место – когда-то тут стояли казармы его легиона. И не узнавал одновременно – теперь здесь высились дома с мастерскими, лавками и тавернами. На прилавках полно было серебряных и бронзовых украшений на продажу, статуэток для домашних ларариев и брошей, кувшинов и кубков. Можно тут было увидеть статуэтки разных размеров Меркурия, Венеры, Дионисия, Аполлона, Гекаты и Митры. В другой лавке предлагали плоские бронзовые пластины с изображениями фракийских конных всадников – местные жители тоже селились в городе. В третьей лавке торговали глиняной посудой и лампами, в четвертой – стеклом. Судя по узорам и работе – все это было местного производства. Корнелия тут же потребовала купить два бокала голубого стекла – творение местного стеклодува. А юной даме понадобился флакончик для духов из черного стекла с тончайшей золотой аппликацией. Среди торговцев многие плохо говорили на латыни, а койне, на котором они трещали, выдавало в них выходцев из провинций Востока – будто Азия, Вифиния и Киликия пожаловали в гости. В нескольких местах стояли водяные колонки, мальчишки – было жарко – затеяли возню, обливая друг друга водой.
Два виадука были построены еще в те времена, когда Приск служил в Пятом Македонском.
Так они вышли к Форуму – когда-то здесь был преторий лагеря, а теперь – Форум, окруженный со всех сторон колоннадами портиков. Однако, прежде чем войти на Форум, они долго рассматривали роскошное здание, больше похожее на дворец.
– Здесь проживает Кандид, наш декурион, – сообщил увязавшийся за гостями мальчишка из лавки торговца стеклянным товаром.
– Уж не внук ли это ликсы Кандида, – подмигнула мужу Корнелия.
– Точно-точно, – охотно закивал мальчишка, рассчитывая на щедрую подачку. – Ликса и сам проживает в этом доме. Только он ослеп и уж почти не выходит сам из дома – разве что иногда его доставляют на Форум в лектике.
– Надо же… – подивилась Корнелия. – Ликса еще жив.
Они вошли на Форум. Мощенная красными прямоугольными плитками площадь занимала примерно 300 футов на 180
[69]
. Портики справа и слева были украшены белоснежными колоннами в коринфском римском ордере – только акант здесь, на границе с Дакией, больше походил на листья здешних деревьев. На северной стороне Форума возвышались три храма с портиками: в центре – куда больше двух других – храм Юпитера, справа – храм Юноны и слева – Минервы
[70]
. В каждом римском городе, в какой бы провинции он ни строился, есть храм Капитолийской триады, только здесь, в Мезии, храмы были выстроены на свой лад – как три отдельных храма с узкими проходами между ними. Задние стены храмов служили одновременно и стенами базилики.
Солнце садилось, и храмы, и стоящая за ними базилика светились розовым в закатных лучах.
– Нравится? – спросил вдруг знакомый голос за спиной.
Ба! Столько лет прошло – но Приск не мог ошибиться.
Старый товарищ! Тиресий!
Он обернулся.
Ну Тиресия он бы не узнал в этом дородном обритом наголо пожилом господине, щеголявшем в белой тоге с тонкой пурпурной каймой – что выдавало в нем местного магистрата.
– Я – декурион Сармизегетузы Регии, – объявил Тиресий, обнимая старого друга. – А это сын твой?
