Сразу несколько варваров кидаются на маленький отряд – Приск убивает дака, что лезет на него с фальксом. Приску везет – меч варвара застревает в превращенном в лохмотья щите, и обезоруженный дак получает удар в живот. Следующий напарывается на меч Валенса. Малыш зверствует.
Вокруг них раненые и убитые. Вслед за их маленьким отрядом ползет раненый легионер – удар фалькса вспорол лорику, и теперь металлические полосы, растопырившись, торчат у него на боку, как обнаженные ребра, а ниже свисает нечто серо-коричневое. Гай видит, но не соображает, что это кишки вывалились у раненого из живота. В следующий миг Приск едва не спотыкается, переступая через убитого, – у того отрублены обе ноги – парень забыл надеть поножи. Затем переступает через убитого дака – у этого нет головы, и кровь бьет из обрубка шеи толчками – этого только что прикончил Малыш.
Снова их атакуют. Раненым медведем ревет Малыш. Валенс надрывается:
– Держать круг!
Фалькс гремит, пытаясь разрубить и без того изувеченный щит. Кто-то давит сбоку, Приск не выдерживает, падает на колени, но все же прикрывается сверху щитом и уже в последний момент колет куда-то… Сам попадает, варвар рушится на него сверху. Кто-то сбрасывает упавшее сверху тело, ему помогают подняться. Это Тиресий. Теперь Валенс и его славный контуберний сражаются не за победу в битве. Только за свои жизни. А может быть, все-таки за победу.
Слева, точно так же построившись в круг, пытается отступить еще один осколок римской шеренги. В центре легионеры прикрывают щитами нескольких раненых. На них набрасываются сразу несколько даков. Один особенно зверствует, фалькс его мелькает с бешеной скоростью, нанося удар за ударом. Кто-то из отступавших падает замертво, с ним еще трое – без оружия и без щитов – вываливаются из круга. Они ползут на коленях, не в силах встать. Бешеный варвар накидывается на легкую добычу.
– Сабиней… – бормочет Малыш.
Приск не понимает, о чем он. Только отмечает про себя, что варвар отрубает одному из убитых руку. Зачем? Смутный желтоватый отблеск вспыхивает и гаснет на окровавленном запястье. Варвар поворачивается, идет на Приска. Дак весь в крови, своей и чужой. Малыш вновь вырывается из круга навстречу даку. Гремят друг о друга фальксы, в следующий миг Малыш отскакивает назад. Дак остается на земле.
Приск пятится. Он не может обернуться, не может понять, насколько близки римские шеренги, можно ли пробиться к своим. Он лишь видит, что на них катится новая волна даков. Правда – основные подкрепления мчатся в центр, туда, где прорваны первые ряды римского построения и куда теперь, как заведенные, мечут камни баллисты.
И тут над головами римлян летят дротики. Летят кучно, поражая бегущих варваров непременно в грудь. Приск чувствует, как чья-то рука хватает его за ворот туники и разворачивает. Он вдруг понимает, что свои уже рядом. Валенс и его легионеры уже не сражаются – бегут к своим. Малыш еще на ходу успевает кого-то зарубить, кажется, неудачника-бастарна. Еще несколько шагов – ряд щитов раздвигается, и маленький отряд скрывается за живой стеной. Спасшихся ставят в задний ряд построения. Здесь можно немного отдышаться, отереть кровь с лица и глотнуть из фляги. Кука валится, капсарий волочет его по снегу на плаще – куда-то к остальным раненым. Валенс вместе с незнакомым опционом перестраивают обломки вышедших из-под удара центурий.
* * *
Далеко не все римские машины стояли на месте. Несколько карробаллист
[123]
двигались по правому флангу, где проходила старая дорога и почва была более или менее твердой.
Здесь же Адриан приказал поставить на повозки три машины Филона. В отличие от обычных карробаллист они стреляли короткими дротиками, и стреляли непрерывно. Надо было лишь вращать деревянные рукояти ворота взад и вперед. Против строя легионеров в лориках и шлемах эта штука была бесполезна. Но варвары здесь, на правом фланге, почти все были без доспехов, и практически каждый дротик находил себе цель. Сами дротики, связанные ремнями по тридцать в пучке, лежали в большой плетеной корзине.
– Отлично! Отлично! – приговаривал Филон, наблюдая за работой своих «потешных механизмов», как он называл машины, не делая разницы между механическим театром и своим стрелометом.
– Если варвары тебя поймают, то с живого сдерут шкуру, – предрек стоявший рядом с Филоном Зенон.
– Адриан дал мне охрану… – Филон поглядел на ауксиллариев, что стояли рядом с повозками.
Впрочем, они должны были не столько охранять повозки, сколько вытаскивать их из ям, полных воды, вести лошадей под уздцы и подавать связки дротиков.
– Они-то тебя и выдадут, – добавил Зенон. – Это точно. Вырвут глаза и заставят живого съесть…
Филон отер длинным рукавом туники лоб. Огляделся, ища глазами Адриана, – почему-то в этот момент охрана из двух контуберниев показалась ему совсем ненадежной.
Но Адриана рядом с ним не было. Зато позади появилась римская конница.
– По-моему, уже все сделано, – пробормотал Филон. – Пора бы нам уступить место храбрым кавалеристам.
* * *
Шеренга впереди медленно движется. Фланги смыкаются, сдавливают увязшего в атаке противника. Варварам все труднее сражаться. Они мешают друг другу, давят своих. Их уничтожают камнеметы. Теперь нужно лишь одно – чтобы варвары побежали. Как только они побегут, начнется резня.
Тиресий трогает Приска за плечо и кивает в сторону. Приск оборачивается. Справа движется римская конница. На зимнем солнце блестят доспехи. Кавалерийские турмы срываются в галоп. Сейчас конница ударит варварам в тыл, и все будет решено. Если бы роксоланы не были разбиты заранее, еще неведомо, чем бы кончилась битва. Но Фортуна всегда на стороне римлян!
– Цезарь! – кричат легионеры.
* * *
Крепчающий к ночи морозец схватывает стеклянной коркой алые лужи. Снег, перепаханный копытами и башмаками, тоже красен. Повсюду тела – в льняных рубахах и шароварах, в туниках и железных лориках. Щиты, мечи, согнутые и сломанные пилумы, полные крови шлемы. В телах и в снегу – стрелы и дротики. Повсюду разбросан этот ненужный скарб, что вывалился из огромной повозки Беллоны.
Небо уже сделалось мутно-синим, и в синеве проступила кривая, надкусанная вечностью льдина Мендис, фракийской Селены-Луны.
Капсарии падали от усталости – с самого начала битвы, то есть с утра, они вытаскивали из битвы раненых и относили к палаткам. Теперь, после заката, уже с трудом стоя на ногах, опираясь на копья и обломки пилумов, бродили они среди лежащих тел, торопясь найти тех, в ком еще теплилась жизнь, потому что к утру все они, даже легкораненые или просто оглушенные, замерзнут. Вместе с капсариями бродили по полю легионеры – добивали тяжелораненых даков, а тех, кто мог стоять на ногах, вязали и отводили в загородку к пленным.
Тела погибших складывали друг подле друга. Своих к своим, врагов – друг к другу. Писцы, дрожа от холода, следовали за центурионами и трибунами, записывая на табличках имена погибших. Много, слишком много имен. Иногда кто-то из лежащих начинал шевелиться. Его вытаскивали, спешно укутывали плащами, относили в палатки или к кострам. Перевязывали как можно быстрее – в отогревшемся теле кровь из ран начинает бежать куда как шустро.
