Книга Струна, страница 15. Автор книги Алексей Соколов, Виталий Каплан

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Струна»

Cтраница 15

Гм… Расплывающиеся кляксы на лунном поле, посвист девятиграммовых птичек… Нечто, попавшее под луч фонаря, похожее на футбольный мяч, но не бывает у мячей волос, и железных зубов не бывает, и снег под ними не становится бурым…

— Мы не стремимся к власти, — каким-то даже скучным тоном сообщил Аркадий Кузьмич, — не рвемся на политический Олимп. Зачем нам это? Утверждение, будто сменой режима можно улучшишь людскую жизнь — это ложь, и опасная ложь. Пытаясь взять власть, мы породили бы лишь очередную кровавую смуту, в которой всем придется плохо, но в первую очередь — детям. Пойдя по такому революционному пути, мы разорвали бы в себе незримые нити, соединяющие нас с Высокой Струной. Да, не стану скрывать, были среди нас горячие головы, ищущие легких решений, опьяненные первыми успехами. Но Главному Хранителю хватило мудрости вовремя остановить нетерпеливых. У нас есть свое дело, и мы его будем делать при любой власти, при любом режиме. И еще — власть составляют люди. А с людьми, как бы высоко они ни сидели, «Струна» чаще всего договорится. Не враги же они самим себе… К тому же многие из них, людей власти, вполне способны проникнуться нашими идеями, посильно содействовать нам. Собственно, и официальная наша вывеска, «Федеральный фонд», создана при помощи некоторых вменяемых господ-парламентариев. Или взять тот же пример с казино — зачем применять высокие и тайные пути, когда можно сделать пару телефонных звонков?

Я слушал, моргал и время от времени кивал головой. Что мне еще оставалось? Как иначе скрыл бы я страх — а мне сейчас и впрямь было страшно. В этом уютном кабинете с развешанными гитарами и скрипками, с говорливым Кузьмичом мне было куда страшнее, чем тогда, в пронизанном напряженной тишиной Мраморном зале. И даже страшнее, чем на лунном поле. С каждым словом Хранителя страх сгущался, цепкими коготками щекотал горло, отдавался в ушах едва слышным звоном.

Да, сейчас я был в безопасности, никто не грозил мне, напротив, нечеловеческая сила, о которой соловьем разливался Кузьмич, явно собиралась взять меня под свое крыло. Только вот стоит ли совать туда голову? В Мраморном зале я понимал, что дело идет к смертному приговору. Сейчас, похоже, дело идет к чему-то пострашнее. Впрочем, уже поздно выбирать, развилка осталась позади. На лунном поле, на залитой тьмой стройплощадке, на заснеженной насыпи…

— И потому вы, Константин Антонович, соприкоснувшись с нашей жизнью, узнав правду о Высокой Струне, о нашем деле, должны сейчас решить — с нами ли вы. Войдете ли вы в резонанс со Струной, предпочтете ли тусклую обыденную жизнь. Реализуйте же вашу свободу, скажите слово, которое станет завершающей точкой.

Гм… Не нравились мне эти слова о завершающей точке. Что-то похожее уже приходилось слышать совсем недавно. Точку ставить будем, Костян! Над буквой «i». А потом тяжелый грохот товарняка, острый луч рассекающего сумерки фонаря…

Впрочем, сейчас не до лирики. Похоже, от меня ждут каких-то слов, и тянуть больше нельзя. А не встать ли сейчас, не сказать ли, гордо откинув голову: «Мне не по пути с бандитами!»?

— Да чего решать? Все уже решено, — голос мой звучал на удивление спокойно, даже слегка суховато. — «Струна» делает правильные вещи. Я принимаю ее умом и сердцем, хочу внести свой вклад…

В памяти тяжело шевелились какие-то давние, заплесневевшие слова… Кажется, это из «торжественного обещания»… или нет, это я заявление о приеме в комсомол так писал. «Хочу учавствовать в передовых рядах». Переписывать ведь заставляли, блюстители орфографии… Ругались — казенный бланк испоганил, неуч…

— Другого мы и не ждали! — весело ответил Кузьмич. Лысина его засверкала еще ярче, он неуловимым движением выскользнул из кресла и принялся восторженно трясти мою руку. Ладонь его, надо заметить, оказалась на удивление крепкой.

