— Так что же, — задохнулся я, — ты хочешь сказать, что мы с тобой внутри Струны?
— Вот, ты ведь всё понимаешь, — кивнул он. — Все вы думаете, что она исполнена тайн, а на самом деле она пустая и темная. И нет в ней ни добра, ни зла — вы сами это придумали. И сила ее — вовсе не ее сила.
— Тогда ответь: зачем я здесь?
— Думаешь, я знаю? — мальчишка понуро опустил взгляд. — Этого никто не знает, даже она. Только ты сам.
Мне сразу стало холодно, как и в ту ночь, на Лунном поле.
— Хорошо, а что я могу сделать для тебя? Как тебя освободить? Привести сюда Флейтиста?
— Я же говорю, — вздохнул мальчик, — ему сюда дороги нет. Но уже скоро… Ты, наверное, сможешь, — он одарил меня скептическим взглядом. — Если успеешь. И если тебе помогут.
Я опять ничего не понял, но почувствовал — это уже неважно. Не для понимания я сюда пришел… или был приведен… для чего-то другого.
— Вот, — мальчишка протянул мне флейту. — Возьми и сыграй, пожалуйста.
— Да ты чего! — опешил я. — Сроду на флейте не играл, не умею совершенно. Понятия не имею, как это делается.
— Нет, ты должен сыграть, — упрямо повторил он. — Ты не поймешь, поэтому просто поверь: это очень важно. Без этого ничего не получится.
Можно ли отказать страдающему ребенку?
— Ладно, — неожиданно для самого себя я взъерошил ему волосы и принял из мальчишеских рук флейту. Едва ли не с локоть длиной, из темно-коричневой древесины, отполированная до зеркальной гладкости… Ну не умею я на ней играть. Куда дуть-то? Вот в эту дырочку? А эти отверстия перебирать пальцами?
Я набрал столько воздуху, сколько смог — и резко дунул. Так в полузабытом детстве мы стреляли жеваной промокашкой из трубочек. Лучше всего годились полые стебли лопуха…
Звук пришел сразу — точно весь окружающий воздух был полон им и ждал лишь команды, чтобы из тайного стать явным. Так от одной маленькой искры вспыхивает рассыпанный порох, так от одного слова срывается горная лавина.
Описать этот звук было попросту нельзя — он отличался от всей слышанной ранее музыки как настоящий «боинг» от пластмассовой модельки. Звук вобрал в себя все, растворил и стены, и ступени, и нас с мальчишкой. Он был всем, а мы были в нем.
И точно судорога поразила пыльное пространство, оно разорвалось по всем своим бесчисленным измерениям, осыпалось само в себя. И последнее, что я запомнил прежде чем меня засосало в черную воронку — это глаза мальчишки. Чего в них было больше, ужаса или радости, я так и не понял. Да и не в понимании дело — меня позвали сюда для другого. И теперь, падая в пустоту, я знал, для чего.
Все в мире повторяется. И хотя в одну реку не войти дважды, но в очень похожую — запросто. Вновь начинался день, и вновь я обнаружил себя на диване. Разница лишь в том, что этот не в пример удобнее. Здешний диван вполне мог бы служить двуспальной кроватью. А то и трехспальной.
Где-то рядом слышался дробный стук клавиш. Я повернул голову и увидел спину Мауса, склонившегося над своей любимой «кибернетической системой». За широкими окнами разгорался рассвет. Город лежал внизу, утыканный крошечными светлячками фонарей, а где-то далеко на востоке, за Кремлем, Садовым Кольцом и бесконечными трубами небо уже зажглось какой-то неестественно-чистой бирюзой.
Вторые сутки войны… если это и впрямь война.
Я поднялся и подошел к Маусу. Тот сосредоточенно копался в сетевых дебрях. Рядом с компьютером громоздилась полупустая бутылка от «Кока-колы».
— Ну как, шеф, проснулись?
— Как видишь. А что Максим Павлович?
— Спит там у себя на диванчике, — ловким движением вбив какой-то сетевой адрес, отозвался Маус. — Под сенью родных моделек.
— Ясно, — ответил я. — Что нового?
— Ничего. На Сходне обнаружили еще одну машину. Теперь целая троица. Все «приструнены» по полной программе.
— А что в Сети треплются?
— В Сети? — присвистнул он. — В Сети, шеф, уже давным-давно как раз просто треплются. Ничего путного вы там не отыщите. Болтают о вселенском заговоре жидо-масонского оркестра бешеных гитаристов. Вас это удивляет? Кстати, а вы на гитаре играете?
— Весьма посредственно, — я пожал плечами. — На трех аккордах.
— Ничего, еще научитесь, — утешил Маус. — Если оно вообще вам надо.
Я посмотрел на часы. Димка, наверное, еще спит. А если режется в игры? Надо б напомнить ему о существовании слова «режим». Правда, если он все же спит… «Больной, проснитесь! Доктор велел передать, что Вам нужно хорошо выспаться перед ампутацией…» А, ладно!
Кнопки «мыльницы» податливо запрыгали.
— Милиция молчит, обвиняя во всем мафиозные группировки, избравшие сей новомодный метод для решения возникших между ними разногласий, — прочитал Маус. — Тем не менее, слухи о существовании глубоко законспирированной организации под названием «Струна» продолжают будоражить столичные умы. Многим идея возникновения подобного экстремистского консорциума кажется фантастической в силу тех бесчисленных легенд, которыми ныне окружено имя «Струны». Но в то же время, если отбросить мистику, придется признать: «Струна» есть и деться от этого некуда.
— Алло, — донесся из трубки удивительно бодрый голос.
— Димка, ты что, не спишь? — спросил я.
— Ну… да. Я тут на компе в HMM четвертый зажигаю.
Я с трудом удержался, чтобы подавить в себе педагога. Шесть утра… спать пора…
— Ты как там? — сухо спросил я. — Держишься? Не оголодал?
— Да нет, — удивленно отозвался Димка. — Еще яйца остались, и сыр, и полбатона. Все нормально, Константин Антонович. А что?
— Ничего, — отозвался я. — Просто проверка.
— У меня все нормально. Я тут сижу, жду, когда вы вернетесь… — он запнулся, потом продолжил. — А у вас как дела?
— Все тихо-мирно. Ты там, главное, никуда не ходи. Даже мусор выносить не надо. Если что, сразу звони. Понял? Вот тебе в дверь постучат, скажут, что от меня, так ты сначала мне позвони, а потом открывай.
— Понял, не дурак, — кислым тоном ответил Димка. — Все понял.
— Ну, вот и хорошо. И все-таки поспи, хоть немного. Никакая НММ не стоит здоровья. Давай! Я на связи.
— ОК, до свидания.
— Пока.
Я выключил «мыльницу» и опять повернулся к Маусу. Тот оторвался от компьютера и грустно глядел на меня. Мне показалось, что он очень устал и нет никакого смысла от его бдений за монитором..
Зачем Лена вообще придумала ему это странное дежурство? Будто Максиму Павловичу может срочно потребоваться специалист такого уровня. Зачем? По Сети лазить? Глупо. Может, у «Струны» есть какой-то резервный канал связи? Тайная сеть? Значит, Лена полагает, что «мыльницы» не надежны? И кто может перехватить сообщение? Бандиты? Или кто-то пострашнее? Кто-то, кто крутится среди нас — и при том не боится Восхождения?
