А тут и бойцы пахановы подоспели. Начали по окнам палить. Ванька с перепугу в сараюшку, где конька-горбунка держал, забился. Трясётся. Конёк мордой трётся, сочувствие выражает. А Ванька возьми да и скажи:
– Эх, животина! Тебя бы на моё место. Тогда бы понял.
Зря это он такие слова выговаривал. Ох, зря.
Но только выговорил, как тут и ворвались. Сначала пахана бойцы, за ними спецназ.
Разобрались. Принцессу вернули взад. А Ванятку так и не нашли. Нашли только пони в сараюшке, да конюха горбатенького при етой пони.
Ну, раз не нашли, значит и позабыли.
И по сей день Иван-дурак в шкуре пони детишек в Московском зоопарке катает. А конёк-горбунок при нём хозяином. Кормит хорошо. А вот выпить, покурить не даёт. Мало ли что дураку по пьянке в голову стукнет.
– Это всё сказка была, а вот истинная правда, кто понимает:
Вот жил–был один мужик.
Вошёл этот мужик в возраст и захотел жениться. Ну что ж? Раз захотел – женись, пока женилка не отсохла. Дурное дело не хитрое.
Ну, наш мужик и приженился. А бабу себе взял – красавица, да и только. С какой стороны ни глянь, хоть сзаду, хоть спереду – хороша.
Конечно, люди мужика предупреждали. Говорили, что с такой бабой чёрт не справится, не то чтобы мужик занюханный.
Остерегали, значит, люди, которые жизнь видали, мужика. Только мужик этот добрых советов не слушал. А взял и женился.
Ну, раз женился, жить надо. Вот они и живут. Только стала мужикова баба со всякими бизнесменами якшаться. То по кабакам, то ещё куда. А хозяйство и дом забросила совсем. Мужика, стыдно сказать, кормила раз в неделю, и то всухомятку. Мужик, было, начал права качать. То да сё. Драться лез за правое дело. Только куда ему некормленному драться? Что головой о стенку биться. Словом, метелили нашего мужика почём зря.
Вот и загрустил мужик страшной грустью от такой собачьей жизни. А что? На его месте кто хочешь загрустил бы.
Вышел как-то этот мужик во двор. Подсел к другим мужикам. Закусил. Закурил, да и пожалился на жизнь свою такую, сякую, растреклятую.
Мужики и говорят:
– Гони ты её, сучку свою, Ваня. А то добром это не кончится. По всему видать.
А мужик только зубами скрипит:
– Не могу, говорит, – робя. Не сумею жить без неё. Видно, присушила или ещё как?
Тут соседские мужики жалость и сочувствие проявили:
– Ясно дело просушила. Как тут без присушки? Иди-ка ты, – говорят, – к ворожею.
Попроси, чтобы он тебе сделал.
А Вениамин из третьей квартиры, мужик начитанный по-всякому, так и сказал:
– Проси у колдуна метаморфозу. Полное, значит, такое переустройство организма.
Сказал, и на бумажке это поганое слово записал мужику для памяти. Вот, взял мужик эту бумажку и пошёл.
Пришёл.
– Так и так, – говорит, – хочу, – говорит, – полную мета… мать её… в общем эту… – и бумажку ведуну показывает.
Тот почитал, почитал, да и говорит:
– Ладно, мужик, горевать. Будет тебе метаморфоза.
Тут мужик зарадовался, ожил прям на глазах, и даже надежда в голосе появилась. И всё время, пока с колдуном пил, всё домогался, полная ожидается метаморфоза или частичная.
Вот просыпается утром мужик, и слышит, что в дверь кто-то тихонечко скребётся.
Ну, схватил мужик колун – и к двери. Открывает, а там стоит бабёшка-замухрышка. Худющая, лядащая. Страшней только модели в модных журналах бывают.
– Ванечка! – говорит, – что ж ты меня в дом, в семью не пускаешь?
– А ты кто? – спрашивает мужик настороженным голосом.
– Как кто? – удивляется замухрышка. – как это кто? Жена твоя законная.
– Какая это такая жена? – вскинулся мужик – моя была красавица. Спина, как печь и грудь арбузами. Ты на себя посмотри, задохлик!
– А ты, Ваня, паспорт мой посмотри, – говорит эта баба скромным голосом и подаёт мужику документ.
Мужик смотрит – всё чин чинарём. И прописка, и штамп ЗАГСовский и прочее. Всё как надо быть. Стал на фотографию пялиться. Но, как ни напрягался, морду своей бабы вспомнить не мог. Помнит – грудь была. Ну там, зад и прочее. А как морда лица выглядела, не помнит, и всё. Что уж тут поделаешь? Впустил. Имеет право.
Так и стали жить. Бабёшка эта оказалась и мастерица, и рукодельница, и мужика всё перед другими бабами хвалит:
– И такой он у меня и разэтакий, и ещё лучше.
Мужик только надувается от гордости, как жаба на болоте. Кормить, поить мужика стала. И всё хорошо. Правда, поначалу мужик всё задумывался пойти ворожею этому рыло начистить. А потом остыл. И даже наоборот, взял литру, и принёс этому волхву, чтоб тот нажрался досыта.
Только зря он водку тратил, потому что замухрышка сама призналась. Работала она уборщицей в массажном салоне. Короче, подметала с полу всякие бабьи запчасти, что после массажу остались. И подслушала что первая мужикова баба с каким-то крутяком сговаривается в Парижи-Лондоны от мужика уехать. Тогда эта замухрышка тихонько паспорт первой бабы-заразы забрала, и к мужику заявилась.
Мужик было опять завёлся бежать колдуна уму-разуму учить, да подумал малость, взял ещё бутылку и отнёс, как премию.
Потому что метаморфоза оказалась полная.
– Ладно уж тебе, Никодимыч! – засомневался Серёга – нашёл правду? Шахерезада отдыхать пошла, устыдившись, когда такую правду услыхала.
– Ну до чего же ты, Серёга, мужик въедливый – огрызнулся Никодимыч – вот тоже правдивая история. Сам мог свидетелем быть, если бы знал, где это произошло. Но оно произошло, не сомневайся даже.
Вот, один мужик сидел дома вечером, да от нечего делать в носу копал. И поймал он там здоровенную козу. Вытащил, на пол бросил, и спать лёг. А на утро проснулся, смотрит, а евоная коза ожила. И такая ладная козочка вышла, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Загляденье, да и только.
Ну и вот.
Стала эта козочка у мужика в доме жить. Баба мужикова поначалу взялась ворчать. Мол, то да сё. А потом и сама привыкла. Маруськой козочку назвали и живут.
И такая животинка старательная – не нахвалятся просто. И щи наварит, и блинов напечёт. И так вкусно, что в рот, то спасибо. Конечно, и неудобства были. Например, когда ходит эта коза, так на ходу по полу горошки свои рассыпает. Ну, так это ничего. Когда – никогда к празднику, скажем, и пол подмести можно.
А потом Маруська в возраст вошла и начала доиться чистым самогоном. Мужик, как в перый раз попробовал, так прямо офонарел от счастья. Кричит бабе:
– Видишь, змеюка, какая от моей козы польза-выгода произошла. Не то, что от тебя, корова старая.
