Все, поехали. Дернулись, выпустили дополнительно к сигаретному, исходящему от Владимира, автомобильный дым от газовского мотора, тяжело вывернули на дорогу, расталкивая наглые иномарки и жигулевскую пузатую мелочь, — и рванули.
Знаете ли вы, как ездят подмосковные маршрутки? Нет, вы не знаете, как ездят подмосковные, да и московские маршрутки, да и вообще «газели», да и все, кто ездит по дорогам нашей любимой страны, вечно поминаемым бесталанными ораторами наряду с дураками, причем цитата приписывается иногда Ломоносову, но чаще, натурально, Пушкину… Если бы вы по-настоящему узнали, каково ездить по нашим дорогам, то уже на месте вашего ДТП, на смятом ограждении, висел бы сейчас пыльный венок, вот что я вам скажу. А покуда вы живы, не считайте себя опытным российским ездоком — постигнуть эту науку при жизни невозможно.
Вот едет наша маршрутка, обгоняя справа, по обочине, сверху и под землей все, что можно обогнать, включая не виданное нигде в мире, только на дорогах ближнего Подмосковья, чудо — месяц не мытый «мазерати»… Вот едет она, подрезая и будучи подрезаемой, уходя в занос и виляя тупым, грязным до крыши задом, протискиваясь в щель между двумя такими же, пересекая две сплошных, три сплошных, все на свете сплошные… Вот дремлют в салоне женщины как бы легкого, а на самом деле совсем нелегкого поведения… Вот клюют носами гастарбайтеры, совершенно незаслуженно получившие в России это немецкое общее прозвище вместо своих отдельных тюркских и других восточных имен, какие уж гастарбайтеры стали бы так жить… Вот сваливается на пол и продолжает там наслаждаться жизнью натурализовавшийся до полной нечувствительности к окружающему прибалтийский выходец… Вот трясет головой под шуршащую в ушах музыку подросток, наше будущее… Вот старушка Татьяна Ивановна одна бдительно смотрит в набегающую даль…
Одна, потому что давно уже, минуты три, как задремал и переутомившийся в погоне за сверхурочным заработком водитель Владимир, так что маршрутка едет сама по себе, потом выезжает на встречную, потом въезжает в КамАЗ, потом загорается, потом всё.
Шестеро на месте, четверо до приезда скорой, остальные в больницах — некоторые не приходя, а другие придя и помучившись. Кошмар.
Совершенно не собирался автор описывать такой страшный случай, а что сделаешь, если водители на маршрутках пашут по четырнадцать часов, принося прибыль хозяевам и стремясь заработать как можно больше.
Однако тут не в самом случае, о котором вы, несомненно, слышали в телевизионных новостях, дело.
А дело в том, куда они все попали после смерти.
Они же все до единого верили в загробную жизнь, по разным описаниям представлявшуюся им разной, но верили! Даже подросток, который чего-то такое слышал про реинкарнацию и повелся на это. Не говоря уж о приезжих правоверных рабочих, старушке Татьяне Ивановне и грешных женщинах, которые, осознавая свои грехи, верили особенно сильно. А спавший на полу пьяный бывший зоотехник вообще когда-то был католиком и тайком ездил из своего совхоза к исповеди, еле нашел храм где-то в районе Кировской…
Но надо учесть, что люди они все были простые, как правильно верить, не знали, поэтому попали все вместе просто туда, куда хотели.
Там Насрулло снова стал работать инспектором в районном отделе народного образования.
Там один Магомет пошел сборщиком на свой завод строительного оборудования, а другой — товароведом в свой магазин «Лаки, краски, хозтовары», и больше они уже не видались никогда.
Там Роберту Месроповичу светит статья за частное предпринимательство, Илья сидит в глухом отказе, а Реваз, Руслан, Аслан, Рамазан и еще один мужчина сидят на корточках у стены городской автобусной станции — просто так, через час придет автобус из областного центра, все уважаемые люди пойдут в хинкальную кушать.
