Нина повернулась и медленно пошла к дороге. Так я остался один на один с золотом. Я просидел на упавшей березе около двух часов и строил планы на будущее, а потом на электричке поехал в город. У меня в кармане даже мелочи не нашлось на билет. Уткнувшись в подушку, я проспал около суток. Потом появилась Настя, а потом ты. Тебе достался паспорт покойного Чайки, а мне остался паспорт Сироткина.
Мы с Настей уехали в Ленинград. В Москву я вернулся осенью на торжественное вручение дипломов и на встречу с однокашниками. Вот тогда я и перетащил золото в склеп, где от Эдуарда Чайки остались одни мощи. Дух этого одержимого фанатика и его прах хранили под тяжелой плитой тайну золота многие годы. Я не спешил. Денег мне хватало. А золото не тратят. Золото приумножают.
Рыжий тяжело вздохнул.
— Трогательная история. Чего не сделаешь ради желтого металла. Жаль все бросать. Усадьбу, ресторан, тихую жизнь у залива. Но почему ты закончил свою книгу трагедией?
— Я дал подсказку Вике. И потом, мой герой романа, так же как убитый в "мерседесе" Ветров, должен был погибнуть. Они не могли бы использовать золото. Такие следы не остывают.
— Я уже заказал тебе билет на Хельсинки, а я утром уезжаю в Калининград.
— Помни, Рыжий, такие, как Вика, неистребимы. Они вечны и вездесущи. И это прекрасно! Жди ее, и она вскоре объявится. Такие бабы незаменимы. Не трогай ее, пусть суетится. Кто знает, в каком еще деле она нам сможет пригодиться. С ее энергией, темпераментом, настойчивостью, гордыней можно горы свернуть. Главное — правильно направить эту энергию, чтобы она приносила пользу, а не вред.
Машина свернула с шоссе на проселочную дорогу и направилась к птицеферме. Там их поджидал транспорт, который не мог заинтересовать патруль.
8
Трифонов напоминал разбитого старика с кислой миной. Он сидел в глубоком кресле своего кабинета и слушал доклад подчиненных. Говорил старший лейтенант Корниенко, а лейтенант Старостин ждал своей очереди.
— Майора Разживина доставили. Он в камере сидит у нас в подвале. Надо дождаться Куприянова и выслушать сначала его отчет, а потом браться за допрос. Куприянов провел обыск в квартире, кабинете, ездил в военный санаторий и сейчас копается в доме Эдуарда Чайки. Скоро должен прибыть сам. На экспертизу майору Дмитриеву он прислал целую сумку вещей, в том числе табельный пистолет Разживина, и попросил достать из архива дело об убийстве майора Теплокова, которое зависло полгода назад.
— Ладно, Куприянов сам доложит. Что у тебя?
— Мы связались с Новосибирском, как вы просили. Картина такая. Нина Сергеевна Чайка умерла пять месяцев назад в возрасте сорока девяти лет от рака легких. Ее сын, Григорий Эдуардович Чайка тридцати двух лет, женат на Алевтине Владимировне Кузнецовой. Всю жизнь прожил вместе с матерью, никогда в наших краях не бывал. Однако, по утверждению жены Григория, их семья получала пособие из Петербурга. Ежемесячно по пятьсот долларов по курсу, но в рублях. Кто присылал деньги, знала только покойная мать. Три месяца назад Григорий сказал жене, что едет в Сосновый Бор за своим наследством. В подробности он не вдавался. Взял билет на самолет и улетел. Мы нашли этот корешок. Дальше следы Григория Чайки теряются. Через два месяца жена выехала следом за мужем. Она обращалась в милицию, и ей обещали помочь, но до сих пор ответа она не получила. Мы поняли эту историю так, будто сын нашел в Сосновом Бору своего отца и решил его навестить и потребовать денег. Мы знали, что у Эдуарда Кобовича Чайки есть сын. Но тот, кого мы знаем, жил с отцом, а не с матерью и учился в Москве, а не за границей. Мы дали еще один запрос в Новосибирск и получили фотографию пропавшего молодого человека. — Корниенко встал и передал фотографию Трифонову.
Следователь выпрямился.
— Черт! Это же тот самый парень, которого убили кортиком в саду Ветровых.
— Он самый, товарищ полковник. Жена убитого дала нам описание вещей, в которых он уехал из дома. Синий свитер, белая рубашка, черные джинсы и белые кроссовки. Все эти вещи, кроме кроссовок, мы обнаружили в пещере возле клеток. Парень приехал сюда в конце июля, а убили его пятнадцатого сентября. Все остальное время, как мы предполагаем, его содержали в казематах тоннеля.
— Вы установили, кто хозяйничает на Зеленом мысе?
— Монастырь и прилегающие территории куплены Максимом Ветровым. Создан проект по реконструкции монастыря и превращению его в туристический комплекс. Местные власти приветствовали эту идею и отдали Ветрову Зеленый мыс задаром, лишь бы там что-нибудь делалось. У области на культуру денег нет.
Трифонов почесал затылок.
— Значит, без ведома Ветрова никто не мог строить тюрьмы в катакомбах монастыря.
— Если он не доверил подряд на работы сомнительным личностям. Теперь дальше. Мы поинтересовались вторым сыном Чайки. Его также зовут Григорий. Но ему двадцать семь годков. Десять лет назад Эдуард Чайка объехал полстраны. Детские колонии, приюты, приемники-распределители, и в одном из детских домов выбрал себе шестнадцатилетнего юношу с большими перспективами. В итоге он усыновил мальчика, который лишился родителей в девять лет. Дал ему новое имя и свою фамилию. Григорий рос в очень хороших условиях и получил прекрасное образование. Об остальном можно догадываться. Если Чайка посылал сыну в Новосибирск такие щедрые алименты до тридцати двух лет, то почему он не позвал его к себе, а усыновил чужого юношу? Жена новосибирского Григория никогда ничего не слышала об отце мужа ни от него, ни от свекрови. И мы не можем однозначно сказать, кто и с какой целью упрятал приехавшего к отцу из Сибири паренька за решетку и почему его убили спустя полтора месяца. А главное, зачем это сделали в саду Максима Ветрова? Вопросов много, ответов нет.
— Ищите ответы, Корниенко.
В кабинет вошел оперативник в штатском.
— Александр Иваныч, художник пришел в себя. Парень на грани.
— Что это значит?
— Наркоман, требует укол. Что делать?
— Где он?
— В кабинете начальника. С ним двое ребят. С трудом удерживают. Буянит.
Трифонов встал из-за стола.
— Попробуем найти компромисс. Вызовите врача к нему.
— Врач на месте, но без вас колоть его не будет. У него в чемоданчике только одна ампула морфия. Лекарство подотчетное.
— Разберемся.
Илья Сироткин сидел на стуле. Руки были сцеплены наручниками за спиной, он мотал головой и выл. Лицо заливал мелкий пот, глаза вылезли из орбит, и он поливал присутствующих отборной бранью.
— Что скажете, доктор? — спросил Трифонов у врача.
— В таком состоянии он говорить не сможет.
Трифонов подошел к художнику и схватил его за волосы.
— Ты готов говорить, парень?
— Укол!
