Харена-1 — раскаленная пустыня, Харена-2 похожа на Марс, только аммиака побольше, две дальние — глыбы застывшего газа. Жизнь развилась лишь на второй планете. Организмы — белкового типа, но не дышат, а питаются воздухом, насыщенным аммиаком. Наш дуализм дыхания и еды харенам кажется чудовищным излишеством. Возможно, они правы. Во всяком случае, им проще жить: нет проблемы голода, атмосфера густая и питательная, ее на всех хватает. Иван, глядя фильмы, попечалился за людей, лишенных такого важного преимущества, как отсутствие заботы о хлебе насущном. Каких высот достигло бы человечество уже в неандертальстве, не принуждай его горькая судьба периодически заполнять желудок! По облику харены похожи на муравьев, но размером с дога: поднимаясь на задние ноги, становятся вровень с нами. Бегают они так, что угнаться за ними можно только на авиетке, но чаще летают, чем бегают. Полет харенов уникален, другого такого не открыто. Они раздвигают ребра груди, она превращается в разновидность пустого бочонка, и тело, ставшее легче атмосферы, взлетает. Полет равнозначен питанию: вверху аммиака больше, чем внизу, харены вдосталь его наматываются и, отяжелев, скользят вниз.
Наибольшее отличие харен от землян — в ином способе мыслить, узнали мы в одном стереофильме. У них нет речи, нет письменности, нет обмена информацией. Каждый харен — особь, ибо особ физически. Но мыслят они сообща. Все общество — единый мозг, повторяющий свои мысли у каждого. Встречаясь с любым хареном, встречаешься со всем народом сразу. Демонстрировался забавный эпизод: один из землян случайно толкнул оказавшегося рядом харена, тот упал — и моментально попадали все, кто был поблизости и вдали, за пределами видимости. Даже летевшие в этот миг в верхних слоях импульсивно сжали свои бочкообразные талии и стреканули вниз.
Физиологические отправления у харенов индивидуальны: каждый питается за себя, а не за друзей и недругов. Общими являются лишь мысли и высшие чувства. Упавший харен испытал страх, страх вызвал мысль об опасности, а та привела в панику все общество. Землянам рекомендовалось соблюдать на Харене предельную осторожность: нормальных на Земле и иных планетах разговоров здесь нет. То, что узнает один, одновременно узнают все. Любое невинное сообщение может стать поводом для паники, ярости, ужаса, всеобщего бегства или всеобщего восстания. Все харены настроены на одну мыслительную волну, именно так, единым мозговым излучением, они и мыслят. И людям для любого индивидуального контакта надо выражать свои мысли в этом излучении, то есть доводить сразу до всех.
— Не удивительно, что при таких массовых паниках два астроинженера стали жертвой, — с возмущением сказала Анна, когда экран погас. Она даже побледнела от волнения. — Жить на вулкане безопасней, чем на Харене!
— Нам, однако, не сообщили ни одного факта, почему харены объявили двух наших парней «государственными опасниками» и так зверски расправились с ними, — задумчиво заметил Михайловский.
— Один факт известен, — возразил Хаяси.
— Какой, Мишель? Объясни, пожалуйста.
— Тот, что они убиты, — хладнокровно объяснил Хаяси.
В общем, подлетая к Харене, мы уже по горло были полны информацией о ней. На планете нам ее еще добавили. На Станции Космопомощи трудилось тридцать землян — чудесные парни, энтузиасты содействия отсталым внеземным цивилизациям. Они пожаловались, что планета теплая только на поверхности, освещенной не очень-то яркой звездой. Работают на глубине, а там — холод: ядро в тисках космического мороза. Аммиак просачивается в атмосферу из недр и, поднимаясь вверх, постепенно рассеивается в космосе. В атмосфере его становится все меньше. Да и расплодившиеся харены потребляют его больше, чем прежде. Землеройная техника, доставленная с Земли, извлекает твердый аммиак из недр, на поверхности он быстро превращается в жидкость, а затем и в газ. Харены участвуют в строительстве скважин и каналов для аммиака.
Мы не упустили случая посмеяться над Иваном, горевавшим, что у людей условия развития выпали хуже, чем у харенов. Лучше начинать с недостатка питания и дойти до полного довольства, как на Земле, чем, начав с довольства, постепенно впадать в нищету. Но для Ивана это было лишь поводом сменить печаль о людях печалью о харенах. Он так огорчился, что аммиака не хватает, будто его недоставало для нашего собственного питания. Лишь когда Анна стала хохотать, а Елена рассердилась, он, обиженный, замолчал.
Возглавлял Станцию социолог Леонтий Нага, тоже из учеников Крона Квамы и школьный приятель Мишеля Хаяси. Экспедициями к инопланетянам чаще других руководят астросоциологи; это, так сказать, их хлеб. С нами Нага беседовал довольно сдержанно, но с Мишелем разоткровенничался. Он уже третий год на Харене-2, составил подробное описание местных обычаев, быта, взаимоотношений, планы работ, через полгода кончается его командировка — преемнику будет вручен солидный материал. Солидный не значит надежный, надежности в общении с харенами нет. Они похожи на муравьев, и жизнь среди них как в муравейнике — не знаешь, что в следующую минуту: то ли равнодушно будут сновать вокруг, то ли кинутся на тебя. Хаяси он признался:
— Дотяну ли оставшиеся полгода? После гибели Манучара Баркая и Глеба Науманна каждый ждет такой же участи. Смирные же были ребята, и мысли не имели провоцировать харенов, а на тех вдруг нахлынуло бешенство. Посмотри записи команд погибших: не то что для ярости — нет повода для малейшего недовольства!
— Ты сказал — жизнь в муравейнике, но описываешь, скорей, сумасшедший дом с внезапными вспышками массового безумия, — заметил Хаяси.
— Похоже на сумасшедший дом, — мрачно согласился Нага.
Он выдал нам особые скафандры, легкие, специально для местных условий, взамен наших всепоисковых. Бродить в такой одежде удовольствие. Мы сразу совершили вылазку наружу. Грунт напоминал наш земной песок, зелени не было, неподалеку от Станции Космопомощи вздымалась невысокая гряда холмов, в тонко-вишневом небе катилась желтая Харена. Радости планета не порождала, отвращения не вызывала. У холмов землеройная машина била вертикальную шахту к линзе твердого аммиака, найденной в глубине. Вращающийся бур веером выбрасывал грунт. Здесь мы увидели харенов. Одни проворно уносили вынутую землю, другие прокладывали от машины канал к котловану, в него должен был хлынуть из недр быстро тающий аммиак. Мне харены почудились скорее гигантскими многоножками, а не муравьями, а когда кто-то вставал, виделась схожесть и с человеком. Поднимались на задние ноги они перед полетом. Зрелище было интересное. Харен выпрямлялся во весь рост, тонкая талия разбухала, грудь превращалась в бочку, он медленно отрывался от грунта, на высоте вдруг чудовищно утолщался и пулей взмывал в небо.
— Работают они хорошо, — сказал я оператору машины, рыжебородому, рыжеглазому великану, ловко манипулирующему рычагами и кнопками и покрикивающему время от времени на землекопов.
— Отлично работают! Но в этом ли суть? — ответил он и выразительно покривился, показывая, что мог бы и нехорошее сказать о подсобниках, но боится, что до них дойдет его критика.
— Разве они понимают, когда вы кричите? Ведь у харенов нет речи.
