А в самом деле, правильно ли? Много ли во мне осталось от Кости Демидова?
— Лучше Антоныч, Дима. Ты угадал. Я здесь… ну, скажем так, нелегально.
— Понятно, — он кивнул и даже не стал расспрашивать.
Не было в нем никакого детского любопытства.
— А ты что же? Как ты тут очутился?
Он вздохнул.
— А вот так, Константин Дмитриевич… простите Антонович, после того как вас туда… — он вдруг дернулся и затравленно огляделся по сторонам. Даже вверх зачем-то посмотрел, где, закрыв собой небо, дрожали верхушки сосен. — Сначала все было как раньше. Домой меня отвезли, какого-то лекарства дали. Я утром проснулся — думаю: ну и сон! Митрича мафия за меня хацкнула! Так и ходил пару дней, даже в школе пацанам рассказал. Они поржали, поржали, а потом задумались. Нам ведь сказали — вы заболели и уволились. А потом… — он вздохнул. — А потом эти пришли… Из сна.
Димка странно поежился. Боится он что ли? Чего? Неужели «Струны»? Так ведь он же для них — святое! Ему еще целых четыре года святости отмерено.
Впрочем, не совсем же он дурак. Вряд ли поверил в сказку о белоснежных детских душах. Да и сам понимает — ну какое там, к свиньям, из него чистое дитя?
— И что они тебе сказали? — спросил я.
— А вы как думаете? — буркнул он. — Говорят, семья у тебя неблагополучная, не получаешь правильного воспитания. Типа батя твой хоть и много денег гребет, но не уделяет тебе должного внимания. А тем более мать… Она у меня сами знаете.
— Не знаю. — Я виновато улыбнулся. — Дима, я же ваш класс практически не знаю. Думаешь, мне на вас смотреть приятно было? Не больше, чем вам на меня. Навязали нас друг другу, вот и вся правда.
Он взглянул с удивлением. Может быть, детство его уже кончилось, но старые представления еще не успели разрушиться. Как вот сейчас. Наверняка ведь считал, будто учителям всё о нем известно, будто вся его жизнь для педсовета — нечто вроде сгустка грязи, изучаемого сквозь огромную лупу. А тут вдруг пришлось взглянуть на учителя, как на самого обычного человека.
Секунду он хлопал глазами, потом отвернулся и вновь уставился на свои кеды. А я подумал, что и действительно плохо знал своих учеников. Судил по их школьному поведению да по успеваемости. Сам ведь понимал, насколько это глупо, а тем не менее… Тот, кто на перемене — мелкая шкода, а в классе — отличник и кандидат на грамоту по окончанию года, может с равной вероятностью продавать первоклашкам марихуану, фанатеть от Гитлера или посещать литературный кружок (все три пункта не исключают друг друга).
— Батя у меня — дальнобойщик. В Европу ходит, — Димка развел руками. — А мать… — он поморщился. — Скучно ей тут одной. Понимаете, Константин… мнэээ Антонович, извините, еще не привык…
— Ладно, — сдался я. — Пусть будет Дмитриевич.
— Нет уж, еще при других ляпну.
Я понимал. Чего уж тут не понять?
— Отцу до меня дела почти не было, да и ей тоже. То есть они меня любили, конечно. Типа кота. Возьмут, погладят… А когда эти… Ну вы уже сами знаете…
— И что, родители твои не возражали?
— Почему же? — Димка вновь удивился. — Еще как! Узнали, что меня забирают — такое началось! Отец рейс отменил, у мамки с сердцем плохо стало. Забегали, звонить куда-то начали… Тогда участковый пришел, поговорил с ними. Сказал, что раз уж это инициатива «Фонда прав несовершеннолетних», то ничего не поделать… Серьезная организация. А потом говорит — если возникать будете, тогда придется официальное дело завести. Есть, мол, за что. Сыночек ваш в школе с плохой компанией связался, жалоб на него вагон, а вы всё сидели и в ус не дули. А ему, между прочим, только четырнадцать стукнуло, неполная, значит, уголовная ответственность. Так что за ряд совершенных им противоправных действий материальную и административную ответственность нести будут законные представители несовершеннолетнего, — сказав это на одном дыхании, Димка смачно плюнул в щебенку и распугал копошащихся там муравьев. — Вот так, Константин Антонович. А на другой день приехали за мной. Мама чемодан кинулась собирать, а эти сказали — уймитесь, мамаша. Там он на всем готовом будет…
Я сидел, боясь шевельнуться. По спине пробежал липкий холодок, а сердце вдруг оказалось зажато в чьей-то невидимой ладони…
Когда-то, во времена моего детства, был такой мультик, фашизм представлялся там громадным спрутом, опутывающим планету. Слава Богу, с Гитлером не сбылось, а вот со «Струной»…
Отбирать детей у родителей? Может, не у самых примерных, но все же относительно благополучных родителей? Это все-таки за гранью… Конечно, спец во всех делах разом господин Валуев знает, как заботиться о детях лучше родной матери. Особенно такой, как у Соболева. Да любой! Любой женщины, которая не звучит в унисон с Высокой Струной…
Только почему вдруг Димка? Пускай о нем я мало что знаю, но в том же гадюшнике полным-полно было детей, чьи родители — хронические алкаши, бывшие урки, наркоманы… У Соболева, конечно, тоже не подарок. Знаем мы этих, скучающих без мужней ласки.
Но как-то необъяснимо расходует «Струна» свои силы. С одной стороны помогает, с другой — делает это столь избирательно. Я бы даже сказал, необъяснимо избирательно. Почему этот, а не тот?
Вспомнился Игорек, счастливо обретший квартиру и «колпак» Струны впридачу.
Похоже, в последнее время я подзабыл, насколько все запущено.
— Да, Дим, хлебнул ты с ними, — заметил я, обращая свой взгляд к муравьям на щебенке. Первый их испуг миновал, и теперь бесконечные стройотряды маленьких насекомых вновь принялись за дело.
— Я-то что, — ломающимся голосом произнес он. — Вот вы, Константин Антонович. Я-то так думал… что они вас того, блин. Совсем хотели…
— А они и хотели, — признался я. Сам не знаю, зачем.
Сломалось во мне что-то. Надоела вся эта возня, игрушечные тайны, двойная жизнь. Ведь я уже целый год не мог никому сказать правды. Никому!
— А как же…
— Сбежал я от них тогда… А теперь вот прячусь, — я снова взглянул на него. Димка не моргая следил за мною. — Читал Киплинга? Прятаться надо у кита под боком. Тогда он тебя и не найдет.
Соболев раскрыл рот. Похоже, такого поворота он не ждал. Думал, что всё хоть как-то проще… Наверное. Не в моих это силах: влезть в голову к бывшей грозе 8-го «Б».
Из-за кустов донесся чей-то истошный крик. Ничего страшного в этом не было. Мелкие просто играли в салочки и один указывал другому, куда бежать. Но шумовую завесу они устроили на целый пехотный полк.
Я вдруг заметил, что жара начинает спадать. Ветер в кои-то веки подул со стороны Мастыкинского озера. Будь мне действительно плохо после вчерашней железнодорожной эпопеи, сейчас бы вздохнул с облегчением.
— Знаете, Константин Дмитриевич, — сказал наконец Димка. — нам тогда, наверно, не стоит больше видеться. А то подумают еще чего-то. У них тут, наверно, везде шпионы. Если они вас проглядели, то это просто вам повезло…
