Книга Луденские бесы, страница 66. Автор книги Олдос Хаксли

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Луденские бесы»

Cтраница 66

Когда, действуя по побуждению одной из этих двух душ, я пытаюсь сотворить крестное знамение у моих уст, другая душа отталкивает мою руку или же больно кусает палец. В то же время я обнаружил, что молитва звучит искреннее и проникновеннее в самый разгар припадка, когда мое тело катается по земле, и служители церкви разговаривают со мной, будто с дьяволом. Не могу передать тебе то наслаждение, которое я испытываю, превращаясь в дьявола, причем вовсе не из-за мятежа против Господа, а из-за того ничтожества, в которое ввергает меня моя греховность…

Когда другие одержимые видят меня в таком состоянии, приятно слышать, как они торжествуют, как ликуют сидящие в них бесы! „Врач, исцелись сам! Поди-ка произнеси проповедь! Вы только посмотрите, во что превратился этот проповедник!“… Истинная милость явлена мне: я на собственном опыте вижу, из какого низменного состояния поднимает меня Иисус Христос, я сполна могу оценить величие Его искупительной жертвы, причем не на веру, не понаслышке, а через собственные переживания!..

Вот в каком положении я теперь пребываю почти каждый день. Все спорят из-за меня. Действительно ли я одержим? Возможно ли, чтобы духовная особа оказалась в моем состоянии? Некоторые говорят, что Господь покарал меня за мои фантазии, другие твердят что-то другое. Я же храню душевный мир и не пытаюсь изменить свою судьбу, ибо я твердо убежден: нет ничего лучшего, чем довести себя до последней крайности…»

(В писаниях поздних лет Сурен разворачивает эту тему подробнее. Он пишет, что во многих случаях Господь использует одержимость в качестве процесса очищения, предшествующего озарению. «Господь нередко по Своей безграничной милости позволяет дьяволу вторгнуться в души, которым предназначено подняться на высокий уровень святости». Дьяволы не могут покорять себе человеческую волю, не могут ввергать своих жертв в грех. Все святотатства, непристойности и богохульственные слова не пятнают душу одержимого. Наоборот, они могут принести пользу, потому что душа испытывает такое унижение, что страшится греха. Страдания, муки и унижения, которым демоны подвергают рассудок человека, — «это воск, сгорающий дотла и обнажающий самые глубины сердца». Сам Господь трудится над душой одержимого, и Его действия «так мощны, так вдохновляющи, так ослепительны, что душа, предавшаяся милости Всевышнего, делается необычайно прекрасной»).

Свое письмо отцу д'Аттиши Сурен заканчивает просьбой хранить это признание втайне. «Кроме моего исповедника и начальников ты — единственный человек, кому я доверяюсь». К сожалению, Сурен доверился не тому, кому следовало. Отец д'Аттиши показывал письмо всем подряд. С этого послания было сделано множество копий, а несколько месяцев спустя письмо даже вышло отдельной книжкой. Сурен стал скандальной знаменитостью — вроде осужденных убийц или шестиногих телят.

Левиафан и Исакаарон не оставляли его в покос. Однако, невзирая на телесные и духовные страдания, Сурен не отступился от своей миссии — очистить и спасти сестру Иоанну. Если она бежала от своего экзорциста, Сурен следовал за ней. Когда он загонял ее в угол, она бросалась на него, но он не отступался. Опускался на колени у ее ног, читал молитвы. Иногда садился рядом с ней и, преодолевая сопротивление, излагал ей духовную доктрину отца Лальмана. «Внутреннее совершенство, кротость перед Святым Духом, очищение сердца, подчинение воли Господу…» Бесы, сидевшие в настоятельнице, выли и корчились, но Сурен продолжал, хотя ему тоже был слышен хохот Левиафана и похабные шутки Исакаарона, беса похоти.

Но Сурену приходилось воевать не только с демонами. Даже в периоды психического здоровья (а точнее, особенно в эти периоды) настоятельница не скрывала своей неприязни к иезуиту. Она не любила его, потому что боялась разоблачения. Ведь в периоды просветления Иоанна отлично понимала, кто она на самом деле: истеричка, лицедейка, нераскаявшаяся грешница. Сурен умолял ее быть с ним откровенной, а в ответ она завывала дьявольским голосом или же целомудренно говорила, что признаваться ей не в чем.

