– Языки режут?
– Я смотрю, Андрюшка, у тебя внутри многовато зверолюдства, – заметил Буня. – Всегда тебе всякие ужасы представляются. Но знаешь, ты почти прав. В старину действительно резали. И в Элладе, и даже у нас, при князе Путяте. Но вот уже четыреста пятьдесят лет как Ученый Сыск действует иначе.
– И как же?
– Применяют научные достижения. Наука – она же не стоит на месте. И, чтоб ты знал, делится на основную и прикладную. Основная изучает законы Равновесия, прикладная – тайны природы. Этими же тайнами и волхвы занимаются, но у них свои способы… Правда, вот уже лет двести как прикладники с волхвами сотрудничают… А все это я зачем говорю? Просто чтоб ты понимал: человек, который должен замолчать, – замолчит. Я же не ученый, я не знаю, как они этого добиваются. Снадобья, заклинания, разные хитрые устройства… Все это держится в тайне. Но вот вышел такой бедолага из ворот Тайного Сыска – и никогда больше не сможет говорить. И писать не сможет. Язык в порядке, пальцы здоровые – хоть дрова руби, хоть по шелку вышивай… а ни буквы не напишешь… и ни слова не скажешь. Помнишь, мы говорили о страхе? Я тебе еще сказал, что не в Уголовном Приказе настоящий страх бывает…
Я поверил ему. Ну как было не поверить, если я дважды сталкивался с местной магией. Первый – это когда лекарь Олег изготовил мне «лингвистический коктейль». Фиг его знает, как это питье действовало, но ведь результат налицо! Вернее, на языке. Теперь-то я мог оценить себя трезво. Ну какой такой филологический дар?! С моей-то вымученной четверкой по английскому? Да я бы эту словенскую речь минимум полгода учился понимать, а еще полгода – кое-как самому балакать.
А второй – это уже здесь. Это снятие «кольца безвластья», уродского железного браслета. Буня меня избавил от украшения в первую же неделю.
– Ну, попробуем, – сказал он в тот вечер. Снаружи, за закрытыми ставнями, ярилась метель, выла сотней истерических голосов. А тут у нас, в горнице, горели свет-факелы, потрескивали дрова в печке, на длинном столе громоздилась посуда – только что поужинали и еще не мыли.
Было людно – Бунины «ночные» вернулись из своего дневного дозора, а операций под покровом мрака на сегодня не планировалось. Один только Гриня отъехал в дальнюю деревню получать долю с зажиточного смерда, по разрядным книгам записанного малоимущим. «Ну конечно, – улыбался в бороду Буня, – ему сколько ни дай имущества, все будет мало. Так что в каком-то смысле этот Кирюха Большой прав. Ну и мы правы, мы уравниваем вымысел и правду жизни».
Философ он, Буня. Философ.
Остальные были все. Одиннадцать человек, включая рябого Костю, который махнул на все рукой и отправился на боковую. Костя любил поспать.
Остальные развлекались. Толик, как выяснилось, не слишком отвратно умел бренчать на гуслях – и где только понахватался при его-то биографии? Валуй под рокот струн пел какую-то заунывную народную песню. Фальшивил, это чувствовалось. В углу Филька со Славкой резались в перебой. Какая-то жуткая помесь домино и игры в кости. Прочий же народ не знал, чем себя занять. Общаться с Буней на философские темы? Они старика уважали, слушались беспрекословно – но их чисто конкретные мозги отталкивали всякую заумь. Да и Буне вряд ли интересно было в тысячный раз слушать рассказы про пышнотелых деревенских девок, про урода-старосту в Нижних Брызгунах, про вечный недолив темного меда в Артемкином заведении…
– Садись сюда, – велел вождь и учитель. – Вот так, поближе к печке. Рубаху снимай, руку вытяни. Да не держи на весу, обопри вот о чурбак хотя бы.
– Больно будет? – на всякий случай спросил я.
– Не думаю, – задумчиво сказал Буня. – Сюда бы, конечно, волхва надо… и есть у меня волхвы, кое-чем обязанные. Но не хочу тебя лишний раз светить, да и дело такое, что и сами, думаю, потянем.