Там Татьяна Ивановна служит сестрой-хозяйкой в профилактории райисполкома, Нина работает старшей пионервожатой, а Лида учится в десятом и гуляет с другом брата.
Там зоотехник Полушкинас рискует строгим партийным выговором, пробираясь от Кировской по переулкам к исповеди.
Там Владимир воюет в десанте, и наколка «Кандагар 86» еще свежа на его плече.
Там без крестов осыпается храм,
утром в сельпо завезли пристипому,
дембелю редко, но пишут из дому — все еще живы,
хотя уже там…
В сущности, ничего такого особенного, мистического или даже просто фантастического в этом рассказе нет.
Маршрутки, должен я вам сказать, бьются все время.
А страну — ту, большую, которой нет и никогда уже не будет, — очень жалко. Райкомов и даже районо не жалко, а страны не хватает. Это же надо! Все у нас не как у людей, у всех жизнь после смерти еще впереди, а у нас уже прошла.
Другое дело, рай то был или ад, тут мнения расходятся. По этому вопросу у нас нет общественного согласия и примирения, консенсуса нет, товарищи.
Да никогда, скорей всего, и не будет. Поскольку не любим мы друг друга, ни ближнего своего, единокровного, ни дальнего, приезжего — никого.
В общем, господа, все это чрезвычайно огорчительно. И если кто хочет в этом месте прослезиться, то и автор с ним. Где нет ни болезни, ни печали, ни вздоха…
Заграница.
Умеренно откровенный рассказ
Боюсь, вы плохо представляете себе, что такое тридцать лет.
Например, тридцать лет назад у нас (имеются в виду автор этого рассказа и вы) был самый что ни на есть развитой социализм. Ну-ка, вспомните… Вот то-то и оно — никак. Даже если вы тогда уже присутствовали в этом мире (чем отличаетесь от едва ли не большинства ныне живущих), вспомнить все как следует, в подробностях и ощущениях, не удастся. Потому что давно это было, сгладилось, выцвело, как старое, неведомо зачем висящее зимой и летом на вешалке в прихожей пальто, сохранившее природный цвет только под воротником.
А через тридцать лет вперед будет вообще такое, что представить себе можно, но не хочется. Ну, допустим, мобилы будут передавать не голоса, а людей куда следует. То есть раздается звонок, вызывает приятель — и вы немедленно превращаетесь в набор электрических сигналов, сигналы переносятся в пространстве радиоволнами, потом на месте из сигналов опять складываетесь вы и беседуете с приятелем лично. В строгом смысле слова: вызвали, вот и явились. Хорошенькая перспектива? И, заметьте, вполне логичное развитие существующих тенденций. Мы ведь и сейчас с нашими мобильниками уже не вполне принадлежим себе. В любом месте нас достать можно, а оставить сотовый хотя бы на пять минут и пойти без него туда, куда и президент пешком ходит, тревожно как-то — вдруг позвонят по еще более серьезному делу…
Впрочем, чепуха все это. А суть в том, что герои нашего рассказа, точнее, героиня и герой женаты тридцать лет. Страшное дело. Целая жизнь прошла, говоря банально.
Вот шли они когда-то по городу в ранних, дымноголубых сумерках. Старые, еще не подверженные быстрым строительным переменам городские пейзажи окружали их незаметным уютом, а они держались за руки и разговаривали о чем попало, не замечая дороги, окутывая друг друга словами, рассказывая друг другу всю предыдущую жизнь, которая теперь, через тридцать лет, оказалась короче, чем та, что за нею последовала. И обязательно он, крепко и осторожно сжимая ее руку, гладил пальцем ее ладонь такими круговыми движениями, будто играл с ребенком в игру «сорока кашу варила». Не прекращая говорить, спеша укрыть ее со всех сторон своими словами, он переливал в нее свою жизнь, какую помнил. И она, еле дождавшись своей очереди, отвечала тем же. И слова, изливавшиеся из нее, смешивались с его словами, и все это вместе окружало их, и они были в этих словах с ног до головы…