Отношения между пастырем и духовной дочерью осложнились тем, что на пасхальной неделе сестра Иоанна вдруг почувствовала «сильнейшую и порочнейшую привязанность» к тому самому мужчине, которого так боялась и ненавидела. Она не могла заставить себя признаться в этом грехе. В конце концов сам Сурен, после трехчасовой молитвы перед Святыми Дарами, первым заговорил о «дьявольских соблазнах», которые его одолевают. Сестра Иоанна пишет: «Невозможно и передать, как поразило меня это признание». Час был поздний, и монах вскоре удалился, а настоятельница все не могла прийти в себя. Наконец она решила, что пришло время не только изменить линию поведения по отношению к Сурену, но и вообще весь свой образ жизни. Решение это было принято лишь ее сознанием, а демоны, поселившиеся в ее подсознании, рассудили иначе.

Когда Иоанна пыталась читать, слова не проникали в ее рассудок. Когда она пробовала думать о Боге, у нее начинались мучительные головные боли, а также «странные приступы слабости». Сурен знал только одно средство: созерцательная молитва. Иоанна согласилась, хотя дьяволы разъярились еще пуще. При одном упоминании о внутреннем совершенстве они повергали тело Иоанны в судороги.

Сурен клал ее на стол, крепко привязывал веревками, чтобы она не причинила себе вреда. Сам опускался на колени и шептал ей на ухо о благе медитации. «Главной моей темой было обращение сердца к Господу, всецелое повиновение Его воле. Я разделил свою речь на три части, и каждую изложил матери-настоятельнице самым простым и доступным образом».

Этот обряд повторялся изо дня в день. Настоятельница лежала связанная, словно перед хирургической операцией, и надеялась только на милость Божью. Она корчилась, кричала, но монах не прекращал своих нашептываний. Иногда Левиафан перекидывался с монахини на экзорциста, и тогда отец Сурен вдруг утрачивал дар речи. Тут настоятельница начинала покатываться от сатанинского хохота. Но потом молитвы возобновлялись — с того самого места, где были прерваны.

Если дьяволы слишком уж неистовствовали, Сурен доставал серебряную шкатулку, в которой лежала освященная просфора, и прикладывал ее к сердцу или лбу настоятельницы. После судорог «она преисполнялась великой веры, а я нашептывал ей на ухо то, что подсказывал мне Господь. Она слушала меня очень внимательно и погружалась в глубокие раздумья. Воздействие этих слов на ее сердце было так велико… что слезы выступали у нее на глазах».

Произошло преображение, однако явно истерического толка, построенное на театральности и игре фантазий. Восемью годами ранее, еще будучи юной монахиней, сестра Иоанна добилась расположения тогдашней настоятельницы, изображая из себя вторую святую Терезу. Правда, ни на кого, кроме старой аббатисы, это лицедейство впечатления не произвело. Затем Иоанна сама стала настоятельницей, получила власть над обителью и утратила интерес к мистицизму. Потом началось ее внезапное эротическое помешательство на Урбене Грандье. Невроз усугублялся все больше и больше. Каноник Миньон заговорил о бесах, стал читать экзорцистские молитвы, одолжил Иоанне книгу о процессе над колдуном Жоффриди. Настоятельница прочитала это произведение и вообразила себя этакой королевой беснующихся урсулинок. Отличаясь непомерным честолюбием, она хотела перещеголять своих подопечных во всем — в кощунствах, в непристойности, в акробатических фокусах. Сама она отлично понимала, что «все изъяны ее души проистекают из ее натуры» и «что она сама повинна во всех своих злосчастьях, а вовсе не какие-то внешние причины». Под воздействием Миньона «изъяны души» Иоанны переродились в семь бесов, что вселились в ее тело. Бесы зажили своей собственной, независимой жизнью и подчинили себе монахиню. Чтобы избавиться от них, надо было прежде преодолеть свои дурные привычки и порочные устремления. Новый наставник твердил Иоанне, что она должна молиться, должна открывать душу Божественному свету. Рвение Сурена было заразительным. Растроганная искренностью монаха, Иоанна, кроме того, угадывала за его увлеченностью истинную веру. Сурен знал, о чем он говорит, и Иоанне тоже захотелось приблизиться к Господу. Но сделать это она предпочитала каким-нибудь живописным образом, и желательно на глазах у публики. Прежде она была королевой одержимых урсулинок, теперь же она станет святой. Или, во всяком случае, все станут воспринимать ее как святую, ее канонизируют еще при жизни, она научится делать чудеса…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация