— И я так думаю, — отозвался Николай, с любопытством всматриваясь в остановившийся неподалеку шар. — А вот, кажется, и первая расшифровка: «Кто? Кто? Кто?». Вопрос естественный, если прибор не приписывает разумного смысла стихийным импульсам. Сейчас я попытаюсь ответить в том же коде.
Николай засверкал. Теперь и в нем вспыхивали и гасли искорки. «Мы из другого мира, — пытался сообщить он потускневшему собеседнику. — Не бойтесь, мы не сделаем зла».
— Я, конечно, не уверен, что цветовой акцент у меня похож на здешний, — весело разъяснил он нам. Он выглядел счастливым, так ему понравилось, что найден общий язык с первым встреченным дзета—жителем. (У меня и тогда уже появились сомнения, но высказал я их после). Николай говорил: — Возможно, я и путаю кое-какие цвета, но смысл излучений оно должно разобрать, если оно разумно и язык его уловлен правильно… Что это такое?
В шаре словно бы разразился взрыв. Шар извергал фейерверк пронзительно острых огоньков. Он надвигался, быстро уменьшаясь.
— Осторожно! — крикнул Николай, тоже уменьшаясь. — Кажется, оно собирается напасть.
Артур, отступая, уменьшался, как и Николай. Шар, продолжая сжиматься, грозно напирал. Артур потянул за руку Николая, и не подумавшего отходить. Николай сердито вырвал руку:
— Мы же не дали повода для агрессии!
— Замолчи! Ты увеличиваешься! — предупредил я.
Николая разносило. Он взвивался вверх и разбегался в стороны. Быстро пронесясь сквозь прежний облик поставленной торчмя цистерны, он превратился в холм, вознесшийся над куполом.
Размытый, тускло мерцающий, Николай зыбко закачался над шаром. Шар, охваченный диким пламенем, ринулся в центр сумбурной фигуры, в которую превратился Николай. Наперерез шару бросился Артур. Сияющие отростки шара хищно перехватили раздувшегося на бегу нашего теоретика. До меня донесся его призыв о помощи.
Я рванул рукоять ротонной защиты. Безобразно бесформенная фигура опадала, превращаясь в прежнего сухопарого Николая. Прежнюю форму обрел и Артур, корчившийся от боли у ног Николая. А шар, точно сдунутый ветром, отлетел к морю и так исступленно засветился, в нем так вдруг заметались вспышки и выплески света, словно он надрывно взывал к спасению.
Светоморе, бушевавшее у берегов, вдруг погасло, черная пелена заволокла поверхность. А затем разразилось вулканическое извержение света. Из недр вынесся оранжево-золотой столб, он выкручивался дугой над берегом, прямо в него летел, смятенно сверкая, шар.
— Заглотало! — с ужасом проговорил Николай. Световая дуга ярко вспыхнула, когда в нее угодил шар.
— Кажется, и нам готовят сюрприз! — поспешно предупредил вскочивший на ноги Артур.
Он схватил за плечо Николая и рванул его подальше от моря. Я помедлил немного, не спуская руки с регулятора ротонной защиты.
Светящийся столб втягивался обратно. Но море, словно разбуженное, пришло в движение. Если раньше на его поверхности ходили световые волны, сияющим прибоем бившие о берега, то теперь светоморе взрывалось изнутри, извергало смерчи сияния, они быстро перемещались вдоль берега и опадали, погасая. С каждым новым выплеском смерчи становились пламенней и многоцветней. А затем началось то, чего опасался Артур. Новые пылающие столбы уже не обрушивались обратно в море, но огромными шеями выгибались над берегом.
— Оно, по-видимому, собирается теперь закусить нами, — с интересом констатировал Артур.
Он успокоился быстрее меня и Николая. Его уже больше занимали дзета—диковинности, чем дзета—опасности.
— Не будем раздражать вражеского аппетита, — сказал я. — Отступаем к куполу. Я на всякий случай еще усилю защиту.
Мы отходили ко входу в купол, а жадно сияющие шеи тянулись, отталкивая одна другую. На концах их набухало пламя, пышущие жаром пасти готовились нас заглотать. Первым вскочил в отверстие Артур, за ним вбежал Николай. Когда проник внутрь я, темное отверстие жарко вспыхнуло — одна из хищных шей последним усилием пыталась ухватить ускользающую добычу. Вспышка тут же погасла: я повернул рукоять регулятора еще на деление.
— Интересный мирок! — сказал Николай, облегченно засмеявшись. — Вдоль такого моря спокойно не погуляешь! Голодный зверь, а не милый пейзаж — вот что оно такое!
Я осмотрелся. Те же шесть выходов симметрично темнели по периметру. Загадка превращения шести в единицу занимала меня отнюдь не меньше, чем вопрос, живое ли существо хищное светоморе.
— Возвратимся на «Пегас» и посовещаемся, — предложил я.
5
В салоне, сбросив защитные костюмы, мы осмотрели Артура. Он был основательно обожжен, несмотря на защитный скафандр. Так мы впервые узнали, что скафандры, казавшиеся в космосе столь совершенными, здесь действуют отнюдь не так безукоризненно и надежной защитой может быть только ротонное поле.
— Могло и хуже быть, — сказал я. — Надо быть осторожней, друзья. Это касается прежде всего тебя, Николай, но и все мы не должны забывать, что любое неведомое может быть опасно.
Помню свое состояние: я испытывал удовлетворение от того, что странные знакомства в новом мире окончились благополучно. Природу дзета—мира мы, естественно, досконально не постигли, но явных опасностей избежали. Это, я считал, уже немало. Артур выглядел недоумевающим. Не знаю, чего он ждал, я еще на Латоне смотрел его записку о трансмировом рейсе, там он высказывался весьма осторожно. Допускаю, впрочем, что не все свои ожидания он объявлял открыто. Он не похож на Николая, немедленно доводящего до всех свои мысли и чувства.
— Посмотрим, Казимеж, будет еще время, — неопределенно высказался он и пошел помогать Николаю.
Николай расшифровывал записи: передавал на корабельную МУМ — почему-то этот внушительный аппарат, специально разработанный для «Пегаса», командующий всеми нашими автоматами, называют стандартно: «Малая Универсальная Машина» — все, что зафиксировали переносные приборы. МУМ, конечно, справляется с задачами и потрудней, чем раскодирование световых вспышек, если только в них таится хоть молекула смысла. И Николай, неоспоримо, астроинженер незаурядный, а расшифровка загадочных сигналов всегда была предметом его особого увлечения. И все же я без доверия отнесся к тому, что он и Артур объявили итогом своей работы. По их вычислениям шар, ринувшийся на Николая, разумное существо, а не диковинное явление неодушевленной природы. И цветность вовсе не главная особенность его языка. Речь совершалась электромагнитными вспышками в широком диапазоне от гамма—лучей до инфракрасного излучения — искорки были лишь малой частицей речевой области. Само оно, привыкшее к обширному языковому спектру, должно было воспринять ответы людей как невнятное тусклое бормотанье. Вряд ли бурно пылающий незнакомец отчетливо разобрался в том, что ему высвечивал Николай, — возможно, здесь одна из причин его агрессивности.
В заключении МУМ передала человеческим голосом раскодированные выплески радиации: «Убирайтесь, не то возвеличу! Я — ничтожнейший, вы — величайшие! Не смей уменьшаться! Сконцентрируюсь в точку! Возвышайся! Доведу до величия! Уничтожусь! Уничтожусь!».
