«Он не вернется…» – поняла она.
На третий день пришел Пруденс, принес Кориолле кое-какие вещи, старенькую накидку и новую тунику, пробормотал:
– Кухарка моя купила, да ей мала…
Потом сообщил, что для разбора мелких судебных дел, что возникли после нашествия в лагере и канабе, прислан наместником спекулятор,
[129]
он и будет завтра разбирать дело Корнелии, а Пруденса назначили ее защищать.
– Кто может подтвердить твое гражданство? – спросил Пруденс.
– Луций, мой брат…
– Луций еще мал, чтобы выступать в суде.
Ах, да, как воевать – так пожалуйста, готов взять оружие. А как в суде свидетельствовать и защищать сестру – так еще не дорос, мальчишка! Надо же!
– Тогда Кандид, – не задумываясь, выпалила Кориолла.
– Хорошо. Но нужен еще кто-то…
– Прим?
– Он раб, его показания действительны только под пыткой.
Кориолла затрясла головой:
– Нет, не надо…
Отдавать старого раба на муку после того, что он пережил, даже ради собственного спасения она не могла.
– Еще префект лагеря меня должен помнить, они с отцом вместе служили.
– Хорошо, Кандид и префект… – промямлил Пруденс.
* * *
Наутро префект повел Кориоллу в принципию.
Было почти по-летнему тепло, перед принципией собралась толпа любопытных ветеранов – из тех, кто еще служил, и из тех, кто с зимы все еще обретался в лагере.
– Мой отец – ветеран! – выкрикнула Кориолла.
– Помним! – отозвался кто-то.
– Тихо! – шикнул на нее префект. – Мне только бунта не хватало. Сейчас со всем разберемся.
Он занял место за столом, рядом поместились писец и военный трибун. Возглавлял судилище немолодой худой желтолицый человек с запавшими щеками и близко посаженными глазами.
Внутрь пустили Пруденса, Кандида и Нонния, остальным караульные велели ждать снаружи.
– А, привели наконец мою девку! – хмыкнул центурион.
Ликса облизнул пухлые губы и виновато глянул на Кориоллу.
«О, бессмертные боги, он что, решил меня предать?» – У Кориоллы сердце покатилось вниз.
Был у нее отец – была защита. А сирота – она теперь для каждого мерзавца лакомая добыча, всяк будет зариться на нее как на свою рабыню. Мерзавцы!
Кориолла в бессильной ярости стискивала зубы, чтобы не разреветься.
Первым говорил Нонний, заявивший, что купил присутствующую здесь девушку за четыреста двадцать денариев, а она сбежала. Он даже прозвище для Кориоллы на ходу придумал: якобы звали ее в лупанарии, откуда Нонний ее выкупил, «Шалуньей».
– Я дочь недавно погибшего римского гражданина ветерана Луция Корнелия Сервиана, рожденная в браке, свободная, – заявила Кориолла. Голос ее дрожал от негодования.
Спекулятор пятерней взъерошил коротко остриженные седые волосы.
Сам он был тоже из военных, и дело это ему очень не нравилось. Возможно даже, он сочувствовал Кориолле, но своей властью сделать ничего не мог: как свидетели скажут, так и будет.
– Покажи договор о сделке, – приказал спекулятор Ноннию.
– Где ж я его возьму, если все мои вещи остались в канабе Первого Италийского. А канаба там сгорела.
– Но лагерь-то не сгорел. Или ты сюда в лагерь приехал, а вещи в канабе оставил? – спросил насмешливо спекулятор.
Кто-то из присутствующих хмыкнул.
– Именно так, – отвечал Нонний, ни на миг не смутившись.
– Надо вызвать свидетелей, – подсказал спекулятор Пруденсу.
– Свидетелей… – вздохнул Пруденс и огляделся. – Да вот ликса Кандид может свидетельствовать, что эта девушка – дочь ветерана Корнелия, свободнорожденная.
– Ликса Кандид, – повернулся спекулятор к снабженцу. – Ты можешь подтвердить слова Пруденса?
– Я? – Ликса уставился на Кориоллу, будто видел впервые. – Нет, точно не знаю… не могу.
– Да как же! – опешила та. – Да я… Я же у тебя в доме жила!
– Может – ты, а может – и не ты. Я тебя давно уже не видел. С тех пор как ты от нас уехала. Похожа на дочь Корнелия, да. Но ручаться не могу.
Несколько мгновений Кориолла молчала.
– Но я же и сейчас все дни с тобой и твоими домашними была…
– Ну, заглядывала, – кивнул, надув губы, ликса. – Но опять же одетая не поймешь как и уж больно бойкая.
– Префект! – Девушка протянула руки к ветерану. – Ты же знал моего отца!
– Знал ветерана Луция Корнелия, – подтвердил тот, – это точно. Но тебя я видел четыре года назад. Сама знаешь… сильно ты изменилась. Я и не узнал тебя даже, когда ты в лагере появилась. Лгать не имею права. Вот Кандид, он тебя лучше знает…
Нонний осклабился. По всему выходило – быть Кориолле его рабыней.
Ну почему Гая нет?! Почему… он бы подтвердил, он бы…
– Может быть, кто-то еще хочет защищать эту девушку? – спросил спекулятор, вздохнув.
– Я буду!
Все обернулись на голос.
Кориолла увидела в дверях высокого широкоплечего мужчину в сверкающих анатомических доспехах, поверх которых был накинут дорожный плащ. Птериги, украшенные бахромой, пояс с позолоченными пластинами, меч с рукоятью из слоновой кости в богато украшенных ножнах – все говорило о том, что это не простой офицер.
– Приветствую тебя, Элий Адриан! – поднялся со своего места спекулятор.
Адриан? Патрон Приска? Кориолла вытянулась в струнку, аж на цыпочки привстала. А Гай? Гай-то где?
– Давненько я здесь не был, – сказал Адриан, оглядывая принципию.
– Здравствует ли император?
– Император и войско здравствуют. Особенно хорошо после того, как разбили варваров в Малой Скифии и вырезали почти всех бастарнов. Так что тут за суд и кому нужен защитник? – продолжал Адриан наигранно-небрежным тоном.
– Мне нужен! – возвысила голос Кориолла, прежде чем спекулятор успел ответить. – Потому что этот человек утверждает, что я – рабыня! А меня зовут Корнелия, я дочь римского гражданина и ветерана.
– Точно, рабыня, – хмыкнул Нонний. – Кандид вон уже подтвердил.
Адриан намеренно оставил дверь открытой. За ним в залу вошли несколько человек из его свиты. Кориолла жадно разглядывала вошедших, но Приска среди них не было.
– Ты знаешь, что бывает с теми, кто пытается обратить свободного человека в рабство? – обратился Адриан к Ноннию.