— Остались формальности, — сообщил он наконец, потеряв вдруг всякий интерес к моей кисти. — Во-первых, заявление подписать. Это мы сейчас, это мы быстро. А во-вторых, и это главное, надо пройти некий… ну, скажем, ритуал. Как бы зримо зафиксировать свою причастность… Скажем, сегодня вечером… а лучше где-то около полуночи. Вечерком мы в «Дороге» посидим, отметим, так сказать, событие… Да вот тут, вот тут распишитесь, Константин Антонович.

Передо мной внезапно оказалась раскрыта огромная кожаная папка, а в пальцы мне Женя пихал толстую авторучку. Ого, а перо-то, кажется, золотое!

— Ну не кровью же, — понимающе усмехнулся Женя. — И не как в ведомости на аванс.

Я вгляделся в плотный, синевато-белый лист. Текст, набранный затейливым, в мелких завитушках шрифтом, был не слишком обилен. Несколько строк, не больше. Только вот почему-то мне никак не удавалось прочесть их. Каждая буква сама по себе выглядела привычно, но вместе… Текст плыл у меня перед глазами, прыгал и переливался, точно воздух между мною и листом бумаги был затянут радужной пленкой. Не хотели слова складываться во что-то единое — стоило лишь вглядеться в них пристальнее, они разбегались, оборачивались тонкими крысиными хвостиками.

А, ладно! Какая разница, что здесь написано? Моя жизнь все равно ведь зависит не от этих завитушек.

Внизу страницы я, плотно надавливая на перо, оставил стилизованную букву «К». Хорошо, что здесь я назвался родным именем. Не пришлось на ходу изобретать себе новую подпись. А то ведь с этих станется… На любой мелочи можно погореть.

— Прекрасно, прекрасно! — проворковал Кузьмич, убирая куда-то папку с моим автографом. — В вашем лице, Константин Антонович, мы, несомненно, приобрели ценного сотрудника, а главное, единомышленника. Есть мнение, что это дело стоит завершить водной процедурой.

Подскочив к мраморной стене, Кузьмич ткнул в нее пальцем — и сейчас же испещренная розоватыми прожилками панель отъехала вбок, являя нам темное углубление. Миг — и из потайной ниши Кузьмич извлек пузатую темную бутылку и три хрустальные рюмочки, которые он тут же водрузил на невесть откуда взявшийся поднос.

— Рекомендую! Настоящий ангхмарсанский коньяк, пятнадцатилетняя выдержка, коллекционный экземпляр, в магазине вам такого не предложат.

Не дожидаясь указаний, Женя ловко свинтил бутылке крышку и разлил по рюмкам искрящийся в электрическом свете янтарный напиток. Нежный, и в то же время пряный аромат ударил мне в ноздри.

— Ну, за вступление! — шевеля бусинками зрачков, возгласил Кузьмич. — За наше общее дело!

Мы чокнулись высокими рюмками. Прозрачный звон поплыл по кабинету, задел серебристые струны гитар, и те отозвались едва слышным рокотом.

— И чтобы нам звенеть, как этот благородный хрусталь! — добавил Женя.

Следовало что-то произнести и мне.

— За Истинную Музыку! — слова сами собой сорвались с моих губ. Странные слова, будто и не совсем мои. Но углубляться в это не хотелось — и я пригубил отливающую медом жидкость.

Лучшего я никогда и не пил! Неземной, запредельный букет, растворенная в золоте мелодия, дыхание степных трав под ласковым солнцем, песня ястреба, зависшего неподвижной точкой в белесом от жара небе, готового стремительной молнией низринуться вниз…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация