– Опять знаменитая Скала смерти.
– Самый надежный и проверенный вариант сокрытия улик.
– Мне очень жаль, майор.
– Не буду вам докучать. Отдыхайте. Увидимся на выставке, уверен в ее успехе.
– Я тоже.
Лилия закрыла за Кулешовым дверь.
Спать ей больше не хотелось. Мало того что сыскари сидят у нее на хвосте, так еще какая-то группировка… Если они Петракова достали, то им и ее на дно ущелья отправить недолго. Слишком горячо ходить по раскаленным углям. Лучше остаться нищей, но живой, чем стать богатой и погибнуть. С собой в могилу ничего не унесешь.
Лилия всмотрелась в свое отражение в зеркале.
– Да пошли вы все… Кто не рискует, тот не пьет шампанского! – сказала она, отправилась к бару и достала бутылку.
20
День двенадцатый
Машину вела Олеся. Толчея начиналась за квартал до выставочного зала. Репортеры щелкали затворами фотоаппаратов, мелькали вспышки. Милиция едва сдерживала толпу зевак и любителей современной живописи.
В шикарном вишневом платье, вся в бриллиантах из машины вышла знаменитая художница Ксения Чебрец. Ее сопровождала дочь, более скромно одетая, но со своим неповторимым шармом. Маленький Голливуд с ковровой дорожкой. У Лилии разгорелись щеки. Такого фурора она не ждала. Сейчас она понимала, что чувствуют суперзвезды и как тяжело падать с такого олимпа. Вот она слава!
Они вошли в гигантский зал, он уже был полон. Официанты в белых сюртуках с золотыми погонами разносили бокалы с шампанским.
– Боже мой, что творится! – восхитилась Олеся.
– Именно такого фурора ты ждала от возвращения Ксении Чебрец. Радуйся. Ты своего добилась.
Художницу и дочь тут же обступили со всех сторон. Краем глаза Лилия заметила Огородникова. Игорь скромно стоял в сторонке и с умилением наблюдал за происходящим. Виновница торжества принимала поздравления. Бесконечное количество цветов складывалось на столах у входа. Уединиться не удавалось, все время кто-то находился рядом – говорили приятные слова, восторгались, лебезили, просили автограф.
Но вот ажиотаж начал сходить на нет. Гости поняли, что хозяйке пора переходить к деловой части. Лиля села в высокое готическое кресло под своим портретом. Дочь стояла рядом, а в кресле напротив то и дело стали меняться люди. Элегантного типа Лиля узнала, его фотографию она видела во французской газете.
– Рада видеть вас, месье Лотнер. Отличная реакция. Работаете на опережение?
– Мамочка, я не знаю французского, говори по-русски, – нагнувшись, шепнула дочь.
Лиля не знала французского. Что за чушь. Странно! Она не думала, на каком языке заговорила.
– Мадам Ксения, у меня к вам предложение…
Он говорил по-французски, но она прекрасно понимала его.
– Секундочку, Роже, дочь – моя компаньонка. К сожалению, она нас не понимает, будем говорить по-русски.
– Извините, мадмуазель, за бестактность. Начну без предисловий, к вам уже выстроилась очередь. Выставка поразительна. Такие вернисажи надо устраивать в Париже и Лондоне, а не в Сибири. Готов купить любые три картины на ваш выбор и заплатить за каждую полтора миллиона английских фунтов сразу же. Это для начала.
– И через месяц продадите их на аукционе в два раза дороже? Если я не забыла, вы женаты на баронессе Мари. Она ведь потомок первой волны эмигрантов из России? Нравственные в те времена жили люди. Благодаря ее имени вы имеете такое влияние в определенных кругах?
– Я и сам многого добился, – смутился Лотнер.
– Вот об этом мы с вами завтра и поговорим в более спокойной обстановке.
– Спасибо за надежду.
– Мы нужны друг другу, Роже. Спасибо, что приехали.
Француз откланялся.
– Ты с ума сошла, мамуля. Он же предлагал фунты, а не доллары.
– Заплатит вдвое дороже. Завтра ты в этом убедишься. Не торопись. Тут половина покупателей из разных стран. Они в нас заинтересованы.
В кресло сел обаятельный мужчина лет сорока с ямочкой на подбородке. Рядом с ним встал майор Кулешов.
– Позвольте, Ксения Михайловна, представить вам старшего следователя по особоважным делам Вербицкого.
– Уже наслышана.
– Илья Алексеевич, – представился Вербицкий.
– Допрос на вернисаже? Оригинально, – рассмеялась Лилия.
Действительно смешно. Ни один фантаст не мог предположить, что первое знакомство сыщика и его жертвы произойдет в такой обстановке.
– Боже упаси. Я хотел высказать восхищение вашими работами. Особенно, меня поразил ваш портрет. Вы в том же платье, что и на портрете, и ожерелье то же. Недавно писали?
– В этом году.
– А почему глаза синие? У вас в жизни карие.
– Блажь художника. У моего отца были синие глаза. Возможно, вы о нем слышали, он был прокурором области. Михаил Петрович Лобанов.
– Я знал его лично и после университета проходил под его началом практику. Восторгаюсь вашим отцом.
– Его убили.
– Это не установлено следствием.
– И не могло быть установлено. Я невысокого мнения о вашей конторе.
– Вы проводили собственное расследование?
– Мне не дали этого сделать. Сейчас убийца отца уже мертв. Туда ему и дорога. Покопайтесь в своих архивах, уважаемый Илья Алексеевич. Тот, кто попал в жернова моего отца, тот и убил его. Но не будем о грустном. Я рада, что вы пришли.
– Мне сказали, что последние пять лет вы жили в Париже. Посольство Франции подтвердило, что вы имеете там недвижимость. Почему вернулись? И почему открыли выставку здесь, а не в другом месте?
– Ностальгия. Единственная болезнь, которой страдают только русские.
Следователь вежливо откланялся и ретировался.
– Ты чего молола, мамочка. Что ты можешь знать? – пробурчала Олеся.
– Я знаю больше, чем ты думаешь. Покопалась в архиве Регины. Ты же сама мне рассказала про чемодан в чулане.
– Вовремя. Теперь у этих хмырей не осталось сомнений в том, что ты Ксения Чебрец.
– Я так долго крутила в голове эту историю, что она превратилась во что-то абстрактное, наподобие этих картин. Меня слишком часто предавали, обманывали, я потеряла чувство реальности.
Она встала и прошлась по залу.
К Олесе подошел Лотнер.
– Повлияйте на свою мать, мадмуазель, и вы в накладе не останетесь.
– Конечно. Тем более что все картины принадлежат мне, месье Лотнер. Мама мне их подарила. Но последнее слово остается за ней. Не спорьте с ней, у вас слишком много конкурентов.
