– Так что же, я должен здесь добро бросить?
– Что сумеешь с собой взять – вези. Но дом даже тебе прихватить не удастся.
– Нет, так не пойдет! – возмутился ликса.
– Твоя воля! Можешь остаться и подождать, когда варвары появятся, – не слишком дружелюбно посоветовал Приск, потом открыл кошелек и выложил на стол шесть золотых: – Сто пятьдесят денариев, как ты просил, – за мальчишку-раба.
Ликса поглядел на прикорнувшего неподалеку парня. Эх, если бы не рука, то его и за две тысячи можно было бы продать! Вот именно – если бы…
– Ладно уж! – Кандид повернулся к писцу. – Давай, составляй договор.
Приск отломил от лепешки половину, поднялся и вместе с недопитым теплым вином поставил перед калекой.
– Ешь, – сказал легионер.
Тот вздрогнул, очнулся, непонимающе уставился на глиняную чашку и кусок хлеба.
– Как тебя звать? – спросил Приск у калеки.
Тот едва не подавился, спешно проглотил недожеванный кусок и сказал:
– Аристей.
– Странное имя для дака.
– Я грек… наверное, – пробормотал юноша. И покосился на Борка, будто ожидал удара.
На его счастье, вольноотпущенник сидел далеко и до раба никак не мог дотянуться.
«Аристей, человек, который появляется и исчезает… Может обратиться вороном», – припомнил Приск рассказанную Геродотом
[64]
легенду.
Грек едва заметно улыбнулся, и Приск понял, что юноша тоже слышал эту историю.
Легионер хотел спросить, что значит это «наверное», но в этот момент дверь в таверну отворилась, и в обеденную залу в клубах морозного пара ввалился невысокий кругленький человечек, с головы до ног закутанный в меховой плащ. Под возмущенные крики обедавших гость неспешно притворил дверь, откинул с головы капюшон и огляделся. У него было румяное улыбчивое лицо и курчавые черные волосы. Массивный нос занимал пол-лица.
– Терпеть его не могу, – прошипел ликса и попытался укрыться за спинами легионеров, чтобы гость его не заметил.
– Мне нужен ликса Кандид! – объявил вошедший на всю таверну.
Сразу несколько пальцев указали на снабженца Пятого Македонского легиона.
– Будь здрав, ликса Кандид, – подкатился к столу гость.
– И тебе того же, Калидром. Наместник тебя еще не отпустил на свободу?
– Наместник провинции Лаберий Максим доверяет мне вести наиважнейшие дела от его имени! – объявил Калидром так, будто сообщил, что он прислан новым легатом Пятого Македонского. – Хотелось бы мне знать, где пребывает ныне стекло, заказанное в Аквилее моим патроном.
– Стекло? – искренне удивился ликса.
– Драгоценнейшие стеклянные кубки. Патрон в нетерпении ожидал их еще месяц тому назад. Но вместо кубков получили мы донесение, что груз со стеклом из Аквилеи придерживают в здешней канабе.
– Донесение… – фыркнул Кука. – Как будто речь идет о войсках!
– Из Италии в последний месяц прислали только глиняные светильники и еще немного посуды, но это все для легиона мной заказано, – заявил ликса, почти что оправдываясь. – Стекла не было.
– Я всегда блюду правила истины, – приосанился Калидром. – Возьмись я за составление анналов, то прослыл бы наиправдивейшим рассказчиком. Если я говорю, что стекло должны были прислать, значит, кто-то не выполнил предначертанные установления.
– В лагере поищи! – посоветовал Приск, усмехнувшись.
– И поищу, коли в таком действе окажется надобность! – заявил Калидром. Спеси в нем было не меньше, чем в самом наместнике. – А сейчас я должен осмотреть склад – не затерялось ли где мое стекло.
– Ты хотел сказать: стекло наместника, – поправил его ликса.
– Блюдущий чужое имущество как свое имеет право охраняемое называть своим, – тут же последовал ответ.
– Ты что-нибудь понял? – поинтересовался Кука у своего приятеля.
Приск лишь взлохматил волосы ото лба к затылку.
– Я должен осмотреть склад! – повторил Калидром, ничуть не смутившись.
Ликса, кряхтя, поднялся, протянул Приску таблички с договором и вновь покосился на кругленького гостя:
– Совсем недавно был пекарем у наместника, а как поднялся-то!
– Я до сих пор пекарь, готовлю лучшие сладкие пирожные! – заявил Калидром.
Приск с Кукой рассмеялись, а ликса вздохнул и удалился вместе со слугами вслед за удачливым поваром.
* * *
Друзьям же пока торопиться было некуда. Заступать в караул надо было только вечером, обходить дома и гнать жителей канабы в лагерь должны были другие.
– Ай да Майя! – покачал головой Кука. – Как она подружку-то оклеветала! Вот стервозина! – В голосе его, однако, не слышалось осуждения. Скорее, он восхищался поступком развратной красотки. – Выходит, она одна искала приключения на свою задницу. А ты же поверил, клянусь Геркулесом, ты поверил, что Кориолла тоже в лупанарии трудится! – Кука несильно ткнул Приска кулаком в плечо. – Ведь поверил!
– Прекрати! – отмахнулся Приск. – Меня это не касается. Она – невеста Валенса, а не моя.
– Нет никакого дела? – передразнил Кука. – Чего ж ты в своем письме написал «милая сердцу моему Кориолла. Люблю я тебя и ненавижу – точь-в-точь как писал Катулл, но любовь в моем сердце сильнее…»
– В письме? – переспросил Приск. – Так ты… ты… – Он задохнулся. – Как ты смел распечатать и прочесть мое письмо?
– Лучше я, чем кто-то другой, – невозмутимо отвечал Кука. – И скажу я тебе вот что: в сердечных делах ты дурак дураком. То есть в других делах ты умный парень, а в делах Венеры – дурак. Валенс никогда на Кориолле не женится, он вообще ни на ком не женится, потому что никогда не уйдет из легиона.
– Еще одно лето… – пробормотал Приск. – Кампания закончится, он выйдет в отставку и…
– А вот и нет! Спорим на сто… – Практичный неаполитанец сообразил тут же, что ставка высоковата. – На пятьдесят денариев, что не уйдет. Он будет служить до самой смерти, пить как испанец и клясться, что вот-вот остепенится. Мой совет: как только Валенс со старым Корнелием вконец разругаются, хватай девицу и вези в канабу. Папаша такому обороту дела будет только рад. Девица в невестах засиделась, плод малость, так сказать, перезрел. Зато вкус будет… м-м-м… – Новый тычок в бок Куку только раззадорил. – Ты центурионом станешь после победы, это уж точно. Ну так как, спорим?
– Хорошо, спорим! – согласился Приск.
– А-а-а! Готов поспорить еще на пятьдесят, что ты рад проиграть мне этот полтинник.
– Уймись, – одернул его Приск.
