— Это уж точно, — Петрушко вдруг обнаружил, что нуждается в носовом платке. Вот уж некстати так некстати! Просквозило, что ли, в Тонком Вихре?
— И посему не будем откладывать предстоящее нам совещание. Готов ли ты, кассар Вик-тору?
— Всегда готов, — стараясь не шмыгнуть носом, пробормотал Петрушко.
— Тогда мы уединимся с тобой для тайной беседы, — кивнул государь и с видимым удовольствием сошел с трона. Вблизи выяснилось, что ростом он даже слегка и пониже Виктора Михайловича, но жилист и строен.
— Пройдем же вон в ту дверь, — продолжал государь, деликатно тронув Петрушко за плечо.
— Слушай, выпить хочешь? — государь не дожидаясь ответа извлек из вместительного сундука большую серебряную флягу. — Тебе сейчас полезно, у тебя из носу течет.
Айлва на стуле явно отличался от себя же на троне. Сбросив тяжелую мантию, он оказался в легкой, тонкого материала куртке и широких, как у запорожцев, шароварах. Сейчас ничто не выдавало в нем монаршего достоинства. Скорее он напоминал уменьшенного раза в полтора Семецкого на каком-нибудь совместном выезде на природу. Наверное, еще и шашлычка предложит.
— Закусить не предлагаю, для лечения оно так должно идти. Предупреждаю — крепкая.
Петрушко приложился к горлышку. Крепкая… Ох, крепкая — это не то слово. Градусов шестьдесят все будут! Он едва не поперхнулся. Неужели здесь умеют гнать спирт?
— Ключница делала? — не удержался он.
— Обижаешь, кассар, — хмыкнул государь Айлва. — Я такое ключнице не доверю. Сам все, своими руками. Настаивается на корках лиу-мзи-тмаанга, для аромата — сушенной лзи-мбау, выдержать год. Хочешь, научу?
— Научи, — согласился Петрушко, и посмотрел на государя искоса — как отнесется к переходу на «ты». Государь отнесся нормально. Он, похоже, и не заметил никакого перехода.
— Ну что, кассар, я тебе с собой «настоянки» дам, вечером сегодня выпьешь, завтра к утру уже все пройдет, сможешь скакать.
— Кстати, а почему ты называешь меня кассаром? — Петрушко неловко улыбнулся. — Я-то какое отношение имею?
— Кассар — это благородный человек, — серьезно разъяснил государь. — Блистающий своим внутренним светом. А благородному достоинству соответствует чин. Ты у себя командуешь Стражей — значит, кассар. Какие еще могут быть вопросы?
— Ну, во-первых, не командую, — возразил Петрушко. — Руковожу отделом, надо мной — начальник Управления, над ним — директор Службы.
— Директор Службы — это будет уже дакассар, ла-мау, — усмехнулся государь. — Все просто. Нет, ты постой, ты не объясняй мне, что у вас все не так, я и сам знаю, мне Алам рассказывал. Но надо же на что-то привычное опираться. Иначе как вообще разговаривать? Так что ты будешь кассар, этот ваш Ген-Нау — маг, Виаз-нику — воевода. Годится?
— Вполне, — сказал Петрушко. Ему нравился государев подход к делу. Без комплексов мужик.
— Давай повторим, — предложил Айлва. — Редко когда вот так просто с кем-то выпьешь. С тобой хорошо, ты чужой здесь, ты пришел и ты уйдешь, а с нашими — тут же интриги пойдут, придется вникать, играть, расклады всякие строить…
— А умеешь? — осторожно спросил Виктор Михайлович.
— Умею, — кивнул Айлва. — Кабы не умел — меня еще в младенчестве задушили бы. Желающих, знаешь, много. В основном, конечно, старший братец Айяру, но и тут разные люди есть, скользкие. Хочешь жить, умей крутиться, правильно? Но не думай, что мне все это нравится.
— Да, не позавидуешь. Тяжела шапка Мономаха…
— Это кто? — быстро спросил государь и тут же, сообразив, усмехнулся. — Все никак не привыкну, что у вас там все по-другому было. Казалось бы, такие же люди, а Круги — разные. У нас был такой мудрец в древности, Миару-Хьяоли, он учил, что когда-то был единый мир, а потом раскололся на множество отражений. Алам говорит, что о таком нельзя думать, что нам не постичь замысел Единого на сей счет, а значит, нечего и болтать. Но иногда поболтать хочется. Алам вообще великий праведник, он и этого, — Айлва указал на фляжку, — не одобряет. Ладно, давай к делу.
