Книга День рождения женщины средних лет, страница 20. Автор книги Александр Кабаков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «День рождения женщины средних лет»

Cтраница 20

Кроме того, видимо, книгам он был обязан и заметкой о джазе под названием «Музыка толстых».

Всем лучшим в себе я обязан джазу: олимпиадой искусств, проводившейся Астраханским облоно в пятьдесят девятом году, на которой инструментальный ансамбль (бас-балалайка, поскольку контрабаса не нашли, малый барабан из военного оркестра, аккордеон Weltmeister 3/4, семиструнная гитара) под моим руководством исполнил в джазовой аранжировке «Песню о Ленинграде» (солировал я, голос только что сломался), за что была вручена грамота, а на обратном пути в общем вагоне до станции Капустин Яр выпита всем коллективом бутылка ликера «Кофейный»;

...пластинкой “In memoriam Glen Miller” в белом конверте, окончательно и навеки сделавшей меня подверженным джазу, как бывают люди подвержены простуде; я слушал и слушал эту пластинку у единственного в Днепропетровске (известного, по крайней мере, мне) владельца стереорадиолы «Симфония», на столе лежали открытки с портретами гениев – Пэт Бун, Бинг Кросби, Каунт Бэйси, Пегги Ли, Стэн Кентон – все подряд, хозяин был серьезный собиратель, а я всё слушал и слушал, хотя диск был уже слегка запиленный, а впереди была сессия и можно было слететь со стипендии;

...возвращением с фестиваля в Донецке, когда мы устроили джем-сейшн в нашем купе, и великий басист (очень болен сейчас, увы) играл на коробке спичек, а первоклассный тенор вместо саксофона совершенно по-школьному обернул бумагой расческу;

...и еще фестивалем в Горьком, было это двадцать восемь лет назад, там я познакомился со многими, с кем дружу до сих пор;

...я был просто очень большим любителем этой музыки, джаз-фаном, посетителем «Синей птицы», «Аэлиты», «Печоры» и днепропетровского кафе «Мрiя», обязательным гостем, переезжающим с одного провинциального джаз-фестиваля (их много тогда разрешили в шестидесятые) на другой, автором восторженных заметок в комсомольской печати об этих же фестивалях и кафе;

...и всем лучшим в себе я таки стал обязан джазу: многими друзьями, девушками, устройством на работу (через этих же девушек и друзей), знакомством и даже дружбой с любимым автором, несколькими собственными рассказами, повестями и фрагментами из романов, в которых участвует джаз;

...а также одним довольно прохладным рассветом после ночного джема, когда небо постепенно становилось всё более и более светло-сиреневым, меня познабливало с недосыпу, но жизнь была настолько прекрасной, что я чуть не заплакал;

...и, таким образом, всем достигнутым – если оно достигнуто.

При чем здесь толстые? Понятия не имею. Просто музыка, странным образом совпавшая со мной (как и со многими), вполне ей посторонним. Просто музыка, под которую прошла почти вся и, даст бог, пройдет оставшаяся моя жизнь.


Всё начиналось в кафе «Чипполино» возле круга пятого трамвая, то есть у самого шинного завода.

Кафе было на втором этаже и днем работало как столовая, а на первом была кулинария. Вечером же над этим двухэтажным типовым домом – известнейший по всей стране проект «предприятие общественного питания с магазином полуфабрикатов» – загоралась неоновая розово-зеленая надпись «Чип о ино». Второе «п» и «л» перегорели в день открытия. Под этой надписью собирались любители джаза, высаживавшиеся из каждого подходившего трамвая. Среди любителей был, конечно, и я.

Раз в месяц в кафе проводил вечера молодежный джаз-клуб при горкоме комсомола. Дружинники отсекали не имевших приглашения и следили, чтобы уже прошедшие не передавали свои приглашения оставшимся на улице. Толпу прорезали музыканты с футлярами, и за каждым из них тянулся шлейф из трех-четырех поклонников и друзей, которых они проводили. Дружинники возражали, но после недолгих споров соглашались – не больше чем на двух. В половине же восьмого они надавливали на толпу и, высвободив дверь, просто закрывали ее, надев изнутри на ручки большую стальную скобу – тем самым покончив с надеждами оставшихся снаружи.

Что с ними стало в тот вечер, я не знаю – я уже был внутри.

Мы сидели за голубыми пластиковыми – очень, очень современными – столами и слушали пока записи Дэйва Брубека, звук был выведен с магнитофона «Маг-8» на две колонки, созданные известным в городе умельцем из материалов, украденных на п/я 201. Только черный дерматин, которым он оклеил колонки снаружи, был куплен в хозмаге на Короленковской. Пока мы слушали Брубека, музыканты готовились: барабанщик возился со своей установкой, чуть передвигал, примериваясь, педаль, саксофонист мудрил над мундштуком, пианист снимал со старенького пианино передние панели, чтобы звук был сильнее...

Я помню имена всех этих ребят, их лица; я помню голубые столы, железный серый ящик магнитофона; я чувствую жир бриолина на своих волосах и скользкое прикосновение к шее воротника нейлоновой грузинской водолазки; я слышу Брубека; я слышу тему, с которой примерно через полчаса начинают музыканты... Прошла целая жизнь, давно взрослыми и даже не очень молодыми стали те, кого еще и на свете-то не было, когда в кафе «Чипполино» я слушал джаз, а наутро ехал в университет, хотя стоило бы, конечно, после бурной ночи не ходить, тем более что только лекции, три пары, спокойно можно было не ходить, но после лекций объявлено было комсомольское собрание потока о стихах Есенина-Вольпина, книге Эренбурга «Люди, годы, жизнь» и других явлениях, которые следовало осудить. Гуманитарные факультеты уже осудили единодушно, и теперь очередь дошла до нас – до мехмата, физфака и физтеха.

Собрание мы с приятелем сорвали. Была куча неприятностей, едва не вылетели из университета. Джаз-клуб вскоре прикрыли, потом открыли снова, снова прикрыли – и в конце концов разрешили даже джазовые фестивали.

Я, наверное, никогда не пойму людей, мечтающих вернуть молодость или хотя бы ту жизнь, которая была тогда. Если вернешь – о чем будешь так грустно и счастливо вспоминать?


Соединение русского языка с народным умом дает потрясающий результат. Например: «Дуракам закон не писан».

Обратите внимание – это надо понимать не в том смысле, что для очень глупых людей сделаны исключения в законодательстве, а в том, что они сами их для себя делают. И сами придумали анекдот о привилегиях, помните? Разрешается переходить на красный свет, стоять под стрелой, заплывать за буйки...

Похоже, что мы все не очень умны.

Замечаю в себе почти уверенность, что на меня не распространяются многие физические и ряд исторических законов. То же самое замечаю во многих соотечественниках. Европейцы же и американцы производят впечатление твердо знающих, что каждый подпадает под общее правило. Вероятно, поэтому они верят в кредит, ждут зеленого на переходах и предохраняются от вируса иммунодефицита человека.

Отечественной натуре всё это равно противно. Другие не успеют, а я проскочу...

Глубокая и искренняя вера, что закон всемирного тяготения придуман из вредности и его можно обойти, если исхитриться. Все умрут, но я-то вряд ли...

Ожидание счастья просто так, вечной любви вопреки дурным зубам и мерзкому характеру, таланта, который невозможно пропить. Всем несдобровать, но я же меру знаю...

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация