Что ж, хоть и неприятно расстраивать старого знакомого, а придётся. По крайней мере, уж Лёшка-то ему врать не станет.
Но это – потом, на днях. Если вообще глюки будут продолжаться. Может, и само пройдёт. Должно же подействовать причастие! Непременно должно!
6.
– Дмитрий Александрович! Можно вас на минуточку?
Она постучалась в кабинет, едва лишь раздался звонок с пятого урока и шумная орда шестиклассников выкатилась в коридор.
Дмитрий её не узнал. Видел, возможно, на родительских собраниях, два-три раза в год – но не отложилось в памяти. Сейчас он всматривался в бледное, обтянутое сухой кожей лицо, в набрякшие веки – но так и не мог сообразить.
– Я мама Люды Беляевой, из девятого "А", – облегчила она ему муки опознания.
– Здравствуйте, Ирина Сергеевна! – имя, в отличие от внешности, вспомнилось сразу. – Пожалуйста, присаживайтесь. Чем я могу помочь?
Женщина молча опустилась на стул, сцепила пальцы. И Дмитрий вдруг понял, что ничего хорошего не услышит.
– Ох, я даже не знаю, – слова, похоже, давались ей с трудом. То ли Ирине Сергеевне было сейчас больно, то ли она наглоталась успокоительных таблеток. – Тут такое случилось… Люды ведь сегодня не было в школе, да?
– Ну… – замялся Дмитрий. – Откровенно говоря, я не в курсе. Сегодня у меня в девятых уроков нет, я к ним не заглядывал.
Она понурилась, будто дожидалась радостной вести – но так и не дождалась.
– Пропала Люда, – поведала наконец женщина. – В субботу вечером пошла к подружке на день рождения… к подружке по старой школе, Наташе Волковой. И не вернулась.
Дмитрий почувствовал, как что-то скользкое и холодное коснулось желудка. Ничего себе дела! Люда Беляева, старательная хорошистка-брюнеточка, пришла в гимназию в позапрошлом году. Мама – библиотекарь в каком-то вузе, отца нет. Дочка же – девочка тихая, но не забитая, просто флегматик по натуре. Отличалась успехами в хоре, посещала факультатив по художественной вышивке…
– А что говорит подруга? – спросил он, стараясь скрыть напряжение в голосе.
– Говорит, всё хорошо там было, веселились… танцевали, музыку крутили. А потом, уже после одиннадцати, когда расходиться стали, оказалось, её нет. Один мальчик, из той же школы, её как раз проводить хотел – ну и вот…
– И никто ничего не видел, не знает?
– Ну, – задумалась Ирина Сергеевна, – я не успела ещё всех порасспросить. Только Наташу, Лену и этого мальчика, Костю. Там же человек двадцать было.
– А далеко от той девочки до вашего дома?
– Да не слишком. Или три остановки на одиннадцатом трамвае, или минут двадцать пешком. Наташа на Преображенке живёт, возле кинотеатра Моссовета.
– В милицию вы обратились? – задал Дмитрий неприятный, но необходимый вопрос. Про больницы и морги спрашивать не стал – и так ясно, что по нулям.
– Конечно! Ещё вчера. – Лицо её дернулось. – И они меня обхамили! Сказали, что заявление примем, положено, а на особую активность не рассчитывайте. И что таких девочек, которые от мамы с папой погулять вышли – пруд пруди. А потом приходят… с букетом венерических болезней. Лучше воспитывать надо было, сказали. Там один такой капитан был толстомордый…
Она не выдержала, уткнулась лицом в ладони, зарыдала. Дмитрий поднялся, поплотнее прикрыл входную дверь и затем уж осторожно коснулся её плеча.
– Не надо, Ирина Сергеевна, нельзя сейчас. Держитесь. Идиотов всяких полным-полно, стоит ли обращать внимание на гадости? Скорее всего, ничего страшного и не случилось, разные ведь бывают обстоятельства. Милиция милицией, а надо попробовать и самостоятельно разобраться.
Он говорил эти обязательные, но пустые слова – ритуальные фразы. Вот так же утром и отец Георгий успокаивал его… тот хоть не кривил душой. А тут… «Ничего страшного не случилось». Случилось страшное. Сам не понимая, отчего, он это знал. Столь же непреложно, как теорему синусов.
– Вот я и пришла, – справившись с собой, сказала женщина. – Я ведь что хотела – может, вы поговорите с девочками из класса? Ну, мало ли? Вдруг она у кого-то из них? Может, на что-нибудь обиделась, ушла? Вы ж понимаете, такой трудный возраст. Может, она кому сказала чего, где её искать?
– Это мысль, – обнадёжил несчастную мать Дмитрий, вновь ловя себя на фальши. – Я обязательно обзвоню сегодня девчонок. Что же касается милиции… Наверное, надо поискать какие-то знакомства в этих структурах… ну, чтобы воздействовать на местное отделение… чтобы по крайней мере выполняли свои прямые обязанности. Кажется, даже в нашем классе кто-то из родителей имеет отношение к прокуратуре… я позвоню. Должны помочь, нормальные люди ведь… И конечно, мы все будем молиться. Вы уже говорили с Мариной Павловной?
– Нет… – всхлипнула Ирина Сергеевна. – Я вчера батюшке нашему сказала, а сегодня сразу вам.
– Ладно, с директором я сам поговорю. А вам надо бы сейчас домой. В конце концов, кто-то непрерывно должен там сидеть на телефоне. Вечером я позвоню в любом случае. Вас проводить?
– Спасибо, не стоит. Спасибо вам!
Дмитрий долго сидел, уставившись в столешницу. Пусто было на душе. Пусто и гадко. Так всегда бывает, когда чувствуешь собственную беспомощность. Ну что он может, что? Про родителя из прокуратуры наплёл единственно с целью утешения. Да и толку? Просто быстрее открылась бы ужасная истина. Ведь если умная, воспитанная девчонка без всякой видимой причины пропадает – значит, дело плохо. Значит, какой-то криминал. Ушла вечером домой. Почему ушла? Почему тайно, никого не предупредив? Может, поссорилась с кем-то? Обиделась? А дети, ясное дело, темнят. Потом-то всё равно расколются, не маме так милиции, но поздно, поздно!
Значит, ушла одна, в расстроенных чувствах. По сторонам, небось, не смотрела. И что? Сбило машиной? Был бы труп. Или водитель, осмотревшись и не обнаружив рядом свидетелей, увёз куда-нибудь тело? Закопать за городом, в лесу – не найдут ведь никогда. Небось, на один «найденный и опознанный труп» из криминальной хроники приходится десяток неопознанных. Или ещё хуже… маньяк какой-нибудь, извращенец. Затащил, угрожая ножом… или даже не угрожая. Кажется, где-то писали, будто некоторые маньяки обладают гипнотической силой, и женщины идут за ними… как в романах про вампиров. Врут, наверное… Жёлтая пресса… стремящаяся к металлу жёлтого цвета… А вдруг? Или какие-нибудь обкурившиеся гопники…
Дмитрий резко встал, хрустнув суставами. Какое-то смутное беспокойство, неоформленная тревога проникли в душу. Казалось, что-то надо немедленно делать. А что?
Он повернулся к иконе – в гимназии образа висели в каждом классе – и широко перекрестился.
– Пресвятая Владычице, Матерь Божия, ну помоги! Спаси эту девочку, вырви её из беды. Оборони, защити! И маме её тоже помоги, укрепи её. И мне…