– При чем тут волхв?
– А при том, – объяснил Буня, – что холопские браслеты замыкаются и размыкаются колдовским словом. Каждый холоп по закону должен с таким браслетом ходить. Мера предосторожности, – усмехнулся он, – и довольно глупая. Если уж холоп сбегает, то за вольного выдавать себя не будет. Он к «ночным» пойдет, больше-то некуда. Ну а среди нас и так нет ни холопов, ни бояр.
Да, конечно. Тут полное равенство. Не считая того, что есть вожак, ворон – его слово закон для всех, есть придельные – то есть при делах, опытные «ночные», которых вожак посылает на самые важные дела, но и доля им из общака идет соответственная. А есть подхватные – мелочь, «шестерки», которым надо еще выслужить право на самостоятельность. Вот Толик, например, подхватный, и Валуй тоже, а Гриня и Костя – придельные. В Буниной шайке, насколько я понял по рассказам Толика, это деление не так заметно, как у других, с кем парню довелось погулять. Но тоже есть, никуда не денешься. Буня демократии не допускает. У него монархия хоть и просвещенная, но абсолютней некуда.
– Ты что же, умеешь колдовать? – я готов был допустить даже это, уж больно многими талантами блистал этот седой ворон.
– Нет, конечно, – пожал он плечами. – Но вот смотри, есть замки, да?
– Ну есть, – признал я очевидное.
– А кроме замков, есть три вида людей. Есть те, кто замки делает. Кузнецы-умельцы. Есть те, кто замки открывает ключами, – обычные люди.
– Пользователи, – невольно улыбнулся я.
– А? Хорошее слово, запомню. Так вот, есть еще и третьи – умельцы из наших, из «ночных». Которые откроют тебе гнутой проволокой любой замок. Но вот сделать замок – это не по их части. Понял? Я не волхв, Андрюшка. Я взломщик, и, честно тебе признаюсь, не из лучших. Так, по мелочи кое-чего понахватался…
Из меня чуть было не вырвалось выражение «ламер», но я вовремя прикусил язык. Буня, с его интересом к словам, сейчас же захватил бы наживку… только вот пойман оказался бы я сам.
– И как ты будешь открывать?
– Увидишь. Держи руку спокойно, не напрягай. Глаза можешь не жмурить, но лучше будет, если не станешь зыркать туда-сюда. Браслет твой не просто так нацеплен, правильный ключ к нему связан с тем, кто носит. С пользователем, – усмехнулся он.
Ну да, чего уж не понять. Привязка софта к «железу»… вернее, тут уж к мясу…
– Сейчас ничего не говори, – предупредил Буня. – И вы тоже заткнулись! Обеспечьте мне тишину. Толик, детка, тебя это касается в первую очередь.
И воцарилась тишина. Буня опустился передо мной на корточки, обхватил обеими ладонями кольцо и начал очень медленно сжимать его. Сперва молча, а потом тихо и низко запел.
Ни единого слова я не понял. Слова вообще нельзя было вычленить в этом тягучем, заунывном потоке звуков. Песня строилась на басах, таких низких, что еще чуть-чуть – и сползет в инфразвук. У меня от этого пения зашевелились волосы и заныли передние зубы.
Потом Буня резко раздвинул ладони. Покрутил головой.
– Не сработало, – сказал он своим обычным голосом. – Не волнуйся, все хорошо. Я и не надеялся, что подойдет обычный ключ. Видишь ли, когда холопу надевают кольцо, то чаще всего это делает городской волхв. А им, конечно, лень возиться с каждым по-особенному. К тому же если закрыть холопа на особый ключ, то и открыть его сможет только тот самый кудесник. А представь, если холопа надо освободить или там рука отчего-то воспалилась, надо снимать для лечения – а волхва уже нет? Перекинулся в другой шарик. Вот и договорились насчет общего ключа. Да вот, видишь, с тобой иначе. Ты у нас – штучный товар… Ладно, будем пробовать.