«К делу» означало по второй. Поочередно приложились к широкому горлышку фляги, поочередно вздрогнули. Петрушко не понимал, отчего тут нет стаканов. И вообще тут, в небольшой комнатке, имелись только две лавки да большой, грубо сколоченный стол. Ну, еще и сундук в углу. Окон вообще не было, все освещение — три воткнутых в медные кольца факела. И не ароматных, как в тронном зале, обычных, вонючих.
— Зато здесь тихо, — проследив его взгляд, сообщил Айлва. — И тут очень трудно подслушать, стены толщиной в два локтя. А подземного хода как раз нет, снизу не подберешься. Самое лучшее место для размышлений.
Петрушко подавился смешком. В их семье местом для размышлений называлось нечто иное. — Давай так, — предложил государь. — Ты мне сейчас расскажешь, как тебе видится дело, чего ты хочешь от меня и чего можешь сам. Потом обсудим, и тогда уже будем решать.
— Годится, — сказал Виктор Михайлович. — Я начну, что непонятно будет, переспрашивай. В общем, давай признаем за очевидное, что между нашими Кругами было, есть и, наверное, будет общение. Ваши маги умеют ходить к нам. Умеют ли наши — не знаю, пока мы не проследили. Пускай жизнь у нас с вами очень непохожая, культура отличается, традиции — но человеческая суть всюду одинакова. И там и сям есть алчные, есть жестокие, есть хитрые… Хорошие люди тоже попадаются… Так вот. Мне кажется, что лучше бы переходов не было. — Отчего же? — прищурился Айлва, лаская в ладонях заветную фляжку.
— Сам посуди, страдает безопасность государства. Любого. Какой-нибудь олларский маг ограбит твою казну и сбежит к нам, и хрен его твои люди достанут. А у нас он обратит украденное в деньги и совершит немало зла. Причем у нас все очень сложно, у нас его и не распознаешь, а и распознав, ничего не сможешь сделать. Дальше — представь, наших преступников такой маг за деньги переправит к вам. Нужен тебе такой подарок? А переход-то двусторонний, страдают ни в чем не повинные люди-партнеры. В чужом мире оказаться — чего хорошего? Одно дело как мы с этим вашим молодым человеком, а другое, когда тебя не спросясь выдернут из привычной жизни и швырнут… непонятно куда. Такие люди, оказавшиеся в чужой среде, могут быть и опасны для порядка. И потом, есть у нас страшная беда — дурманные зелья, по-нашему говоря, наркотические вещества. Сколько народу от этого гибнет… Подумай, тебе понравится, если из нашего Железного Круга это к вам потащат? Или от вас к нам. Тоже ведь наверняка у вас свой дурман имеется. Наживаться будут деляги, страдать — бедолаги, а расхлебывать — тебе. Короче, государь, выгоднее всего эти переходы между мирами разбойникам. И нашим, и, наверное, вашим.
— Да, — кивнул Айлва. — Долг государя — казнить разбойников. Но лучше их вообще не заводить, согласен.
— Но все на самом деле еще хуже, — продолжал Петрушко. — Ладно разбойники, а что будет, если у нас имеющие государственную власть узнают о вашем мире, узнают, что туда можно попасть? Найдутся ведь и охотники повоевать. У нас, понимаешь, оружие очень мощное, вам такого и не снилось. Да, тхаранский маг говорил мне, что оно перестанет здесь действовать. Но ведь правители в это поначалу не поверят. Пока не убедятся — сколько крови с обеих сторон прольется. Тебе это надо? Вот, мне тоже не надо. И еще — что будет, если к вам попадут идеи из нашего мира? Идеи могут быть пострашнее сабель. А идеи у нас водятся всякие, есть и очень страшные, из-за этих идей у нас миллионы полегли. Теперь представь, это попадает к вам, в совсем иную обстановку. Вы окажетесь совсем незащищенными. Вот сейчас вы уверовали в Единого, раньше верили различным идолам, но это во всяком случае было понятно, вы к этому привыкли. А представь, среди вас пойдет гулять идея о том, что нет никаких богов вообще, что после смерти — пустота, и главное — успеть урвать от жизни все. Да ведь тут развалится любая держава, согласен? А если и удастся остановить, так подумай, какой кровью. Кровь же, пролитая ради укрепления государства, со временем начинает разъедать его, как ржавчина губит железо. И в итоге все кончается еще большей кровью. Значит, самое разумное — это жить каждому Кругу по-своему.
